– Он действительно красив, Иэн, – тоже прошептала я. – Никогда не видела ничего более совершенного. Посмотри на глаза! Такое впечатление, что они кого-то гипнотизируют.
– Насчет совершенства могу поспорить с вами, – рассмеялся парень. – А гипнотизирует он своего глупого хозяина, который потратил целый год на то, чтобы понять, что не укротит его.
Я тоже засмеялась.
– Вы хотели бы с ним познакомиться? – предложил он.
– Конечно! – сказала я громче, чем собиралась, из-за своего сильного возбуждения. Но, похоже, недостаточно громко, чтобы привлечь внимание Теодоры.
– Думаю, они не заметят нашего отсутствия. Мне кажется, нам обоим не слишком интересно обсуждать ленты, – прошептал он, наклоняясь к моему уху.
Всю меня охватила дрожь, от макушки до кончиков пальцев.
Да что со мной, в конце-то концов, происходит? В такие моменты в моей голове все явно путается. И мне это ни капельки не по душе.
Теодора не заметила нашего молчаливого ухода. Элиза поняла, но лишь улыбнулась и снова обратила внимание на подругу.
11
Я еще не видела этих конюшен, находившихся далековато от дома. Обычные деревенские конюшни, коряво сложенные из бревен разного размера. Они чем-то напомнили мне "Хижину". Конечно, бар был не настолько деревенским, но почему-то этот "деревянный торт" дал мне ощущение комфорта.
Пока мы шли к конюшням, я осматривалась, снова наслаждаясь красотой этого места. Оно разительно отличалось от того, к чему я привыкла. Тут не было наружной рекламы, вывесок, сэндвич-менов, афиш, передвижных лавок старья… Здесь так спокойно и (должна признать) красиво.
– Осмелюсь сказать, вы первая знакомая мне девушка, которая не воодушевляется при упоминании слова "бал", – промолвил Иэн, как мне показалось, расслабленным тоном.
– Я не очень люблю праздники. По натуре больше домоседка. Честно говоря, я должна была бы сказать – офисный червь, поскольку почти не покидаю офиса. – Он словно тюрьма, в которую я сама себя заключила. – Я не очень люблю дискотеку, разговаривающих, пьющих, курящих во время танца людей. Особенно, когда они отпускают грязные шуточки. Или же, что еще хуже, ночные клубы, заполненные парнями, которые после двух кружек пива становятся несносными и считают, что имеют право говорить девушкам, которых никогда в жизни не видели, худшие из возможных глупостей. Но мне нравятся шоу. Наверное, потому что там никто не болтает, ведь шум стоит просто оглушительный. Там я в своей стихии. Очень люблю все, что связано с музыкой. Нина из-за этого так волнуется. Она считает, что я не живу, а лишь работаю, работаю и никогда не встречу парня, запершись дома или в офисе. Однако понимаешь, Иэн, у меня нет желания гулять с парнями. Иногда мне кажется, будто я инопланетянка, которая не приживется нигде…
Он кивнул, и я продолжила:
– Знаешь, когда чувствуешь, что весь мир смотрит на тебя удивленно, типа "Что она тут делает?", а потом все притворяются, будто заинтересованы в том, что ты говоришь? Ненавижу это! Предпочитаю оставаться дома. Но я люблю гулять с Ниной. Только вот сейчас она беспокоится, что я… – Увидев на его лице легкую улыбку, я рассмеялась. – Извини, Иэн. Я слишком много болтаю. Просто с тобой очень легко разговаривать. Странно, правда? Мы так мало знакомы, а я уже рассказала столько, сколько не знают мои коллеги в офисе.
– По-моему, это отлично. Я очень ценю вашу компанию. Ваша манера изъясняться просто очаровательна, – сказал он, с улыбкой глядя вперед. – И мне тоже странно, что я предпочитаю говорить с девушкой, с которой только познакомился, а не с теми, которых знаю уже давно.
– Там, где я живу, в таких случаях говорят: "Сошлись характерами".
Он посмотрел на меня.
– Когда двое людей ладят сразу же, как только познакомятся. И я точно схожусь с тобой характером, – улыбнулась я.
– Значит, и я тоже.
Иэн был очень красив, когда вот так улыбался!
– Который из этих коней – тот, с картины? – спросила я, кивая на стойла. Их там была дюжина, а может, и больше.
– Третий, – сообщил он. – Я дал ему имя Storm. Означает…
– Шторм, – я удивилась. Английский язык уже стал международным в девятнадцатом веке? – Ты говоришь по-английски?
– Честно говоря, читаю лучше, чем говорю. Мой преподаватель языков заставил меня выучить некоторые. На английском настоял мой отец. Мой дедушка приехал из Англии.
Не зря я удивилась, когда узнала его фамилию!
– И мой отец полагал, что важно не забывать о своих корнях. Немецкий изучать было труднее. Но если уж я что-то учу, сеньорита София, то никогда больше не забуду.
– Только ты никак не можешь запомнить моего имени. Я начинаю думать, что ты делаешь это специально, чтобы позлить меня! – сказала я, все еще под впечатлением от того, что он знает (как мне казалось) разные иностранные языки.
– У меня больше нет оправданий, сень… София.
Ему действительно было трудно обращаться ко мне лишь по имени. Единственный человек, которого он называет так, – Элиза. И с ней он знаком с рождения.
– О боже, как он прекрасен! – воскликнула я, заходя в стойло к Шторму.
Он не был таким же красивым, как на картине. Он был лучше, нежели я представляла. Особенно по сравнению с лошадьми, стоявшими рядом.
– Я тоже так думаю. Проблема в его характере. Никогда еще не встречал более свободолюбивого животного, чем он! – Иэн ругал его с ласковой улыбкой на лице.
Я тоже знакома с очень свободолюбивыми животными. Например, с Карлосом.
– Я выведу его отсюда, чтобы вы могли посмотреть.
Иэн остановился возле низкой двери, снял камзол и галстук, повесил их на гвоздь, потом закатал рукава белой рубашки. Он сделал это абсолютно естественно, будто делал так каждый день. Я не могла оторвать от него глаз. Иэн взял веревку и зашел в стойло. Шторм заржал и немного попятился, но в стойле было мало места, поэтому ему не удалось увернуться от меткого движения хозяина. Позже они оба элегантно прошествовали мимо меня. Я немного попятилась. Картина ни капли не лгала. В глазах животного можно было практически прочитать слово "беспокойство".
Иэн вывел его в центр конюшни. Конь фыркал, несколько раз пятился. Казалось, ему не нравится получать команды. Он был огромен! Между тем Иэн не отдал ему победу. Прошло некоторое время, и Шторм остановился рядом с ним, а если говорить точнее, то там, где захотел хозяин.
– Подойдите, – сказал парень. – Он вас не собьет. Я не позволю этого.
Я не двигалась.
– Не бойтесь. Животные чувствуют запах страха, знаете?
– Легче сказать, что я не боюсь, чем действительно этого не ощущать, – призналась я, глядя на дикого коня.
– Доверьтесь мне. – Иэн пристально посмотрел на меня. – Неужели вы думаете, что я разрешил бы вам к нему приблизиться, если бы имелся хоть малейший шанс, что он вас поранит?
Я нерешительно шагнула вперед. Конь не пошевелился.
Я сделала еще один шаг. Скакун не двигался, только быстро дышал. Медленно и робко я подошла к Иэну, до сих пор соблюдая некоторую дистанцию с животным.
Вблизи Шторм был еще более невероятным! Очень высокий, вороной, с блестящей шерстью. От него так и веяло высокомерием. Он был безупречно красив! Казалось, конь смотрит на меня оценивающе; впрочем, и я оценивала его.
– Он необычайный! – Я сделала шаг вперед, пытаясь почувствовать тепло, которое исходило от картины. Не задумываясь протянула к нему руку, как сделала это у полотна.
– Сеньорита София, не подходите ближе. Шторм не любит…
Но я уже коснулась пальцами шеи коня. Она была очень теплой, а шерсть на ощупь напоминала шелк.
– …чтобы к нему прикасались, – медленно закончил Иэн. Он казался ошеломленным, и его фраза прозвучала как риторический вопрос.
– Ты красивый конь! – воскликнула я, не в силах противиться желанию погладить его обеими руками.
Он был очень гладкий, но при этом под шерстью чувствовались крепкие мускулы. Я дотронулась до его спутанной гривы, скользнула по ней рукой и погладила спину.
– Очень приятно, Шторм. Меня зовут София. Недавно я видела твой портрет, ты – невероятная модель! Особенная.
И, к моему удивлению, когда мои руки снова оказались на его шее, он немного опустил голову, как щенок, словно ему понравилось мое прикосновение. Иэн, испытывая удивление, тяжело дышал. Я, обернувшись, взглянула на него.
Он стоял с открытым ртом и округлившимися глазами.
– Все хорошо? – обеспокоенно поинтересовалась я.
– Да, все хорошо. Честно говоря, я… поражен. Шторм никогда не позволял никому так гладить себя. Он всегда пятился, ржал или… вставал на дыбы. Что вы сделали? – Парень склонил голову набок.
– Я? Ничего не сделала. Или сделала?
– Да, сделали, – он смущенно улыбнулся. – Вы его завоевали!
Повернувшись к Шторму, я увидела, что он наблюдает за мной своими большими глазами. В них теперь не было злости. Высокомерие и насмешка так и остались, но не злость. Я еще немного погладила его. Похоже, ему действительно нравилось. Он помахивал длинным хвостом из стороны в сторону.
– Не странно ли, – начала я, – конь вежливее со мной, чем Теодора? Очевидно, он сообразительнее. Я это сразу заметила!
Впрочем, сама еще толком не понимала причины своего цинизма.
– Теодоре не нравятся многие люди. Легче назвать тех, кем она восхищается, нежели тех, кого отвергает.
Отвергает. Это слово точно описывает то, что я видела в ее взгляде всякий раз, когда она смотрела в мою сторону.