‒ Господи, какие же мы с тобою скоты… Почему мы не додумались до этого раньше? Куда смотрели наши тупые глаза, а? Ты видел, какая она счастливая? А он? У них все получилось. Ты разрешил… только разрешил и у нее все получилось… так просто…
‒ Ну, ну, успокойся. Откуда же мы знали? Все ведь теперь хорошо…
‒ Ну хотя бы на пять, семь лет раньше… Сколько же ей осталось своего счастья?.. Безмозглые, бездушные слепцы…
‒ Но все-таки додумались же…
Она сразу запнулась, а потом неожиданно изменила тон:
‒ А он ничего мужчинка, правда?
‒ Вроде ничего…
‒ Интересно, какой он у него? Такой как у тебя или длинный и тонкий?
И захихикала.
А когда они подходили к самому дому, ему вдруг в голову как что-то выстрелило, он схватил ее за руки и повернул лицом к себе.
‒ Слушай, ты, ‒ выпалил он, пытаясь пронзить ее взглядом на самую дальнюю глубину, ‒ а этот, как его, мятник Димка… он на самом деле существует?
Но она не пустила его глубже зрачков, отвела глаза:
‒ Ты же не сошел с ума, правда? Конечно существует. И я ему тогда дала. С удовольствием.
А уже дома, в постели, на высоте индуцированного возбуждения, она вдруг остановила его и шепотом спросила:
‒ Ты ревнуешь ее?
‒ Нет. Совсем нет. С какой стати?
‒ Не ревнуй. Она от тебя никуда не денется. Когда захочешь, возьмешь ее. Даже если она выйдет замуж за этого Бориску. Только кликнешь, и она прибежит к тебе и подставится, не задумываясь, еще и раздвинет, вот так, чтобы сразу попал, вот так, как покорная сучка ‒ я знаю, можешь быть в этом уверен, ведь она ‒ это я, только чуть постарше…
3. Светлана
Костя все еще не приходил за световодами, а он собрал их уже три штуки, хотя деньги наперед получил только за один из них. Всего за четыре месяца он их сделал уже шестнадцать, каждый раз все лучше и точнее, эти последние три давали на выходе разрешение уже почти до сотни нанометров, настолько точно он подгонял кристаллы. Работа нравилась ему, это была не обычная халтура, хотя и левая, о которой никто в отделе и в лаборатории не знал, да и кому какое дело, многие из его коллег таким же вот образом подрабатывали и никогда не лезли друг другу с вопросами, а начальство вообще не обращало внимания, лишь бы плановая работа шла, у них там были свои приемы на дополнительный приработок. В назначении этих световодов Виктор подозревал что-то таинственное, и это ощущение усиливалось тем, что ни о Косте, ни о его таинственном шефе, для которого они изготавливались, он ничего не знал ‒ ни телефонов, ни адресов, а "шефа" вообще в глаза не видел. И слышал о нем только один раз, по междугородке от Гуляева, почти полгода назад, когда он попросил оказать тому содействие. Он и о Гуляеве практически ничего не знал ‒ ни где живет, ни где работает. И раньше не знал, они встречались только в лабораториях института, он тогда откуда-то приехал, то ли из Киева, то ли из Харькова, они вместе обедали в кафе, а иногда просто ходили по улицам, но говорили совсем не об адресах и телефонах.
Он часами сидел за столом, не вставая, к тому же Катька Решетилова все чаще стала укладывать свои коробки на стеллаж рядом с его столом и каждый день по несколько раз доставала их с верхнего яруса. Он даже подумал, что она специально это делает, чтобы он повторил свою наглую попытку, а затем смазать ему пощечину сразу за обе, потому что за одну первую было уже как-то поздновато.
В пятницу четвертого июля она вообще оказалась в мини-юбке, и он увидел, как топорщатся от волос между ног ее трусики, и таки не выдержал. Осмотревшись и убедившись, что никого больше в лаборатории нет, ‒ все смылись на обед, ‒ протянул к ней руку и приложил ладонь к трусикам, погладил и слегка прижал, а она почти не отреагировала, и он тогда взял и зашел пальцем в ее отверстие. Вместе с трусиками, которые при этом сильно натянулись. Еще бы, он всунул почти весь палец. Только тогда она, не оборачиваясь, отклонила его руку, а когда обернулась, не ударила его, а спросила почти ехидно:
‒ Что, интересно?
Потом почему-то спохватилась, показывая всем видом, что она вовсе не хотела быть ехидной и спросила еще, совсем другим, хорошим тоном:
‒ У тебя что, никого нет?
‒ Почему нет? Жена есть.
Она едва заметно улыбнулась его наивности.
‒ Я видела. Балдежная. Мне бы такую шею… И вообще… А у меня тоже парень есть. Встречаемся иногда. Хороший.
Вечером он все рассказал Иринке. Та страшно возбудилась, а в постели насочиняла ему таких фантазий, что он почти реально почувствовал под собою Катьку…
А на следующий день они встречали детей. На вокзал пришли намного раньше положенного и прохаживались по перрону, поскольку все скамейки были безнадежно заняты. Отправлялся с первого пути на юг какой-то поезд, они рассматривали провожающих, уступали дорогу опаздывающим пассажирам, тоже размечтались о море… И надо же было такому случиться, ‒ в двадцати метрах от них вдруг оказалась Катька Решетилова, машущая пальчиками в окно вагона, из-за грязного стекла которого ей отвечали тем же мужчина и женщина ‒ по всему видать, ее родители.
‒ Красивые сейчас девчонки, ‒ сказала Ирина, глядя на нее. ‒ Вольные, раскованные.
‒ Да уж, ‒ ответил он, когда Катька повернулась и увидела их. Махнула еще раз рукой уходящему поезду и подошла к ним.
‒ Здравствуйте, Виктор Степанович. Добрый день. Провожаете?
Добрый день ‒ это в сторону Ирины.
‒ Нет. Наоборот, встречаем. Детей из деревни ждем. Из России.
‒ Самих что ли? ‒ удивилась она.
‒ Нет. С одной женщиной, моей землячкой.
Затем представил их друг другу:
‒ Ирина. Моя жена. А это Катя Решетилова, мы с ней вместе работаем.
‒ Очень приятно… Вы очень красивая.
‒ Спасибо, ‒ благодарно засмеялась Ирина. ‒ Вы тоже. Очень.
‒ Ну пока.
‒ Пока. До свидания, ‒ ответили они.
Когда та отошла, Ирка крепко сжала его локоть ладонью:
‒ Ничего себе, Катенька. Ягодка некусаная…
Детской радости не было границ. Они очень соскучились, а отношения в семье были такими, что они захлебывались от нетерпения высказаться, рассказать обо всех своих впечатлениях сразу, прямо на ходу. Две огромных сумки были полны гостинцев от его родителей и они взяли такси, раскошелившись на целую десятку и еще пару гривен в придачу.
Дома их уже ждала Елена Андреевна, она сияла от радости, обнимая и целуя любимых внучат. Стол уже был накрыт, они просидели за ним несколько часов, потому как не столько ели, сколько слушали то и дело перебивающих друг друга детей об интересностях деревенской жизни. Самым внимательным слушателем как всегда была бабушка, она слушала их с открытым от искреннего любопытства ртом, интересовалась тонкими подробностями, и ее совсем не притворная позиция абсолютного равенства с детьми страшно нравилась им.
Наговорившись с "предками", Сережка стал звонить своему лепшему дружку, а тот, оказывается, сидел дома, ждал его звонка и обижался, что он так долго не звонил.
Он тут же стал поторапливать бабушку ‒ его дружок Стасик жил в ее дворе, там они и подружились с трехлетнего возраста.
Вслед за ними улетела Светланка, тоже к подружкам, смешливым сестричкам-близняшкам Ане и Маше, ее одноклассницам.
Виктор и Ирина остались одни, перебирали по памяти услышанное, радовались, что все, слава Богу, благополучно…
‒ Ты заметил, как изменилась мама за эти дни? ‒ спросила потом Ирина. ‒ Совсем помолодела, щеки розовые, радостная вся. А как на тебя смотрела… как на благодетеля святого…
‒ Ладно тебе.
‒ Ну не злись, не злись… Я так рада за нее.
А потом вдруг переметнулась мыслями на Катьку.
‒ Слушай, она мне так понравилась. Такая хорошенькая. Сколько ей лет?
‒ Не знаю точно. Двадцать два-двадцать три. Так наверное. Спрошу.
‒ Не злись, ‒ прижалась она к нему, ‒ я так хочу тебя ревновать… по-настоящему, как ты тогда… страдать, мучиться… терпеть… Я уже немножко ревную.
‒ Мазохистка. Будешь ревновать, не стану ничего рассказывать.
‒ Ты что? Нам так нельзя. Я уже не ревную, правда. Ты так и не сказал, какого цвета трусики у нее были…
‒ Белые. Чисто белые. Как твои. Только свободные внизу, с напуском, так это называется?
‒ Те же, наверное, что и сегодня на ней. Под брюками. Давай мне такие брюки купим, а?
‒ Давай. Тебе будет здорово.
‒ А удобно в моем возрасте?
‒ В каком еще возрасте? Тебе же не пятьдесят. Совсем юная еще.
‒ Светланке купим. С получки. А я примерю и посмотрим…
‒ Рано еще Светланке сверкать задницей. В таком виде это место не только взгляды притягивает… Джинсовые ей купим. Перед школой. А завтра на лагерь шорты. И Сережке.
‒ Она у меня мои в лагерь просит. Представляешь, они на нее уже почти как раз. Даже не почти. Давай дадим. А то влетим завтра… гривен на триста пятьдесят. В общем зачете.
‒ На Анголенко съездим. Там дешевле, чем на Вознесенке.
‒ Слушай, а давай я попрошусь ‒ Катькины примерю. Как ты смотришь?
‒ В магазин пойдем и примеришь. Что, я ей так и скажу: дай штаны померить?
‒ Зачем? Просто пригласи в гости. Я сама скажу. Где это Светка задевалась? Поздно уже. И Сережку надо уже забирать. Ты поедешь?
Ехать не пришлось. Позвонила Елена Андреевна и сообщила, что он останется у нее.
‒ А он Вам… не будет мешать?
‒ Нет, ‒ улыбнулась она в трубку, ‒ у меня от сегодня большой перерыв. На целых три дня. По техническим причинам.
А потом тихо добавила:
‒ Спасибо, Витя… За все…
Светланка заявилась в полдесятого. Точно как обещала. Довольная. Нарассказывалась.
‒ Вы уже в постель?