22. "Глаз Хора"
Я есть Глаз Хора, посланец властелина.
Я есть он, который создал его имя.
Древняя египетская молитва
Прошло несколько дней, и в гавань острова кентавров пришел огромный египетский корабль с громадным глазом, нарисованным на борту. Поскольку у кентавров не было причалов, кораблю пришлось бросить якорь на глубоководье. Хирон подозрительно разглядывал корабль, полагая, что это еще одно наказание, наложенное Зевсом на любимцев Посейдона.
- Может, стоит затопить этот корабль, - сказал он Эзопу и мне - стоявшие кругом кентавры замерли в ожидании приказа.
- Он называется "Глаз Хора", - сказал Эзоп, который за время длительного пребывания в Египте научился читать иероглифы. - Это может быть добрый вестник. Для египтян этот глаз - символ Великой матери. А мы - люди - всего лишь слезы в ее глазу. Возможно, это искупление, которое вы ищете.
- Сомневаюсь, - заметил Хирон. - Зевс изобретал самые разные способы обманывать меня, и я прекрасно знаю, на какое коварство он способен. Я предлагаю затопить корабль.
- И остаться здесь с разлагающимися старейшинами, беспомощными и отрезанными от мира? Может быть, этот корабль увезет вас к лучшей доле?
- Ну хорошо, Эзоп. Я поручаю тебе вплавь добраться до корабля и поговорить с капитаном. Если ты вскоре не вернешься, мы будем знать, что это враги, и потопим корабль.
- Но я думал, вы не убиваете живых существ, - удивился Эзоп. - Неужели вы готовы так легко отказаться от собственной философии?
В этот момент рядом с египетским кораблем заплясала на волнах маленькая точка. Когда она приблизилась, мы увидели, что это лодка. На ней был золотой балдахин, сверкавший на солнце. Четыре мощных нубийца в белых одеяниях сидели на веслах. Под балдахином расположился человек, которого мы приняли за египетского аристократа. Но когда лодка подплыла поближе, стало видно, что у него золотистые волосы.
Я стояла как зачарованная. Лодка подходила все ближе и ближе. Два нубийца выпрыгнули из лодки и втащили ее на песок. Потом помогли аристократу выбраться на берег. Два других нубийца открепили балдахин и понесли его над головой своего повелителя.
Вероятно, потому, что он был чисто выбрит на египетский манер, а может быть, прошло слишком много лет, но я узнала его, только когда он заговорил на языке моей родной земли.
- Что это за земля, где люди - лошади, а лошади - люди? Тут кто-нибудь говорит по-гречески?
Это был Алкей! Я спряталась за Хироном - выглядела я, наверное, далеко не лучшим образом, а потому боялась предстать перед моей давней любовью. Волосы у меня были всклокочены, лицо не накрашено, тело не надушено, а одежда не отличалась изяществом. Я столько раз представляла себе это мгновение, но никогда не предполагала, что буду выглядеть парией.
- Ты пришел с миром? - спросил Хирон. - Или ты очередной враждебный посланник Зевса?
- Ты мне льстишь, если полагаешь, что я посланник самого Зевса. Меня послал всего лишь фараон, а не царь богов. Боюсь, моя миссия более приземленная. Мой фараон ищет некую греческую поэтессу, которая покорила его сердце.
- И кто бы это мог быть? - спросил Хирон.
- Женщина, которая поет так сладко, что вполне может быть одной из муз. Женщина, чьи волосы блестящие и черные как смоль. Женщина, которая благоухает всеми ароматами Востока…
- Здесь у нас нет таких женщин, - сказал Хирон, который никогда не слышал, как я пою.
Я спряталась за его громадным боком, молясь о том, чтобы Алкей не увидел меня такой, какой я стала. Я мечтала о нем долгие годы, а теперь желала одного - чтобы он скорее покинул остров.
- Я слышал ту поэтессу, о которой ты говоришь, - сказал Эзоп, - Она стала легендой Навкратиса. Это Сапфо из Эреса.
- Она самая, - сказал Алкей.
- Здесь у нас нет никакой Сапфо, - сказал Хирон.
Алкей опустил взор и повернулся, собираясь уходить.
- Но, может быть, вы позволите мне пополнить запас воды перед отплытием?
Я спорила сама с собой. Что мне делать - заползти назад в пещеру древних кентавров, чтобы Алкей не увидел меня? Или все же, несмотря на мой вид, показаться ему? Мое тщеславие боролось с моей любовью.
- Воду ты можешь взять, - сказал Хирон.
Алкей отдал приказ нубийцам.
- Я вернусь на корабль, - сказал он Хирону, - и пришлю людей с кувшинами для воды. Спасибо тебе за гостеприимство.
Он повернулся к нам спиной и пошел под золотым балдахином к стоявшей поблизости лодке.
Сердце готово было выпрыгнуть у меня из груди. Пот струился по лицу.
Я не могла ни остаться, ни броситься за ним следом.
Эзоп остановил Алкея.
- А ты не возьмешь меня в Египет? - спросил он. - Может быть, я пригожусь тебе.
- А кто ты?
- Эзоп, сочинитель притч.
- Фараон говорил о тебе как о своем друге и советчике. Ты наверняка должен знать, что стало с Сапфо.
Эзоп колебался. Я представила, как уплывут эти двое, а я останусь на острове кентавров. Меня охватила паника.
- Алкей… я здесь! - крикнула я и бросилась к нему, обхватила его руками.
Он нежно обнял меня, потом отстранился и удивленно посмотрел на меня.
- Да, выглядишь ты не лучшим образом, - сказал он.
- Если бы ты побывал в царстве Аида и вернулся, ты тоже, наверно, имел бы не очень привлекательный вид.
- В царстве Аида! Ты всегда была склонна к драматизации. Побывать фавориткой фараона вряд ли так уж страшно.
- Так значит, вы знакомы? - спросил Хирон.
- Конечно, - ответила я.
Потом, когда мы уже были на палубе "Глаза Хора", он обнял меня и стал целовать, пытаясь восполнить все те долгие годы без поцелуев между нами. Поцелуи - эти сладчайшие плоды любви - могут быть лирическими или эпическими. Наши были эпическими. Они были сотканы и распущены богами. Мы отыгрывались за прошедшие годы. Алкей рассказал мне о Сардах, Дельфах, Навкратисе. Я рассказала ему о Сиракузах, амазонках, Герпеции. Мы рассказали все - или почти все. Мы явно оставляли пробелы. Я умолчала об Исиде. Он ничего не сказал о Родопис.
- Жаль, что тебя не было со мной при дворе Алиатта, - сказал Алкей.
- Жаль, что ты не видел Сиракуз, - сказала я.
- Жаль, что мы разминулись в Дельфах - а могли бы встретиться, - сказал Алкей.
- Давай же восполним теперь все, что мы пропустили, пророчествами наших будущих поцелуев, - сказала я.
И мы снова слились в едином бесконечном объятии.
Мы с Алкеем принадлежали к одному роду. Мы с ним были так похожи - тщеславные, чувственные, жаждущие, чтобы все восторгались нашим умом. Мы никогда не раскрывались полностью. Одного возлюбленного нам было мало. Нужно, чтобы всегда ждал и другой.
- Так значит, ты теперь вдова, Сапфо. Ты выйдешь за меня замуж? Или доставить тебя назад к твоему одурманенному любовью фараону?
- Одного брака на жизнь более чем достаточно. Надеюсь, больше никогда не сделаю этого. Можно, я буду держать тебя в любовниках?
- А как насчет фараона?
- Пусть он заплатит по счетам. Это фараоны умеют делать.
Мы плыли на большом египетском корабле и днем и ночью занимались любовью, словно были самыми новоиспеченными из всех новоиспеченных любовников. Мы сочиняли песни друг для друга - все они утрачены. Мы с жадностью пожирали тела друг друга. Нубийцы тем временем гребли на восток в направлении Египта, а Эзоп в каюте капитана неустанно записывал на папирус свои притчи. Кентавры тоже были на борту, потому что Эзоп поклялся доставить их на остров амазонок. Но, несмотря на все это, для нас с Алкеем на корабле словно никого и не было.
Нет ничего слаще, чем плыть на корабле с тем, кого любишь больше всего на свете. Ты обитаешь в собственном мирке, созданном только для твоей любви. Алкей рассказывал мне о дворе Алиатта и бесконечном ожидании приема у оракула в Дельфах. Я рассказывала Алкею о моем замужестве, о рождении Клеиды, о моих приключениях с Киром, Праксиноей, Пентесилеей и Антиопой.
Я не уверена, что Алкей верил мне, когда я рассказывала об амазонках и Пегасе, о царстве мертвых и последовавшей за этим несостоявшейся утопии. Он насмешливо смотрел на меня, словно я все это выдумала. Но мне уже было все равно. Я потерялась в сладостной любви, и у меня не было сил спорить с ним. Страсть - особая страна, а мы были в ней царем и царицей.
По вечерам Эзоп рассказывал свои притчи на палубе, к немалой потехе моряков. Каждая притча завершалась нравоучительной моралью. Если бы только жизнь была такой простой.
Если бы влюбленные могли жить вечно в земле желания, жизнь была бы легкой и счастливой. Но желание, будучи утоленным, освобождает пространство для других вещей. Мне страстно хотелось увидеть дочь, мой золотой цветочек, мою дорогую Клеиду. Я сказала Алкею, что мы должны вернуться на Лесбос, чего бы нам это ни стоило.
- В Египте мы важные персоны, - сказал он. - А на Лесбосе - изгнанники. С какой стати нам возвращаться туда?
- Чтобы я могла увидеть моего ребенка, - сказала я.
Это его не убедило.
- А если Питтак казнит нас, это принесет какую-нибудь пользу твоему ребенку?
- Я уверена - Питтак проявит благоразумие.
- Как мало ты его знаешь, - возразил Алкей. - Мы не можем вернуться на Лесбос, пока Питтак жив.
Мы направлялись в Египет, и спорить тут было нечего.