- И выпори, - спокойно сказала Соня. - Заслужили. Только пори по-настоящему, а не в шутку.
- И за все провинности, с самого начала похода - смущенно вздохнула Катя. - Подозреваю, что много их набралось.
Олег опешил: такой реакции он никак не ожидал. Ну, лепет оправдания, слезы, мольбы простить, на худой конец, истерика. Но такое… Злоба пропала, пришла растерянность. Что же делать-то?
- Что ж, раз вы согласны, - пробормотал он растерянно.
И запнулся, с ужасом поняв, что разом перечеркнул все возможности разрешить ситуацию иначе.
- Давайте считать провинности, - проговорил, стараясь не очень заикаться.
- Давай, - улыбнувшись, тихо проговорила Соня.
Начали перебирать, высчитывать, за какую провинность какое наказание причитается. Поначалу более усердствовали сами женщины, Олег же отделывался небольшими репликами, относя ту или иную провинность к несущественным, но постепенно увлекся, стал сам припоминать, где и как проштрафились. Воспользовавшись ситуацией, он в который уж раз подробно разбирал каждый проступок, объяснял, к каким неприятными, а то и непоправимыми последствиями могли такие проступки завершиться. Женщины внимательно его слушали, то и дело краснея. Собственно, все это Олег говорил им и раньше, почитай, каждый вечер. Но до сегодняшнего разговора все разъяснения и нравоучения Олега были пустым сотрясением воздуха: ничего хоть чуточку похожего на опасность, как казалось обеим женщинам, не было. Особенно подробно разобрал Олег последний инцидент. И хотя он и ни слова не сказал о грозившем ему самому, Катя и Соня поняли: своими неправильными действиями приготовили они могилу всем троим.
- Да, - тихо молвила Соня. - А я-то была уверена, что поступаю правильно. А, оказывается, провинилась больше, чем Катя.
- Больше, - жестко сказал Олег. - Поскольку ты одна стояла устойчиво, только ты и могла обеспечить нам страховку. Ты же и не только не помогла нам, но сама оказалась в опасности.
Когда же подсчитали, кому сколько причитается, Олег, улыбнувшись, сказал:
- Чересчур много набралось. Давайте введем понижающий коэффициент.
- Не надо, - отвергла его предложение Соня. - Разделим наказания на несколько дней и получим все сполна. Надеюсь, ты, Катюша, не возражаешь?
И она с улыбкой посмотрела на подругу, у которой провинностей оказалось куда больше.
- Не возражаю, - ответила та зардевшись. - Все должно быть справедливым.
- Ну а чем пороть-то вас? - Олег решил ухватиться хотя бы за соломинку. - Разве что отшлепать вас рукой.
- Зачем же, - Соня вновь возразила ему, явно перехватывая инициативу. - Ольховник рядом, нарежь прутьев.
- Ладно, - вздохнул Олег. - Решайте пока, кого из вас наказывать первой.
Он взял нож и пошел вниз, к ручью…
…Соня, проводив Олега взглядом, повернулась к Кате и сказала негромко:
- А ведь наврала нам та особа. Не порол Олег ту Оксану, все это выдумка.
- Почему ты так считаешь? - рассеянно проговорила Катя, с ужасом думая о предстоящем наказании.
- А потому, милая моя подружка, - улыбнулась Соня. - Что будь та история хоть чуточку правдой, нас бы уже выпороли.
- А ведь верно, - изумленно проговорила Катя. - Ведь мы с тобой так учудили, что той Оксане и не снилось. Может, Олег нас таки пожалеет?
- Опять? - нахмурилась Соня.
- Все-таки, какая же правильная - вздохнула Катя. - Неужели тебе не страшно, не противно быть поротой?
- И страшно, и противно, - вздохнула Соня. - Но и прощения после сегодняшних наших выкрутасов принимать нельзя. После такого прощения я уж точно не смогу себя уважать. Или ты думаешь не так?
- Да все так, ты права, как всегда права. Но признайся: не заговори Олег о порке, смогла бы ты сама потребовать наказать нас?
- Не знаю, - честно ответила Соня. - Но раз уж так выпало, то хочу пройти до конца.
Они помолчали немного. Катя открыла косметичку и достала пачку сигарет. Соня нахмурилась.
- Ну, Соня. Раз предстоит такое…
- Ладно, - улыбнулась Соня. - Дай и мне.
Они закурили, помолчали, каждая думала о своем - и об одном и том же.
- Соня, - вдруг тихо проговорила Катя. - А ты расскажешь об этом дочери?
- Не знаю, - ответила та после долгой паузы. - Наверное… Нет, все же расскажу. Обязательно расскажу.
Она вдруг встряхнула головой, словно отгоняя от себя искушение, и повторила с ожесточением:
- Обязательно расскажу, - вновь помолчала, жадно затягиваясь дымом. - Нельзя мне скрыть такое, нельзя… Моей маме куда тяжелее было исповедоваться в том, последнем письме. И, с учетом всех обстоятельств, особенностей ее профессии, возможности умолчать о содеянном было куда больше. Но она же не пошла на это. И я ей очень благодарна за честность. Могу ли я, зная, как поступила в подобной ситуации моя мама, позволить себе солгать, дабы выглядеть в глазах дочери лучше, чем я есть… - Соня еще помолчала и спросила негромко. - А ты?
- Ох, не знаю, - пробормотала Катя, отводя взгляд. - Решусь ли…
Настал Катин черед жадно тянуть сигарету, выигрывая время.
- Впрочем, раз ты все расскажешь Вере… Тогда уж лучше мне самой во всем признаться…
Она горько усмехнулась, загасила окурок о камень.
- Ладно, давай решать, кого из нас первой…
- Могу я.
Катя помолчала немного, покачала головой.
- Нет, - сказала она тихо. - Увидев, как порют тебя, могу и оробеть. Пусть уж я буду первой. Ты как, не…
- Не, - усмехнулась Соня. - Пусть так и будет.
- А давай-ка, - вдруг озорно сверкнув глазами сказала Катя. - Сами разденемся. Чтобы уж все было так, как придумала та женщина. Давай?
- Давай, - улыбнулась Соня. - Как-никак, а мужчины все-таки любят глазами…
Они улыбнулись, еще помолчали.
- И вот что еще, - тихо сказала Соня. - Я хочу… Ну, в общем, мне хочется запечатлеть наше наказание… Ну, чтобы когда одну из нас будут наказывать, другая фотографировала. Впрочем, если ты не хочешь, я не настаиваю. Сфотографируй меня, а я тебя не буду…
- Да ладно, - тихо проговорила Катя. - Давай уж до конца на равных. И потом. В общем, я давно поняла: твои решения всегда правильны.
Соня еще ниже опустила голову, чтобы скрыть от подруги довольную, торжествующую даже улыбку: если честно, ей хотелось сфотографировать именно наказание Кати. Она не могла объяснить даже себе, почему вдруг обуяло ее такое желание. Но вот обуяло. И столь сильно, что совладать с ним она не смогла. А хотела… А действительно, хотела ли?.. Соня достала из пачки еще одну сигарету и нервно закурила…
…Спустившись к ручью, Олег сел на камень и закурил. Вообще-то в походах Олег курил мало, только в ситуациях сложных, требующих раздумья, нахождения единственно верного решения. Сейчас же он курил от полной растерянности.
- Как ты в поезде хотел сказать им? - пробормотал он. - "Это вам не пикник в подмосковном лесочке". Неплохо бы и тебе самому понять: этот поход не пикник в лесочке под Москвой. Ну что же ты наделал, а? Что?! А вдруг это был твой последний, а может и вообще единственный шанс в жизни. Как же все глупо, до слез глупо и нелепо. Простить, обратить все в шутку они тебе не позволят. Будешь настаивать - сделаешь еще хуже. А выпорешь их - как в глаза-то им потом смотреть? Экий ты дурак, сам все испортил…
Олег вдруг почувствовал чей-то взгляд, поднял голову и увидел Оксану. Вот она, сидит на большом камне и грустно смотрит на горы. Он лихорадочно замотал головой, но видение не исчезло. Более того, Оксана встала, строго и укоризненно посмотрела на Олега и проговорила негромко:
- Помнишь, как ты обидел, оскорбил меня? Смотри, не оскорби и их…
Сказала - и исчезла. Олег ошарашено смотрел на камень.
- Не оскорби…, - пробормотал он зло. - Слова-то уже сказаны, роковые слова…
Он жадно затянулся раз, другой и вдруг вскочил. Пришедшая в голову мысль ошеломила, поразила его.
- Но ведь она знает, что слова уже сказаны. Не может не знать. Да и саму Оксану обидело не намерение наказать, а… Что же обидело ее? Да, ее обиду я почувствовал позже. Когда? Да когда нас мирили, успокоив. А раз так… Получается, обидело ее не намерение наказать, а прощение…
- О, ч-черт.
Сигарета обожгла пальцы. Олег отбросил окурок и закурил еще одну.
- Эх, дурак я дурак, - проговорил он горестно. - Девять лет назад все испортил, ляпнув: выпорю. И сегодня такую же плюху отмочил. Только сегодня нет ни Лидки, ни Тараса, втроем мы сегодня… Погоди, а может и лучше, что мы втроем, что никто не встрянет. Слушай, а как бы ты сам бы чувствовал себя на месте Оксаны? Да, как? Пожалуй… Пожалуй, оскорбился бы… Слава богу, хоть не успел заикнуться о раздевании. И не заикнусь.
Олег загасил сигарету, вздохнул, поняв вдруг, что ему все же очень хочется увидеть обеих женщин нагими. Осерчав на себя на это желание, потянулся было к пачке. Но раздумал, встал. Подойдя к зарослям ольхи, быстро срезал несколько прутьев, очистил их от листьев и, понурив голову, зашагал вверх по склону. И хотя он убедил-таки себя, что отступать уже нельзя, надо довести начатое до конца, на душе было муторно…
…Обе женщины спокойно сидели у костра. Заслышав шаги, они повернулись к нему и радостно улыбнулись. Олег совсем смутился и, осердясь на себя, сказал нарочито весело:
- Ну, и кого наказывать первой?
- Меня, - тихо сказала Катя, краснея. - Меня, Олег.
Олег вытащил из палатки спальник, сложил его так, чтобы было мягче, выбрав место, где толстым слоем рос мох.
- Что ж, Катюша, ложись.