Главным претендентом на руку вдовы, прозябающей в провинции, все считали Морица Саксонского, незаконнорождённого сына польского короля Августа, который настойчиво добивался женитьбы на вдовствующей герцогине. Светлейший князь, желая стать ещё и герцогом, несмотря на то, что уже женат, послал хлопотать перед поляками Бестужева. Но Анне Иоановне напористый мужчина, каковым являлся Мориц, нравился больше, чем старый Меншиков, о котором она слышала только худое.
- А что, Александр Данилович, от Бестужева слышно? - безразличным голосом спросил Ягужинский, покрывая карту.
- Я более надежду составляю на Василия Лукича Долгорукова, - молвил светлейший князь, забирая взятку.
Между тем Анне Гавриловне доложили о новом госте, и та поспешила в прихожую. Молодой человек, лет около тридцати, в синем гвардейском мундире Семёновского полка терпеливо ожидал графиню. Увидев её, мсье Жан-Анри Моризо, с лёгкой руки Петра I, прозванный Иваном Андреевичем Моризо, тут же, со светлой улыбкой, поцеловал руку Анне Гавриловне и на чистом русском спросил:
- Как ваше здоровье, Анна Гавриловна?
- Спасибо вам, не жалуюсь, - улыбаясь, ответила Анна Гавриловна. Она относилась к молодому человеку с симпатией и рада, что он принадлежит к кругу друзей мужа.
- Павел Иванович в кабинете, - многозначительно доложила она, так как игра в карты в недалёкие времена Петра I совсем не поощрялась.
- У вас гости? - спросил Моризо, проходя в зал и потирая руки.
- У нас Маша Меншикова, вы наверно её и уже видели, - подняла на него прищуренные глаза графиня.
- Признаться, издалека, на помолвке, - согласился с ней Жан-Анри.
- Только она с женихом графом Петром Сапегой, - предупредила Анна Гавриловна и погрозила пальчиком, - а то я знаю вас.
Жан-Анри улыбнулся, Анна Гавриловна явно преувеличила его подвиги, пусть он и не стремился в монахи. Анна Гавриловна провела его на свою половину и представила его баронессе Марфе Ивановне, а потом Маше Меншиковой. Жан-Анри поцеловал ей руку и, улыбаясь, сказал:
- Вы разбили мне сердце, Маша.
- Отчего же, - смущаясь, спросила Маша.
- Я могу вызвать вашего жениха на дуэль и убить, - сказал Жан-Анри и, увидев неподдельный страх в глазах Маши, улыбаясь, добавил, - но тем самым разобью ваше сердце, а от этого вы дважды разобьёте моё.
Маша счастливо улыбнулась, а Жан-Анри добавил:
- Сейчас я освобожу вашего любимого, - и прошёл в кабинет.
- Приветствую вас, господа, - с улыбкой поздоровался Жан-Анри, и взоры играющих тут же переместились на него.
- А не сыграть нам в квинтич, Иван Андреевич, - сказал ему светлейший князь, пожимая руку.
- С удовольствием, - согласился Жан-Анри, пожимая руки Ягужинскому и Остерману и представившись Петру Сапеге.
- Петя, сынок, иди к Маше. Она, поди, соскучилась, - сказал Меншиков зятю, и, улыбаясь, добавил: - А то, я смотрю, игра тебе не в сладость.
Князь Пётр Сапега с удовольствием поднялся из-за стола и, попрощавшись, быстро вышел.
- Ну-с, в банке десять рублей, - сказал Меншиков и положил пяток новых золотых с левым профилем Екатерины I. Посмотрел на игроков и перетасовал карты, а потом молчаливо протянул карты Остерману и тот сдвинул. Светлейший князь раздал по одной на круг и вскрыл свою десятку:
- Что скажешь, Павел Иванович? - Ягужинский глянул мельком на карту и сказал: - Банк.
Меншиков хмыкнул и бросил ему одну.
- Ещё, - невозмутимо улыбаясь, сказал Ягужинский. Меншиков бросил вторую карту.
- Свои, - сказал Ягужинский, глядя на Меншикова. Тот медленно вытянул карту и бросил на стол. Десятка! Ягужинский бросил свои карты и принялся отсчитывать монеты от своей кучки.
- Что скажем, Иван Андреевич? – спросил довольный Меншиков, открывая свою семёрку.
- Десять, - сказал Жан-Анри.
- Что так? - спросил Меншиков, кидая ему карту.
- Оставлю вам на развод, - засмеялся Жан-Анри, выбрасывая десятку и туза, и забирая пять монет.
Игра шла несколько часов и горка возле Жан-Анри заметно выросла. Светлейший князь остался доволен – с приходом Жан-Анри ему удалось отыграться и, даже, соорудить перед собой на столе изрядную кучку золотых монет.
Анна Гавриловна пригласила всех на домашний ужин и мужчины, оживившись, прошли к буфету, чтобы принять перед едой бокал вина, а светлейший князь с радости махнул водочки. Все, не чинясь, уселись за стол и принялись за стерляжью уху с расстегаями.
Из библиотеки к ужину появились Маша Меншикова и князь Пётр. Усаженные напротив друг друга, они всё время перебрасывались взглядами и улыбались друг другу, стараясь соблюсти приличия. Разнесли ботвинью с раками и, почти сразу же, жаркое из телятины.
Подали красное вино. Светлейший князь Меншиков попробовал и сказал, обращаясь к Жану-Анри:
- Вашего завозу? - Жан-Анри кивнул головой и князь добавил:
- Зайду как-нибудь к вам. Хорошее вино.
- Я скажу приказчику, - сказал Жан-Анри, - вам покажут все коллекции.
- Весьма хорошее, - сказал весь вечер молчавший барон Остерман, - пожалуй, будет лучше рейнского.
Подали пироги с визигой, пряженцы с сёмгой, и прочие заедки. Гости почтили их с трудом, но крепким сбитнем запили с удовольствием. Жан-Андре почти тут же распрощался, несмотря на приглашение светлейшего князя остаться ещё на пару часов, и вышел на крыльцо.
Глубоко в небе светила полная луна, пряча в своём сиянии звезды, и только некоторые из них осмеливались с ней равняться. Жан-Анри вздохнул полной грудью и неспешной ходой пошёл вдоль улицы, намереваясь прогуляться по Екатерининскому саду, прежде чем идти к себе. Сзади, возле Морской Академии, слышались громкие голоса будущих гардемаринов, не желающих спать в такую прекрасную ночь. Несмотря на то, что в ночное время ходить по улицам Санкт-Петербурга опасно, Жан-Анри не боялся, так как тренировал своё тело, шпагу держал острой, а душу наполнял бодрый задор. Важнее всего постараться не убить нападавшего, поддавшись естественному инстинкту.
О Жан-Анри в Санкт-Петербурге ходили разные слухи. Поговаривали, что Жан-Анри Моризо из Буржа, провинции Берри, герцогства Беррийского во Франции, где он жил, как бенедиктинский монах. Что отчасти походило на правду. Называли его любимчиком Петра I, купленным у регента Франции Филиппа Орлеанского, что тоже казалось полуправдой.
С Петром I Жан-Анри познакомился в Париже в апреле 1717, когда тот нагрянул в столицу Франции. Пётр, как обычно, гулял инкогнито по Парижу и забрёл в винный погребок Жан-Анри. Они быстро нашли общий язык. Жан-Анри сразу понравился высокий любознательный, с благородной осанкой, северный царь, в выпуклых черных глазах которого всегда горел живой огонёк интереса.
Они до утра дегустировали вина его огромной коллекции, и к рассвету Жан-Анри бегло говорил на русском, чем немало потешил Петра. Тот тут же уговорил его ехать с ним в Санкт-Петербург, чтобы открыть там такой же погребок, как в Париже. Жан-Анри согласился, и они ударили по рукам, а затем принялись обмывать заключённый договор.
Их нашёл князь Борис Куракин, посол Петра во Франции, и устроил обструкцию продолжению банкета. Куракин напомнил, что сегодня понедельник и к Петру в этот день с визитом должен пожаловать семилетний Людовик XV. Царь тут же поднялся и вместе с Жан-Анри уселся в карету, заблаговременно подогнанную Куракиным.
Карета быстро доставила их в отель Ледигьер на улице Серизе в аристократическом районе Парижа, принадлежащий маршалу де Вильруа и отданный Петру I на время его визита в Париж. Не успели они подняться, как перед отелем показались экипажи юного короля.
Пётр вышел и встретил его у кареты. Взявши Людовик XV за ручку, он повёл его в отель, где они, как равные, уселись в одинаковые кресла. Король продекламировал заученную речь, которую на ухо Петру переводил Жан-Анри, к большому неудовольствию князя Куракина. Пётр, слушая короля, растрогался и прослезился, а потом поднял Людовика XV на руки и поцеловал.
Маленький король улыбался, но немного поморщился – от дяди Петра неприлично разило вином. Пётр, с помощью Жан-Анри, мило побеседовал с королём, рассказывая ему о Санкт-Петербурге, о кораблях и сражениях, и тот с интересом слушал, и, нарушая церемониал, придвинул кресло к Петру, чем вызвал неудовольствие своего воспитателя, семидесяти трёхлетнего маршала Вильруа.
Так началась эта странная дружба царя и неизвестного француза. В Санкт-Петербурге Жан-Анри поразил Петра I ещё раз. Как-то, глядя на чертежи английского фрегата, изготовленные собственноручно Петром, Жан-Анри объявил царю, что чертёж не верен, и тут же, по памяти, искусно исправил ошибку.
Пётр посмотрел атласы, увидел, что он, действительно, дал маху и расцеловал Жан-Анри:
- Эх, светлая голова, мне бы, таких как ты, полсотни душ, я бы всю Россию-матушку перевернул.
С тех времён Пётр всегда звал своего друга на комиссию чертежей не только своих, но и других кораблестроителей. Федосей Скляев, знатный петровский строитель, пыжился, обзывал Жан-Анри "французишкой", но перечить царю не смел – нёс чертежи Жан-Анри, стоял у него за спиной и дулся, пока Жан-Анри, с улыбкой возвращая ему чертежи, похваливая, что сделаны "знатно" и предлагал по этому случаю распить бутылочку вина. В конце концов, Федосей стал "французишке" крепким другом.
После одного случая Жан-Анри вообще произвели в семёновские мушкетёры. Как-то Пётр принимал тульские фузей и мушкетёры Семёновского полка делали пробные стрельбы. Жан-Анри, наблюдая за стрельбой, заметил Петру, что стреляют мушкетёры не сильно метко.