Анри присел на полку, притянув меня к себе на колени. По радио певец пел что-то бодренькое, о дорогах уходящих в даль. Анри взял мое лицо в чашу из своих ладоней и посмотрел мне в глаза, завороженная, я не могла оторвать от него глаз, и сердце набатом застучало в груди. Его губы приблизились, и купе уплыло в потемневшем кадре поцелуя. Губы, приручив мои, передвинулись вниз по шее, к вырезу моей блузки. Теперь руки обхватили мою грудь, а большие пальцы разглаживали шелк бюстгальтера на моих сосках. Захотелось опрокинуться навзничь и забыться в жадном обладании его тела. Словно угадав мое намерение, Анри не позволил мне коснуться спиной казенного покрывала. Он удерживал меня на своих коленях и мучил ласками, заставляя извиваться от страсти. Вдоволь натешившись и уже не смея сдерживаться, он вскочил, подхватив меня за талию, и рывком сорвал свои джинсы, звякнув пряжкой ремня.
Наконец-то мы дома!
Мое обещание было исполнено, только с рассветом, часов около пяти, мы уснули, не замечая тесноты облюбованной нами, в полном смысле этого слова, полки. Кожей спины я чувствовала его дыхание, и его рука лежала на моем животе, будто снова готова начать ласки.
Проводник шел по вагону и тихонько стучал в двери купе, оповещая пассажиров о том, что мы приближаемся к Московскому вокзалу города-героя Ленинграда.
Глава пятая
Гостиница "Октябрьская", где были забронированы наши номера, находилась на привокзальной площади, рядом со станцией метро "Площадь Восстания".
Многолюдная масса двигалась двумя потоками, от Московского вокзала к метро и обратно. Влившись в один из них, и сплотившись с телами, вынесшими нас на противоположный берег, мы неожиданно были выплюнуты из русла на углу, у парадного входа в гостиницу.
Седой швейцар, похожий на полковника КГБ, увидев иностранцев, не торопясь, открыл нам дверь. Служащая, находившаяся за стойкой с множеством ячеек и давно не крашеной надписью "Reсeption", с достоинством депутата Верховного Совета приняла наши паспорта. Более всего я боялась, что, по милой советской привычке, нам предоставят номера на разных этажах, а то и в разных корпусах. Но синий цвет французского паспорта все-таки произвел на даму впечатление. Она даже спросила: поселить ли нас рядом? Анри, уловивший тонкости советского сервиса, представил меня своей переводчицей, и попросил, что бы окна наших номеров выходили во двор, а не на площадь. Видимо, опробованный им способ передвижения и "тесное" общение со спешащими ленинградскими рабочими и служащими, произвел на него неизгладимое впечатление.
Худенький, веснушчатый мальчик, изображавший из себя портье, подхватил наш багаж и, водрузив на тележку, покатил ее к лифту. Лоснившаяся на локтях униформа смешно болталась на нем. Мы переглянулись, и я чуть не прыснула со смеху.
Мальчишка был исполнен ответственности за порученную работу. Из комсомольцев. Но, от чаевых, предложенных Анри, не отказался.
Когда он скрылся за углом, в лабиринте гостиничных коридоров, Анри перебежал в мой номер. Повесив табличку "Не беспокоить", он скомандовал:
- В душ!
Я с удовольствием повиновалась ему, очень хотелось смыть с себя металлический запах поезда, которым, как мне показалось, пропиталась даже моя кожа.
Стоя под струями теплой воды, мы с наслаждением намыливали друг друга душистым мылом, изобретая при этом весьма интимные способы этого веселого процесса.
Перекусив заказанным в номер завтраком, решили, что немного сна нам не повредит, а только позволит подольше погулять по ночному Ленинграду. И, конечно, мы не смогли упустить возможности опробовать гостиничный "кинг-сайз" на прочность.
Первую вылазку в город мы начали с Невского проспекта. Анри интересовала архитектура, и мы, по его настоянию, свернули к храму Спаса на Крови. В немом восхищении многоцветием куполов храма, он внимательно слушал девушку экскурсовода. Она, по всей видимости, влюбленная в свое дело, так увлеченно рассказывала слушателям историю собора, что Анри, понимавший по-русски только несколько слов, даже не просил меня перевести.
Пересекли Неву по Дворцовому мосту и направились к музею-кунсткамере. В понедельник музей не работал, и мы слегка разочарованные остановились у набережной. Рядом, на причале, производилась посадка на катерок с экскурсией по рекам и каналам Ленинграда. Анри помог мне перебраться на борт, покачивающегося на темной невской воде, катера и обдуваемые теплым ветром с Финского залива мы пустились в плавание.
Стоя на корме катера, туристы снимали друг друга на фоне проплывающих достопримечательностей. Анри жестами попросил одного из них сфотографировать нас вместе. Обняв меня за плечи, он ослепительно улыбнулся в объектив. Я посмотрела на него и позавидовала сама себе.
Кинозвезда!
Так нас и снял фотограф-любитель. Счастливо улыбающийся Анри, и я, смотрящая на него с восхищением.
Ночью, возвращаясь в свою гостиницу, в круглосуточной "Березке" на Невском, мы купили бутылку французского вина. Как патриот, Анри любил все французское, но о ленинградском эскимо отозвался, как о лучшем в мире. Итак, вино, фрукты, мороженое и любовь, любовь, любовь!
Я постаралась больше узнать о своем любимом. Вот биография, понятая мною из хаоса английских слов, как можно проще и медленнее, специально для меня, говорившего Анри.
Ему двадцать шесть лет, он единственный сын состоятельных родителей, профессии которых связаны дипломатическими отношениями с развивающимися странами. Родители редко бывают на Родине, но имеют квартиру-этаж в старинном доме в историческом районе Парижа - собственность его семьи. Анри рано стал самостоятельным, получив достойное образование, не пошел по стопам своих родителей, а избрал своим поприщем химическую промышленность.
- За ней будущее, - был уверен он.
Фирма, в которой работает Анри, заключила баснословный контракт с государственной конторой "Союзхимком" на поставки химических удобрений. Нитраты, нитриты. Сейчас это пробная командировка, но у фирмы есть намерения сделать Анри постоянным представителем в Москве.
Особо интересующие меня статьи: женат не был, детей не имеет. Ранее имел близкие отношения со студенткой Сорбонны, в данный момент они разорваны, по причине дикой ревности последней.
Еще бы, милый, - подумала я, - ты просто не можешь себе представить, как тяжело смотреть на постоянно кружащих вокруг тебя хищниц, вышедших на охоту за божественным телом. Я буду пристально смотреть за тобой. Далеко не отпущу.
Только около моей юбки.
Мы до рассвета смеялись, пили вино, занимались любовью. Анри с упорством первоклассника заучивал русские слова. Нас увлекла эта игра, он показывал на предмет, называл его по-французски, следом я, по-русски. Более всего ему понравилось слово "хочу". Он употреблял его по разному поводу, как ребенок, тыкая пальцем: хочу! Когда посветлели наши окна, мы уснули, свернувшись калачиком, как мне нравилось - моя попка на его бедрах, а его щека касалась моего плеча.
На следующий день у нас была обширная программа, на вечер Анри зарезервировал столик в плавучем ресторане "Парус".
В Эрмитаже можно провести жизнь, поэтому мы заранее решили, какие залы нам хотелось бы посмотреть. Присоединившись к экскурсионной группе иностранцев, мы прослушали вводную обзорную лекцию. Когда группа дошла до фламандцев, мы покинули ее и начали осмотр самостоятельно. Анри хотелось посмотреть на искусство импрессионистов, и по мраморной лестнице мы поднялись на третий этаж.
Затем, что бы посмотреть древности, спустились вниз, меня интересовали древне египетский, греческий и римский периоды. На нас умиротворенно подействовала красота скульптур и обломки былых цивилизаций. Через три часа у меня уже кружилась голова, а интерес Анри был полностью удовлетворен.
Уставшие от множества впечатлений и хождения по пыльному, жаркому, июльскому городу, мы возвратились в свою гостиницу. Дама в Reсeption сменилась, разницу я обнаружила только в прическе, свернутой узлом, в котором для объема, как мне когда-то рассказывали, использовалась туго свернутая мочалка. Получив вожделенные ключи, поднялись на свой этаж. Я испросила у Анри час на сборы, и, в столь желанном сейчас одиночестве, принялась украшать себя для предстоящей, по моим планам, серьезной баталии. Баталия - как окончательный удар, перед полным поражением противника.
Простояв в ласкающем кожу душе необходимое мне количество минут, я задумалась перед раскрытым настежь гостиничным гардеробом. Черно-белая, куриная лапка "пье-де-пуль" - костюм, предназначенный с подачи Аллочки, напомнить Анри родину, решила я.
Сейчас, я должна слиться в его желаниях со всем близким ему от рождения и не вызвать отторжения, даже в очень дальних перспективах. "Пье-де-пуль" - костюм, состоящий собственно из платья без бретелек, с облегающей заниженной талией, распускающейся на бедрах, как тюльпан, юбкой и черным "болеро". Открытые белые босоножки, пастельного, розового цвета педикюр, распущенные по плечам волосы, помада в тон… Капля любимых "Опиум" довершала картину. Глядясь на себя в зеркало, я льстила себе тем, что сейчас напоминала француженку.
То, что надо.
Я готова.
Выходи на бой, милый Анри, будет тебе Бородинская битва!
Среди удовольствия от собственного лицезрения раздался телефонный звонок. Беру трубку и цепенею. "Октябрьские" проститутки узнав у портье, что я переводчица Анри, набравшись наглости, а может быть и от отчаяния, позвонили мне в номер, спросив: "Где мсье и почему его никогда не бывает в номере?" Действительно, отчего мсье не бывает в своем номере? Оттого, бедняжки, что все свободное от моих рук время, он проводит с моими губами. И оставив его сейчас одного, хотя бы ради того, что бы чудесно выглядеть, я совершила большую ошибку.