Я могла только упасть на палубу и завыть, как по покойнику. Я лупила кулаками о доски и разорвала на себе хитон. Но Алкей все равно не появился.
Алкей высадил нас с Эзопом на Самосе. Глядя, как под голубеющим эгейским небом удаляется "Глаз Хора", унося все мои мечты и надежды, я понимала, что во второй раз потеряла главную любовь всей моей жизни. Если в первый раз разбивается сердце, то второй раз - это конец всего.
Зачем я навлекла на свою голову эту беду? Возможно, я боялась до конца отдаться Алкею, потому что бесконечно любила его. И расставание казалось таким же неизбежным, как смерть. Я разбила три сердца - Эзопа, мое и Алкея - и знала, что обречена всю оставшуюся жизнь сожалеть об этом.
Я вспомнила легенду острова Лефкас. В ней говорилось, что влюбленные, прыгавшие в море с Левкадийской скалы, либо преодолевали свою безнадежную страсть, либо разбивались насмерть. В любом случае они излечивались. Теперь я поняла, что всегда казалось мне таким безысходным.
И вот мы были вдвоем на Самосе - я и Эзоп, и оба безутешны. Эзоп хорошо знал Самос со времен своего рабства, но ненавидел это место, считая его жителей грубыми и скаредными. Он был мрачен после всего случившегося, полагая, что я отвергла его. Может быть, вы думаете, что теперь, когда Алкея не было с нами, Эзоп предъявил свои права на меня? Нет, мы оба пребывали в отчаянии. Что-то между нами было не так. Мы оба знали, что были скорее друзьями, а не любовниками, но мы запятнали нашу давнюю дружбу любовью без взаимности. Иногда, чтобы разойтись, сначала нужно сойтись. Неисповедимы тайны любви!
Почему ты можешь любить двух мужчин, но совершенно по-разному? Почему один находит отклик в твоей вере и философии, а другой - в твоем желании и вагине? Почему наша любовь может быть настолько разной? И почему мужчины не готовы согласиться с тем, что женщины такие же разные, как и они? Даже еще более разные. Это философствование принесло мне мало пользы.
Оно ничуть не облегчило боли. Мужчины были слепыми и недалекими, но я любила одного из них!
Мы с Эзопом некоторое время провели вместе, перебирая в уме прошлое и становясь все мрачнее и мрачнее.
Как-то вечером, заливая вином тоску в маленькой таверне на задворках Самоса, мы заметили группу лидийцев, смотревших на нас и ловивших каждое наше слово.
Наконец громадный седобородый человек с глазами цвета морской волны, окруженными бесчисленными морщинками, поднялся из-за стола и подошел к Эзопу.
- Ты сочинитель притч Эзоп? - спросил он.
- Почему ты спрашиваешь? - раздраженно пробормотал Эзоп.
Поднял взгляд, и лицо его расплылось в улыбке.
- Сиеннесий! - воскликнул он. - Мой дорогой старый друг!
Между ними завязался задушевный разговор о людях и событиях прошлого, о которых я ничего не знала. Оказалось, что Сиеннесий - философ и друг прежнего хозяина Эзопа.
- Я всегда знал, что ты станешь знаменитым! - сказал он Эзопу.
"А что насчет меня? - подумала я. - Я что - вообще никто?"
Сиеннесий явно меня не узнал, а Эзоп не стал устранять эту неловкость.
- Мы направляемся в Дельфы, - сказал Сиеннесий.
- Куда же еще?! - сварливо сказала я. - Если кто-то в этой части мира не знает, что ему делать, он непременно направляется в Дельфы.
- Кто это? - спросил у Эзопа лидиец, словно я сама не могла ответить.
- Знаменитая поэтесса Сапфо с Лесбоса, - сказал Эзоп.
Услышав это, волосатый, морщинистый Сиеннесий упал но колени, всплеснул руками и запел:
У меня есть дочка, как золотой цветок.
Я не возьму за нее все золото и серебро Алиатта!
- Я никогда не забуду, где впервые услышал эти слова, - сказал он. - Если ты и есть та богиня, что сочинила эту песню, - я твой раб, госпожа.
Должна признаться, это несколько смягчило мое сердце, хотя он и неточно меня процитировал.
- Спасибо, - просто ответила я.
А потом из моих глаз потекли так долго копившиеся слезы. Я вспомнила Клеиду, когда она была совсем маленькой, и рыдания сотрясли мое тело.
- Простите меня, - пробормотала я.
Эзоп обнял меня за плечи.
- Думаю, тебе пора возвращаться домой, - тихо сказал он.
И я знала, что он прав.
Тогда Эзоп отправился с лидийцами искать мудрости у Дельфийского оракула (снова эти шарады!), а я решила вернуться на мой родной остров, несмотря на то что приказ о моем изгнании, видимо, еще оставался в силе. Мы с Эзопом грустно попрощались, зная, что боги свели нас, чтобы мы учились мудрости друг у друга, но не стали спутниками на всю жизнь. Афродита утвердила свою власть надо мной на новый хитроумный манер.
"Будь ты проклята, Афродита", - думала я.
Я знала, как Хирон относится к Зевсу, как люди могут злиться на богов, но себя я смиряла перед Афродитой, зная, что она гораздо умнее меня. Ты победила, Афродита! Ты погубила мою жизнь! Ты поставила меня на край скалы!
ЗЕВС: И ты собираешься оставить это оскорбление без последствий?
АФРОДИТА: Конечно нет! Фаон уже ждет, чтобы еще раз посрамить ее.
А потом я тайно, не раскрывая, кто я, проникла на Лесбос. Я прокралась на мой родной остров, словно призрак.
Сначала я направилась в Эрес, а не в Митилену, надеясь как можно дольше оставаться неузнанной. Насколько мне было известно, приспешники Питтака были готовы отправить меня в царство Аида за то, что я осмелилась вернуться. Нет сомнения, я все еще оставалась приговоренной к казни. И все же у меня оттаяло сердце, когда я снова оказалась дома. Если мне было суждено погибнуть здесь - так тому и быть. Я достигла конца моего извилистого пути. Я чувствовала запах смерти, поджидавшей меня.
В маленьком городке, где я родилась, царила странная суета. Холмы были, как всегда, зеленые, оливки - серебряные, море сверкало, но люди казались подавленными, словно после вражеского нападения. Все будто ждали чего-то. Я спросила у лодочника, который привез меня на остров, в чем дело.
- Возлюбленная тирана умирает, - сказал он. - Клеида, любовница Питтака, при последнем издыхании.
Я каким-то образом чувствовала это. Возможно, предчувствие и влекло меня на Лесбос с такой же силой, как и тоска по дочери.
- Где она живет?
- Здесь, в Эресе… Знатная дама.
Он подвел лодку к дому моего деда - дом показался гораздо меньше и скромнее, чем я его помнила, - и я вошла во двор, заполненный плачущими людьми. У меня было такое чувство, будто я вернулась в царство мертвых. Все казалось смутным и нематериальным, словно я шла среди призраков.
Я закрыла лицо покрывалом - мне пока не хотелось быть узнанной.
Во дворе началась суматоха - стражники расталкивали людей, включая и меня, освобождая дорогу для крупного человека с отвислым животом и белой бородой в сопровождении золотоволосой молодой женщины.
Человек этот явно был состарившийся Питтак. Но кто эта молодая женщина?
Я попыталась протиснуться сквозь толпу, но меня понесло на волнах рыдающего человеческого моря. Два стражника остановили меня, больно ухватив за руки. Но мы уже были в комнате, где лежала умирающая женщина. И она узнала меня.
- Сапфо! - прошептала она. - Прости меня!
Седой мужчина и золотоволосая девушка отступили, удивленно глядя в мою сторону. Мужчина дал стражникам знак отпустить меня.
Я подбежала к постели матери и упала на колени. Лицо у нее было серое, глаза утратили прежний блеск. Дух смерти витал над нею.
- Прости меня, - снова сказала она. - Неужели это ты? Неужели я не сплю? Если это и в самом деле ты, то теперь я могу умереть. Боль так ужасна, что я хочу одного - уснуть. Сон стал единственным моим отдохновением.
Теперь я знала, что предчувствие близкой смерти матери было со мной уже на "Глазе Хора" посреди моря.
Мне столько всего хотелось рассказать ей! О том, как я встретила моего любимого отца в доме Аида. О том, как я жила с мифическими амазонками, которых она так почитала. О том, как я из-за Эзопа снова потеряла Алкея. О том, как я поняла, что женщина может любить двух мужчин. О том, что мать может жить своей судьбой и все же больше жизни любить своего ребенка. О том, что боги капризны и неуправляемы… Но я могла только обнять ее и плакать. Она тоже плакала.
- Прости меня, прости меня, - повторяла она снова и снова.
- Мне не за что тебя прощать, - сказала я. - Такова была воля богов… даже мое возвращение - их воля. За все отвечают боги - не мы.
Я не знаю, сколько прошло времени. Я все гладила и гладила ее, и понемногу от ее тела стал исходить тот запах, что я запомнила с детства, - аромат восточных духов. Прошли часы, дни и годы… или так мне казалось. Когда я подняла голову, то увидела, что челюсть моей матери отвисла, а с ее нижней губы на мою руку упала тонкая ниточка света. Что это - мое наследство? Глаза ее были открыты, но пусты. Она оставила меня сиротой, держа в своих объятиях.
Питтак и молодая женщина стояли совершенно неподвижно, глядя на меня. Что-то в глазах женщины напомнило мне те глаза, что сейчас закрылись. Неужели это возможно?
- Повесь меня, если считаешь нужным, - прошептала я Питтаку. - Но я хочу перед смертью увидеть дочь.
- Сапфо, я простил тебя и Алкея много месяцев назад, когда заболела твоя мать. А твоя дочь стоит перед тобой.
Прекрасная молодая женщина подошла и обняла меня. Я пила ее красоту жадными глазами, а потом, потеряв сознание, рухнула на пол.