- К черту Билла! - воскликнула Джеки. - К черту всех наших бывших! На корабле обойдемся без них! - Она бросила еще один взгляд на Генри, углубившегося в разговор, потом подхватила нас с Пэт под руки. - Путешествие начинается!
И мы пошли к трапу.
2
- Улыбочку, леди! - завопил фотограф, как только мы ступили на палубу "Принцессы Очарование" и застряли в холле, дожидаясь, пока толпа пассажиров просочится в узкий проход. Изнутри доносились потоки музыки в стиле калипсо. Стальные барабаны. Трещотки. Весь день. Всю ночь. О Матерь Божья! Если вы бывали в карибском круизе, вас уже ничем не испугать.
- Пожалуйста, улыбочку, леди! - еще раз взмолился фотограф. По его странному выговору я решила, что он из Австралии.
- Нет, спасибо, - отмахнулась я, вспомнив предупреждение турагента, что отделаться от корабельных фотографов не легче, чем от тараканов в нью-йоркских кухнях. Куда бы вы ни повернулись, они тут как тут, ловят ваши фотогеничные позы, и им совершенно наплевать, хотите вы этого или нет.
- Всего шесть долларов, и вы не платите до тех пор, пока не увидите фотографии и не решите, что вам понравилось! - тарахтел он. - Мы немедленно проявляем и печатаем, а каждый вечер выставляем их на специальном стенде у большого салона ресторана.
- Ой, да перестань, Элен! Это его работа. Ну пусть он нас щелкнет, - смилостивилась Джеки и обняла нас с Пэт за талию для группового снимка.
- А я как раз надеялась, - прошептала Пэт, - на корабельного фотографа. Я забыла свою камеру, а ведь надо же привезти фотографии домой детям.
Детям! Мое сердчишко сжалось, как всегда бывает при воспоминании о малышке Люси Ковецки. Ее настороженные карие глазки, мягкие светлые кудряшки, задумчиво-проницательное выражение ее личика… Я подумала, как она себя чувствует без матери, оставшись на неделю с отцом. Счастлива ли она или же страдает от одного его вида рядом с собой. Мне стало мучительно больно от двусмысленности ее положения. Или, может, я сама себя накручиваю? Пытаюсь перенести на нее то, что я могла бы чувствовать, оставь меня моя мать на неделю с блудным, невнимательным отцом и отправься она с подругами на Карибы? Потом я быстро напомнила себе, что Билл Ковецки - совсем не Фред Циммерман; Билл мог поставить свою врачебную карьеру превыше интересов семьи, но он был не волокитой, а всего-навсего доктором, тщившимся потешить свое честолюбие.
- Ну ладно, щелкайте, да побыстрее, - разрешила я. - И сделайте для меня парочку, - я подумала, что стоит привезти одну специально для Люси. От ее тетушки Элен.
Мы радостно произнесли "чи-и-и-з", фотограф сделал снимок, после чего наконец можно было двинуться дальше, в глубину корабля. Не тут-то было! Нам противостояла фаланга официантов с подносами спиртного, так сказать, "с прибытием". В высоких бокалах пенилась желтого цвета мешанина с какими-то розовыми зонтиками и черными вишенками.
- Не желаете ли замечательный холодный "Майами-вамми"? - предложил нам один из официантов.
- А это что? - поинтересовалась я, навсегда отказавшаяся от употребления яичных белков, сливок и прочих носителей преждевременной смерти.
- Да какая разница! Все равно оплачено! - Джеки уже схватила один бокал и жадно приложилась к нему.
- Напитки бесплатно! - подтвердил официант. - Стакан - нет. Это наш специальный сувенирный бокал. Всего пять долларов!
Пять долларов? Бокал точно такой же, как в любом баре любого отеля, только на этом красуется логотип "Принцессы Очарование" - красная туфелька на шпильке, попирающая золотую корону.
- Хочешь выпить, Пэт? - быстро спросила Джеки, пока официант не двинулся дальше. По моему лицу она уже поняла, что я - пас.
Пэт выдержала свои обычные десять секунд и приняла решение.
- Да.
Официант протянул ей бокал "Майами-вамми". Поблагодарив, она веско произнесла:
- Этот бокал будет замечательным сувениром детям.
Во время любого нашего отдыха Пэт неукоснительно соблюдала одно правило: все, что не прибито гвоздями, является сувениром - фотографии, открытки, стаканы, подставки для бокалов, шариковые ручки, блокнотики, меню, а особенно - шоколадные монетки, которые в приличных отелях кладут тебе на ночь под подушку. Я не раз задумывалась, что делают ее дети со всем этим барахлом, которое Пэт стаскивает в дом.
Она только было приготовилась пригубить свой "Майами-вамми", как человек, торопливо шедший сзади, буквально врезался в нее, отчего почти все содержимое бокала оказалось на ее кофточке.
- Ай-яй! - воскликнула Пэт в полном смущении, словно сама была виновата в происшедшем. Она вытащила платок из сумочки и принялась оттирать жирное пятно с груди. Мужчина, совершивший оплошность, только в этот момент понял, что он натворил, остановился, развернулся и принялся рассыпаться в извинениях.
- Пожалуйста, простите меня, ради Бога! - с мольбой воскликнул он, едва не падая перед Пэт на колени. - Я порой бываю так неловок! Я глубоко сожалею.
- О, да ничего страшного, - успокоила его Пэт, слегка покраснев. - Я понимаю, вы не хотели.
- Я правда не хотел, клянусь Богом! - он сложил ладони перед собой и зачастил с такой скоростью, что у меня забилось сердце. - У меня и в мыслях нет толкать женщин или их стаканы. Наверное, это потому, что я никогда раньше не был в круизе, а мне сказали, что надо быть на борту к часу дня, и я поверил им на слово и очень боялся опоздать. Вот видите, я вовсе не старался нарочно врезаться в вас и доставить неприятности. Пожалуйста, простите меня!
Ну и речь, подумала я. Этот человек просто не находил себе места от раскаяния. И как ему, должно быть, чертовски жарко в этом темном костюме-тройке! Одет он был скорее как служащий банка, а не как пассажир туристского лайнера.
Он был невысок, энергичен, с тонкими губами и тоненькой полоской усов. Коротко подстриженные черные волосы с челкой блестели, как начищенный ботинок. Сорок с небольшим, прикинула я. Или около пятидесяти.
- Меня зовут Алберт Муллинз, - представился он, в то время как Пэт продолжала промокать платком свой обширный и обильно политый "Майами-вамми" бюст. - Разрешите, я помогу вам.
Совершенно забывшись, он протянул руку и едва не прикоснулся к груди Пэт в отчаянной попытке хоть как-то помочь или загладить свою вину, но в последний момент, видимо, сообразил, что делает уже нечто совсем неприличное и покрылся пунцовыми пятнами, отчего бедняжка Пэт тоже стала пунцовой.
- Я отдам блузку в химчистку, - проговорила она, взяв себя в руки. - Прошу вас, не стоит беспокоиться! - Переведя дух, Пэт назвала ему свое имя, а затем представила и нас с Джеки.
- Рад с вами познакомиться, - кивнул он, - хотя предпочел бы, чтобы наше знакомство состоялось не столь неуклюжим с моей стороны образом. - Затем он бросил взгляд на свой собственный костюм и вне всякой связи с предыдущим добавил: - Пожалуй, я слишком вырядился, не правда ли?
- А мы и не заметили, - не без нотки сарказма заверила его Джеки.
- Дело в том, что по проспектам, которые я читал, мне показалось, что на "Принцессе Очарование" все очень официально. И я почувствовал, что надо надеть лучший выходной костюм.
- Вы прекрасно выглядите, лапочка, просто великолепно! - воскликнула Джеки, а, когда он отвернулся, закатила глаза. Ясное дело, ему не удалось распалить в ней страсть, как это произошло в случае с Генри Причардом. Для нее он был слишком мягок, слишком чудаковат, непрактичен, слишком легковесен. Она предпочитала крупных и мускулистых мужчин, чьи габариты, сила, властность видны невооруженным глазом.
- А вы откуда? - спросила я у Алберта.
- Манхэттен, - коротко ответил он. - Хотя у меня еще есть загородная вилла в Коннектикуте.
- В Коннектикуте? Где именно? - подхватилась Пэт.
- В Риджфилде.
- Ну надо же! - Пэт прямо затрепетала. - А я из Уэстона! От вас двадцать минут на машине.
Для Пэт такая реакция - перебор. Просто бесстыдство!
- А чем вы занимаетесь, Алберт? - снова спросила я. Мой интерес к мужчинам имеет чисто деловую подоплеку. Может, и этот работает в сфере, которая нуждается в рекламной поддержке?
- Я пишу книги.
- Правда? - с возрастающим уважением переспросила я. - Романы?
- Нет, - ответил он. - Пособия для натуралистов. Для орнитологов.
Орнитология! Сомневаюсь, что мне удастся втиснуть его в передачу Барбары Уолтерс, но есть и другие. В воскресные утренние шоу на Си-би-эс, например; всегда включают какие-нибудь сюжеты о природе. - А кто ваш издатель?
- Боюсь, у меня нет одного конкретного. Я пишу для себя. Я люблю птиц, поэтому веду дневники, куда записываю все свои наблюдения, которые мне удается сделать и в Коннектикуте, и во множестве других мест.
Весьма своеобразный парень, однако. Наверняка он связан с каким-нибудь трастовым фондом, если может содержать дома на Манхэттене и в Коннектикуте да еще и кататься в такие круизы.
- Я приобрел тур на "Принцессу Очарование" в надежде увидеть каких-нибудь экзотических птичек, - продолжал Алберт.
- Прекрасная мысль! - подхватила Пэт, которая наконец бросила возиться со своей кофточкой и пыталась допить остатки коктейля. - Мои дети летом любили ходить с отцом наблюдать за птицами. Когда ему удавалось выкроить время от своей медицины, конечно.
- Ваш муж доктор? - поинтересовался Алберт.
- Мой бывший муж! Да, он гастроэнтеролог.
- Бывший! Понятно. - Алберт снова покрылся пунцовыми пятнами, словно нечаянно услышал слишком личную информацию. Но оживленный вид Пэт подействовал на него явно воодушевляюще. - А я, знаете, никогда бы не решился подать на развод. Хотя много лет уже плачу алименты. - Помолчав, он продолжил: - Я уже давно путешествую один.