Телепортация. Это когда мгновенно перемещаешься из одного места в другое.
Непреодолимою силою (читай - желанием) Анри, я была телепортирована в спальню.
За время его общения со служащим "рум - сервиса" я успела немного остыть и смогла разглядеть в полумраке спальни ведерко с шампанским. Возлюбленный, оказывается, подготовился! Он, наконец-то, ближе познакомился с пуговками моего костюма, и они, как старые знакомые, не оказали ему сопротивления. Никогда еще меня не раздевали с такой скоростью. Более всего я волновалась за сохранность моих чулок цвета загара на широкой кружевной резинке, купленные мною на чеки в "Березке" по сумасшедшей двойной цене. Затраты себя оправдали. Срывая лепестки моей одежды, Анри был поражен, открывшимися ему прелестями, и в итоге я оказалась раздетой донага, за исключением чулок.
Несмотря на реактивное начало Анри немного успокоился, решив, что обратный ход я уже не отыграю - голышом мне деваться некуда. Это я так думаю, скорее всего, Анри не думал вообще, он весь превратился в зрение. В осязание. В обоняние. Вот, теперь нас пробуют на вкус.
Ау, сознание! Абонент находится вне зоны действия сети.
"Давненько мы не брали в руки шашек". Любовью я занималась месяца три назад, в последний приезд моего любовника-рижанина, тогда мы устраивали плотские пиры, чтобы, как он говорил, мне надолго хватило.
Заниматься любовью это как кататься на велосипеде, один раз прокатился и не разучишься всю жизнь. Сегодня мне повезло - велосипед попался фирменный, с натянутой, как тетива лука, крепкой цепью, с автоматическим переключением скоростей, удобными педалями, по размеру подходящим седлом, чуткой и плавной тормозной системой. Эх, прокачу!
Мое участие сводилось лишь к тому, что бы следовать желаниям Анри, его нежным губам, и требовательным рукам.
Шампанское весьма кстати, французы знают в этом толк. Мои, измученные поцелуями губы дрожали, припадая к золотому ободку фужера, и зубы предательски извлекали из него хрустальный звон.
Но время неумолимо.
- Я не хочу отпускать тебя… - и синий взгляд, способный растопить любое сердце.
- Анри, это необходимо. Администрация знает, что я у тебя. Ты хочешь, что бы меня выволокли за косы?
- Нет, нет! Я забыл, где мы находимся. Прости, - он моментально натянул брюки. - Я сейчас же провожу тебя домой!
- Не стоит. Просто посади меня в такси. Уже поздно, и вдвоем мы привлечем внимание, - я застегивала пуговки, и мои движения гипнотизировали Анри.
- Об этом не может быть и речи. Я провожу тебя до двери твоего дома. Иначе я не смогу уснуть, беспокоясь о тебе, - руки его тянутся к моей груди, голос становится приглушенным, и я знаю, что за этим последует. - Это я для того, что бы ты пожалела меня поцелуем.
- От тебя не отвяжешься… - сдалась я, позволяя его нервным рукам расстегнуть лиф вновь.
Я нервничала, когда мы прошли мимо дежурной по этажу, удачно - в одиночестве - спустились на лифте, и гордо промаршировали мимо охраны, из-за позднего времени и отсутствия гостей, не знающей чем себя занять. Вслед нам я услышала, как они обсуждали достоинства моей фигуры.
Подъехав на такси к моему дому, Анри настоял на том, чтобы проводить меня к двери моей квартиры Соседские подростки, игравшие на гитаре, заинтересованно посмотрели нам в след, и тут же забыв о нас, продолжили свою грустную песню о таганской тюрьме.
Мы прощались. Подарив Анри чувственный поцелуй, я пошутила, что теперь он может спать спокойно. Он, застонав, посетовал на мое безжалостное сердце и потянулся к моим пуговкам. Боже, надо прекращать, иначе измучим себя! Я поцеловала его в щеку и напомнила, что его ждет такси. Видя мою непреклонность, Анри, с неохотою, все же вышел из подъезда.
Войдя в темную прихожую, я на ощупь включила свет. Тишина. Только из-под двери моей комнаты пробивается тонкая полоска. Вообще-то в комнате я живу вместе с младшей сестрой Лерой. Валерия младше меня на два года, и имеет среди ровесников самый вредный характер.
- Уж ты, где жена шаталася, на каком подворье, на какой площади, что истрепаны твои волосы, сарафан на тебе… - Лерка самозабвенно перевирала "Песнь о купце Калашникове".
Она готовилась к поступлению в институт, занималась днем и ночью, что положительно повлияло на ее знания русской литературы, полностью утраченные в школе. В качестве отдыха от "противных, никому не нужных" литературных произведений, моя сестрица обожала решать задачки с такими функциями, что мне, гуманитарию, не то, что решить, но и выговорить было сложно.
С сестрой мы абсолютно не похожи. Она - шатенка, с девичьей еще, но ширококостной фигурой, глаза у Лерки на порядок красивее моих, огромные, голубые, с загибающимися черными ресницами. Как в мультике про Буренку из Масленкина, такую милую коровку, заблудившуюся в лесу и чуть не съеденную волком, в итоге, попавшем под обаяние Буренки.
- Мазер с фазер спят, - доложила Лерка.
- Хоть в этом повезло, - устало откликнулась я.
- Где тебя так замордовали, систер? - в общении с родственниками Лерка употребляла английские аналоги на московском диалекте.
- С Аллочкой гуляли, - неудачно соврала я.
- Видела я твою Аллочку два часа назад, с нашими пацанами на лавочке курила, - ехидно выложила Лерка.
- Дожили. Небось еще и "Таганку" голосила, - мне было все равно, что я соврала Лерке.
Сон. Мне нужен здоровый, восьмичасовой сон. Завтра состоится Аллочкин допрос, а я еще не решила, рассказать ли ей о перемене в наших с Анри отношениях.
Уснуть, забыться, даже сны не видеть. Гасите свет, систер!
Глава третья
Проснувшись утром, побрела в ванную и онемела от ужаса… Ну и видок! Из зеркала на меня смотрело бледное изможденное лицо, со спутанными, торчащими в разные стороны волосами, от выпитого вчера шампанского во рту сухость и желание испить холодной водицы прямо из под крана. Срочно исправлять ситуацию!
Две минуты простояла я под прохладным душем, затем энергично растерлась полотенцем, закапала в глаза голубые капли, привезенные знакомой шереметьевской стюардессой из Каира. Теперь, если я кому-то поклянусь на голубом глазу, то не совру ни капли - белки глаз от этого средства и в правду становятся голубыми.
Два мазка губной помады, два пшика польского освежителя для полости рта - больше нельзя, у освежителя спиртовой привкус и сослуживцы могут подумать, что я похмелялась после вчерашнего. Надела любимые джинсы, одной рукой застегивая кнопки на блузке, другой набирая Аллочкин номер.
- Здравствуйте дядя Костя, Аллочка уже готова?
- Готова, готова. Здравствуй Неле. От сковороды с яишней не могу оторвать, вот прорва, не гляди что худенькая. Алка, тебе Неле звонит, что сказать?
В трубке послышался Аллочкин голос, кричащий отцу с кухни.
- Спасибо, дядя Костя, я слышала, - опередила я Аллочкиного отца, чтобы не слушать ее речь с начала, да еще и с комментариями.
Аллочкин отец называл меня не иначе как Неле. Дело в том, что у Аллочкиной семья есть домашняя любимица, брехливая болонка по кличке Гелька, и уменьшительно-ласкательный вариант моего имени напоминал ему собачье. Для себя же я решила, что он меня просто уважает.
Неле меня назвал мой папенька, в прошлом профессиональный музыкант, нынче "лабух", зарабатывающий деньги в заводском оркестре, сопровождающем советские праздники, демонстрации, партийные собрания и прочую коммунистическую агитку. Но более доходной статьей считалось музыкальное обслуживание похорон и свадеб, о котором с нуждающимися работягами завода договаривался руководитель оркестра Папенька мой был человеком образованным, разносторонним и начитанным. Когда он был свободен от репетиций, похорон и свадеб, а соответственно трезв, я всегда видела его с книгой в руке. В последнее время, правда, это случалось все реже и реже. То ли жители нашего района чаще стали жениться и умирать, то ли оркестрик стал чаще репетировать. Для этого, в просторном чехле папенькиного баса Б-2, всегда хранился дежурный стаканчик и собрана кое-какая закусочка. В теплое время года "репетировали" они в близлежащем парке "Таганский" и после "репетиций" всем составом искали утерянные валторны, кларнеты или какую-нибудь другую духовую мелочь, в кустах зеленых насаждений.
Тем не менее, своим именем я была обязана героине известного романа бельгийца Шарля де Костера "Тиль Уленшпигель". Когда я была маленькая, папенька обещал мне, что, став молодой девушкой, я обязательно найду своего Тиля, и мы будем жить долго и счастливо и никогда не состаримся.
Положив телефонную трубку, прихватив сумочку и бросив на ходу заспанной Леркиной мордашке "Пока!", я покинула отчий дом.
Три минуты ожидания запаздывающей Аллочки я провела, подставив лицо утреннему, июльскому солнцу. Наконец состоялся выход королевы нашего двора.
- Привет нашим доблестным борцам за дело мира! Как крепнет советско-французская дружба? - Аллочка имела на зависть выспавшийся вид и собиралась вытряхнуть из меня все детали вчерашнего свидания с Анри.
- Имей жалость, чувствую себя как та лягушонка, что попала под асфальтоукладочный каток.
- Эх, мальчики-мальчоночки помяли мне юбчоночку! - чуть ли не пошла в присядку Аллочка. - Часом, не Анрюша ли тебя так укатал?
- Анрюша?!
- А что, все ж по православному, а то Анри, Анри, ровно как собака лает.
Басурмане! - веселилась моя подруга.
- Нет сил, с тобой препираться, Анрюша так Анрюша, - согласилась я.
- Ладно, бежим, по дороге расскажешь, как развлекалась, пока подруга в оконце все глаза проглядела. - Аллочка потянула меня за руку к подъезжающему к тротуару троллейбусу.