- Орел уселся на высокой скале, откуда наблюдал за мужчиной, которого собирался съесть. Лучник, затаившись, наблюдал за орлом, он прицелился, пустил стрелу и смертельно ранил орла. Орел посмотрел на стрелу, которая вошла в его сердце, и увидел, что своим оперением стрела обязана ему. "Для меня вдвойне горше, - воскликнул он, - умирать от стрелы, перья которой когда-то были и моих крыльях!" То же самое можно сказать про мужчин и их обещания. Они вечно вонзают в себя свои собственные стрелы.
- Кто ты? - спросила я красавца, которого явно влекло ко мне, как и меня к нему.
- Я - Эзоп, прежде был рабом, - сказал человек. - А теперь свободен, в отличие от твоих братьев. Ты спасешь их?
- Конечно спасу, пусть они и заблудшие! Меня воспитывали в уважении к семье, какими бы глупыми ни были ее члены.
- Вот только спасать их сразу или позволить им пострадать еще немного? - спросила Праксиноя. - Может быть, им стоит получше выучить этот урок.
- Тогда ты должна научить их избегать ранений от собственных стрел, - сказал мне Эзоп. - Все мои притчи об этом. У большинства людей нет врагов хуже, чем они сами. Человек падает, споткнувшись не о собственный меч, а о собственный фаллос. Все наши герои подтверждают это: Одиссей попадал в плен не столько к врагам, сколько к женщинам. Раб - самый внимательный наблюдатель. Если он хочет выжить, у него нет иного выбора.
- Я вот вытерпела все твои слова - и не умерла, - сказала Праксиноя.
- Когда-то и у Родопис была такая же проницательность, - продолжал Эзоп. - Но она забыла свое скромное происхождение, а потому теперь стала такой уязвимой. Сможешь ли ты одержать над ней победу? С моей помощью - да. Я даже могу поспособствовать тебе в вызволении твоих глупых братьев.
- Почему ты готов мне помогать?
- А почему нет? Я рад сделать что угодно, чтобы доказать справедливость моих притч. Падение Родопис - разве могу я сочинить притчу лучше этой? Из Родопис я сделаю пример для всех людей. Она решила, что она царица и может властвовать над миром. У людей, которые не довольствуются тем, что имеют, бывает плохой конец - как в моих притчах. Каждый раз доказывая справедливость моих притч, я работаю на свое бессмертие. И потом - ты мне нравишься.
Его глаза снова поцеловали мои. Теперь Праксиноя смотрела с отвращением.
- Я бы хотела узнать тайну бессмертия.
- Эта тайна - память, - сказал Эзоп. - Если народ запоминает и повторяет твои слова, они остаются. Если парод их забывает, не остается ничто. Как рассказчик я больше всего хочу, чтобы мои истории повторялись - пусть их даже крадут и приписывают себе. Ты как поэт должна хотеть, чтобы твои слушатели говорили: "Я не могу умереть, не выучив эту песню!"
- Родопис слишком сильна, чтобы с ней можно было легко справиться, - заметила я.
- Напротив, она слишком сильна - потому-то с ней и можно легко справиться.
- Я тебя не понимаю.
- Что такое, по-твоему, ее желание властвовать?
- Тщеславие. Она считает, что ее красота непобедима.
- Именно. И она все яйца сложила в одну корзину. Но мы-то знаем, что красота вовсе не является непобедимой, потому что она увядает. Всегда найдется еще какая-нибудь красавица, более красивая. Когда-то Родопис это знала, теперь забыла.
Эзоп был высоким и смуглым - внешне полуфракиец-полунубиец - с заостренной бородкой. Глаза у него были огромные и сверкали, как черные оливки, напитанные маслом. Он не скрывал клейма на лбу, как не скрывал того, что прежде был рабом.
- А как Родопис избавилась от своего клейма? Помог какой-нибудь искусный египетский врач?
- Нет, ее клеймо скрыто под золотыми косичками, которые прижимают ее волосы ко лбу, но она забыла, что клеймо никуда не делось. Она не знает себя. Ей бы даже Дельфийский оракул не помог.
- Мы видели оракула! - воскликнула я.
- И что же она тебе сказала? - с вызовом спросил Эзоп.
Я в нерешительности медлила с ответом.
- Не спеши, - сказал Эзоп. - Со временем ты мне расскажешь.
Пока мы говорили, во дворце становилось все темнее и темнее. Танцующие девушки загасили все свечи и факелы. Тот свет, что остался, исходил от ароматизированных палочек, мерцавших, словно светлячки во мраке. В темноте начали появляться новые фигуры. Когда они приблизились, я различила молодых женщин, одетых как менады, они держали тирсы из укропа, обвитые плющом. На менадах были окровавленные звериные шкуры с рваными краями. К ним присоединились сатиры - с ухмыляющимися физиономиями и громадными фаллосами, сделанными из кожи. Невидимые музыканты принялись громко наигрывать на флейтах и стучать в барабаны.
Сатиры и менады начали танцевать. Поначалу они робко заигрывали друг с другом, потом становились все смелее, их танец понемногу превратился в грубую пародию: менады пытались изнасиловать сатиров своими тирсами, а сатиры - менад своими кожаными фаллосами. Поначалу это было представлением, пантомимой, но по мере того как гости возбуждались все сильнее, танец становился все более ожесточенным и неконтролируемым. Менады и сатиры принялись против воли гостей вовлекать их в танец. Я видела, как сатир насилует гостью - сначала своим кожаным олисбом, потом собственным фаллосом. Я видела, как несколько менад связали одного из гостей веревками из плюща, изнасиловали его своими тирсами, а потом пряжками со своих одеяний выкололи ему глаза. Эти кровавые ритуалы вовсе не вызывали отвращения у толпы, напротив, еще больше возбуждали се. Барабаны гремели все громче. Кровь текла вместе с вином. Вавилонские танцовщицы возбуждали ослов своими ртами и пальцами.
Я с изумлением взирала на происходящее. Оно возбуждало и в то же время отталкивало. Моя вагина пульсировала и наливалась влагой, но мой разум протестовал. Я думала о моих братьях, ставших рабами, и когда менада попыталась затащить меня в их кровавый танец, и воспротивилась.
Мне хотелось только одного - покинуть эту вакханалию. Праксиноя взяла меня за одну руку, Эзоп - за другую.
- А где Сенмут? - спросила я.
Возможно, я чувствовала себя в большей безопасности, когда рядом находился целитель.
- Он давно ушел, - сказал Эзоп. - Последуем за ним, если получится.
- И оставим моих братьев?
- Мы позаботимся о них позже, - сказал Эзоп. - . Здесь и сейчас мы их не сможем освободить.
Пробраться сквозь толпы обезумевших людей было не так-то просто. В конце зала танцовщицы, совокуплявшиеся с мулами, загородили выход. Я боялась, что нас придавят, но Эзоп словно пробивал туннель сквозь пульсирующую плоть. Я закрыла глаза и следовала за ним, держась за его крепкую руку. Ко мне подскакивали какие-то люди, к моим губам подносили кровь и вино в золотых чашах. Мы пробирались по полу, заваленному корчащимися телами, и я слышала крики, доносящиеся из-под моих ног.
- Сапфо… не уходи, - пробормотал один из гуляк, когда Эзоп протащил меня над ним. - Пиршество только начинается.
Я посмотрела на него. Он лежал на полу, опившись вина и даже не замечая, что две танцорки снимают кольца с его пальцев и золотые пряжки с его одежды. Они посмотрели на меня и подмигнули. От их духов кружилась голова. Чем это пахло? Да, цветами. Ладаном и амброй, но было и еще что-то гипнотическое. Одна из них протянула руку и поднесла к моим губам шляпку гриба.
- Божественная амброзия, - сказала она. - Попробуй.
Меня так и тянуло попробовать, хотя бы для того, чтобы узнать тайну Родопис и ее симподиев.
Эзоп оттолкнул руку девушки, а вместе с ней и гриб. Она рассмеялась и проглотила его сама. "Дайте мне еще", - словно во сне пробормотала она. Эзоп и Праксиноя вытащили, вытолкали, вытянули меня из дома. В последний момент мне захотелось остаться.
Но наконец мы ощутили запах моря, подняли глаза и увидели звезды. Воздух был свежий. Может быть, мы все умерли и перенеслись в иной мир?
- Где мы? - спросила я Эзопа.
- В мире моих притчей, - ответил он. - И твоих песен. В единственном мире, который существует. Следуй за мной.
Эзоп был высок, силен, и широкоплеч. Я позволила ему вывести меня и Праксиною из этого кошмара.
10. Рабыня фараона
Даже самых буйных усмиряет любовь.
Эзоп
Спали мы долго. Проснулась я в ярости. С какой стати я должна спасать своих братьев, если они сами не смогли себя спасти? Они промотали не только свое, но и мое наследство. Они навредили мне в той же мере, что и себе. Пусть они сгниют в Навкратисе! Они это заслужили!
Я сказала Эзопу, что думаю. Он понял меня.
- Но разве ты приплыла бы в Навкратис, если бы тебе судьбой не было предначертано спасти твоих братьев? Ведь не просто так Посейдон зашвырнул тебя в дельту Нила.
- Сначала они выдали меня замуж за этого старого пьяницу, потом промотали состояние моего деда… и мое тоже. С какой стати я должна им помогать?
- Только для того, чтобы помочь себе, - сказал Эзоп. - Гнев не пойдет тебе на пользу - только спокойствие. Преподай важный урок своим братьям. А впоследствии, может быть, они и тебе отплатят добром.
Мы с Праксиноей были в доме Эзопа. Менады и сатиры продолжали свой танец у меня в голове. Я все еще ощущала запах их духов.