Затем она актерским жестом, который, возможно, предназначался мне, уронила руки.
— Я сама его почти не вижу.
Зинни рассмеялась нервным смехом. Смех звучал хрипло и неприятно, как и ее голос. Но на этот недостаток я легко закрыл глаза. Она была красива, и ее зеленые глаза посматривали на меня с интересом. Талию над упругими бедрами, казалось, можно было обхватить ладонями, что и хотелось сделать.
— Кто твой друг? — проворковала она.
Милдред представила меня.
— Теперь еще частный детектив, — сказала Зинни. — Местность уже кишмя кишит полицейскими. Ну ладно, заходите. На солнце — сущее пекло.
Она отворила дверь, пропуская нас вперед. Ее рука поднялась к лицу, где солнце опалило кожу, затем — к гладким волосам. Правая грудь послушно поднялась под белой шелковой блузкой. Хорошая машина, подумалось мне: псевдо-Голливуд, наверняка пустышка, дорогая и не новая, и все же хорошая машина. Зинни перехватила мой взгляд, но не воспротивилась ему. Она пошла, покачивая бедрами, по коридору в большую прохладную гостиную.
— Я все дожидалась повода, чтобы выпить. Милдред, тебе имбирное пиво, я знаю. Кстати, как твоя мама?
— Хорошо, спасибо. — Официальность Милдред вдруг прорвало: — Зинни? Где сейчас Карл?
Зинни подняла плечи. — Чего не знаю того не знаю. О нем ничего не известно с тех пор, как его видел Сэм Йоган. Остервельт послал на поиски нескольких своих помощников. Беда в том, что Карл знает ранчо лучше, чем любой из нас.
— Ты сказала, что они обещали не стрелять.
— Не беспокойся. Они возьмут его без стрельбы. Когда он появится, тогда и ты пригодишься.
— Да. — Милдред, словно чужая, стояла посреди комнаты. — Что мне пока делать?
— А ничего. Расслабься. А лучше выпей, я так выпью. А вы, м-р Арчер?
— Мне, пожалуйста, сухого мартини, если найдется.
— Найдется. Я сама любитель мартини. — Она ослепительно улыбнулась, слишком ослепительно в данных обстоятельствах.
Вдобавок ко всему прочему, Зинни была еще и экспериментатором. Ее гостиная несла на себе отпечаток деятельности неутомимого экспериментатора, старающегося на отстать от моды. Новая светлая мебель состояла из отдельных секций: беспорядочно расставленных кубов, овалов и дуг. Она не гармонировала с темным дубовым полом и тяжелыми балками потолка. На кирпичных стенах висели современные репродукции в клееных рамках из дуба. На старинном каменном камине стояли в ряд издания клуба любителей книг. На мраморном кофейном столике расплывчатых очертаний находились журналы «Харперз Базар» и «Вог», а также прекрасный серебряный колокольчик старинной работы. Это была комната, в которой беспокойное настоящее боролось со стойким прошлым.
Зинни взяла колокольчик и позвонила. Милдред подскочила от неожиданности. Она сидела в очень напряженной позе на краю секционного дивана. Я подсел к ней, но она, не обратив на меня никакого внимания, повернулась к окну и стала смотреть в сторону рощи.
В комнату вошла крошечная девочка и при виде чужих остановилась возле двери. Судя по светлым волосам и точеным фарфоровым чертам личика, это была дочь Зинни. На ребенке было нарядное светло-голубое платьице с поясом и в тон ему голубая лента в волосах. Она засунула в рот палец. Крохотные ноготки были покрыты красным лаком.
— Я звонила, чтобы пришел Джуан, миленькая, — сказала Зинни.
— Я хочу сама вызвать его, мамочка. Дай мне позвонить в колокольчик.
Хотя ребенку было года три, не больше, говорила она очень отчетливо и чисто. Она рванулась вперед и схватила колокольчик. Зинни разрешила ей позвонить. Колокольчик еще звонил, когда с порога раздался голос филиппинца, одетого в белую куртку:
— Слушаю, миссис.