- Жуки в замке, - повторил Жан-Пьер. - Жуки-могильщики? Это я, думаю, повергло господина графа в смятение.
- Я еще никогда не видела его в смятении, и уж конечно, не по такому пустячному поводу.
- О, мисс, - воскликнула Женевьева, - это ведь было ужасно… внизу, в темницах, с единственной свечкой. Я была уверена, что кто-то там был… кто-то смотрел на нас. Я почувствовала это, мисс. Правда.
Дети слушали с круглыми от любопытства глазами, и Женевьева не могла удержаться от соблазна порисоваться.
- Я услышала шум… - продолжила она. - Я знала, что там, внизу, живет привидение. Какой-то узник, погребенный заживо, и душа его не может успокоиться…
Я видела, что она слишком возбудилась, в ее голосе слышались истерические нотки. Я встретилась взглядом с Жан-Пьером, он незаметно кивнул.
- Ну, - вскричал он, - кто будет танцевать "Танец улиток"? Отведав их, надо потанцевать в их честь. Прошу, мадемуазель Женевьева. Мы будем первой парой.
Женевьева живо вскочила на ноги, лицо ее вспыхнуло, глаза засияли, и подав руку Жан-Пьеру, она пустилась в пляс.
Около четырех часов дня мы уехали от Бастидов. Не успели мы перешагнуть порог замка, одна из служанок подбежала ко мне и сказала, что госпожа де ла Талль желает видеть меня в своих покоях как можно скорее.
Я не стала переодеваться и направилась к ней прямо в костюме для верховой езды.
Я постучала в дверь ее спальни, и она приглушенным голосом пригласила меня войти. В изящно обставленной комнате с кроватью под балдахином из переливчатого шелка ее не было видно.
Я заметила открытую дверь: - Пожалуйста сюда, мадемуазель Лоусон.
Ее будуар был комнатой размером с половину спальни.
Большое зеркало, ванна, туалетный столик, несколько стульев, диван, и крепкий запах духов. Она возлежала на диване, завернувшись в бледно-голубой шелковый халат, светлые ее кудри ниспадали на плечи. Мне пришлось в душе признать, что выглядела она прелестной и обворожительной, хотя эта мысль вовсе не доставила мне удовольствия.
Она разглядывала свою обнаженную ножку, высунутую из-под халата.
- О, мадемуазель Лоусон! Я вижу, вы только приехали. Вы были у Бастидов?
- Да, - ответила я.
- Конечно, - продолжала она, - мы не возражаем против вашей дружбы с Бастидами.
Вид у меня был удивленный, а она с улыбкой добавила:
- Какие могут быть возражения? Они делают наше вино; вы реставрируете наши картины.
- Не вижу связи.
- Я уверена, вы поймете, о чем я говорю, мадемуазель Лоусон, если постараетесь. Я думаю о Женевьеве. Господин граф, разумеется, сочтет не совсем приличным, чтобы она была в такой… тесной дружбе с… его работниками.
Я собралась было возразить, но она быстро продолжала, и голос ее звучал мягко, будто она старалась выразиться как можно более деликатно:
- Может быть, мы опекаем наших девушек в большей степени, чем это принято у вас, в Англии. Мы считаем неразумным позволять им слишком свободно общаться с теми, кто не принадлежит к их классу. При некоторых обстоятельствах это может привести к… некоторым осложнениям. Надеюсь, вы меня понимаете.
- Вы предлагаете, чтобы я препятствовала посещениям Женевьевой дома Бастидов?
- Вы же согласитесь, что это неразумно?
- Вы явно преувеличиваете мое влияние на девочку. Я уверена, что не в силах воспрепятствовать тому, что она пожелает делать. Я могу лишь попросить ее прийти к вам, чтобы вы могли высказать ей ваши пожелания.
- Но вы сопровождаете ее во время этих визитов. Благодаря вашему влиянию…
- Я убеждена, что при всем желании не смогла бы остановить ее. Я передам ей, что вы хотите с ней побеседовать.
На том мы и расстались.
В тот вечер я удалилась в свою комнату отдыхать и лежала без сна в постели, когда внезапно в доме поднялась суматоха.
Услышав пронзительные крики, исполненные ужаса и гнева, я накинула на себя халат и вышла в коридор. Там кто-то громко возмущался, в ответ слышался тихий голос Филиппа.
Пока я стояла у двери своей комнаты в сомнении, что же мне делать, мимо меня пронеслась одна из служанок.
- Что случилось? - крикнула я.
- Улитки в постели госпожи.
Я вернулась в комнату и в задумчивости опустилась на кровать. Это был ответ Женевьевы на происки Клод. Выговор она приняла довольно сдержанно, или сделала вид, что приняла, втайне замышляя месть. Теперь надо ждать неприятностей.
Я пошла к ней в комнату и тихо постучала. Ответа не последовало, поэтому я вошла - она лежала на кровати, притворяясь спящей.
- Бесполезно делать вид, что вы спите, - сказала я.
Она открыла один глаз и, увидев меня, засмеялась.
- Вы слышали, как она вопила, мисс?
- Это все слышали.
- Представляете, какое у нее было лицо, когда она увидела их!
- На самом деле, это не очень смешно, Женевьева.
- Бедная мисс. Мне всегда жаль людей, у которых нет чувства юмора.
- А мне жаль людей, которые разыгрывают бессмысленные шутки, за которые им самим придется расплачиваться. Как вы думаете, что за этим последует?
- Она научится заниматься своими делами и не совать свой нос в чужие.
- Все может обернуться не так, как вы думаете.
- О, перестаньте! Вы такая же, как она. Она пытается запретить мне встречаться с Жан-Пьером и другими. А я говорю вам, что у нее ничего не выйдет.
- Если ваш отец запретит вам…
Она выпятила нижнюю губу:
- Никто не запретит мне видеться с Жан-Пьером… и с остальными.
- Для этого нужно не устраивать глупые фокусы с улитками, недостойные взрослой девушки.
- Неужели? Вы что, не слышали, как она вопила? Она же испугалась. Так ей и надо.
- Надеюсь, вы не рассчитываете, что это вам сойдет с рук?
- Она может делать, что хочет. А я буду делать, что я хочу.
Я поняла, что разговаривать с ней бесполезно и ушла. Но беспокойство мое возрастало: не только из-за ее глупого поведения, от которого она только пострадает, но и из-за ее растущего увлечения Жан-Пьером.
Когда на следующее утро я работала в галерее, туда заявилась Клод. На ней был темно-синий костюм для верховой езды и такого же цвета шляпка. Глаза ее приобрели темно-синий цвет - я знала, что она взбешена и пытается скрыть это.
- Этой ночью произошла безобразная сцена, - сказала она. - Наверное, вы слышали.
- Кое-что слышала.
- Поведение Женевьевы достойно сожаления. Это не удивительно, принимая во внимание компанию, с которой она общается.
Я удивленно подняла брови.
- И я считаю, мадемуазель Лоусон, что в некотором смысле виноваты и вы. Это ведь со времени вашего приезда она водит дружбу с виноградарями.
- Эта дружба не имеет ничего общего с ее плохим поведением. Оно было плачевным и до моего приезда.
- Я убеждена, что ваше влияние не приведет к добру, мадемуазель Лоусон, поэтому я прошу вас покинуть наш дом.
- Покинуть!
- Да, так будет гораздо лучше. Я прослежу, чтобы вам заплатили, а мой муж может помочь вам подыскать работу. Я не принимаю никаких возражений. Мне бы хотелось, чтобы вы уехали в течение двух часов.
- Но это нелепо. Я не закончила работу.
- Мы найдем кого-нибудь, кто ее закончит.
- Вы не понимаете. У меня свои методы. Я не могу оставить эту картину, пока не закончу ее.
- Я здесь хозяйка, мадемуазель Лоусон, и я настаиваю, чтобы вы уехали.
Как она уверена в себе! Неужели у нее есть на то причины? Неужели она имеет на графа такое влияние и уверена, что любая ее прихоть будет выполнена. Очевидно, Клод была именно такого мнения и нисколько не сомневалась, что граф не станет возражать ей.
- Меня нанимал граф, - напомнила я ей.
Губы ее скривились:
- Очень хорошо. Вы получите распоряжение от него самого.
В мою душу закрался холодный страх. Для такой абсолютной уверенности должны быть веские причины. Возможно, она все уже обсудила с графом. Может быть, она потребовала уволить меня, и он, стремясь угодить ей, пообещал это сделать. С трудом скрывая страх, я последовала в библиотеку.
Она распахнула дверь и крикнула:
- Лотер!
- Клод, - отозвался он, - дорогая, в чем дело?
Он поднялся с кресла и пошел навстречу нам, и вдруг увидел меня. На долю секунды он растерялся. Потом поклонился в знак приветствия.
- Лотер, - сказала она, - я сказала мадемуазель Лоусон, что она не может здесь более оставаться. Она отказывается подчиниться моему приказу, поэтому я привела ее к вам, чтобы вы сами сказали ей, что она уволена.
- О чем идет речь? - спросил он, переводя взгляд с ее рассерженного лица на мое, на котором я попыталась изобразить полное презрение. Даже в тот момент я сознавала, как она красива. Гнев залил краской ее лицо, подчеркнув синеву глаз и белизну безупречных зубов.
- Женевьева подложила в мою постель улиток. Это омерзительно!
- О, Боже! - пробормотал он шепотом. - Какое ей удовольствие от таких дурацких шуток?
- Ваша дочь от души веселится. Ее поведение просто отвратительно. Чего от нее ждать… ведь вы знаете, что ее самые близкие друзья - Бастиды?
- Я этого не знал, - ответил граф.
- Уверяю вас, это так. Она постоянно торчит у них в доме. Она заявляет, что мы - ее семья - ей не нужны. Мы не такие милые, не такие веселые, не такие умные, как ее дорогой друг Жан-Пьер Бастид. Да, он самый дорогой ее друг, хотя она обожает все семейство. Бастиды! Вы знаете, кто они такие.
- Самые лучшие виноделы в округе, - сказал граф.
- Совсем недавно их девицу спешно выдали замуж.