Послан я к вам, вольным польским войскам, называемым лисовчиками, своим старшим, известным казаком Максимом…
И запнулся на слове, будто вовремя спохватился, боясь раскрыть какую-то тайну.
Максим — это Кривонос. За Дунаем его называют сотником Перебейносом. Да и кто, скрываясь на чужбине, будет называть себя своим собственным именем?
Сейчас, вблизи, Стройновский увидел, какие несмываемые следы страданий и забот наложило на казака изгнание из родной земли, и шагнул к нему. Но, заметив, как внимательно следят за каждым движением полковники и старшины, не разделяющие его мнения об этой встрече, остановился. Незачем обострять и без того неладные отношения между казаками и старшинами.
Он посмотрел на окружающих, на бревно, с которого только что встал, и снова присел. Заметное волнение парламентера вселяло тревогу. Да и комиссары от цесаря, очевидно, не в гости звать приехали…
— С чем прибыл? — наконец произнес полковник.
— Прибыл с открытой душой и искренним казацким словом к своим людям, будь то украинцы или поляки. Из-за чего враждуем, панове казаки, жолнеры и старшины? Чего мы не поделили с вами в этих чужих придунайских буераках?
— Это уже совсем другой разговор, уважаемый пан казак. Воевали мы как войско его величества короля Речи Посполитой, помогая цесарю Рудольфу. Это устраивает пана парламентера?
Казак вздохнул, огляделся вокруг. Потом опустил глаза в землю, словно прося у нее искреннего совета.
— А наши казаки послали меня к вам, пан полковник, не для того, чтобы ссориться с польскими войсками после совместной победы над людоловами! Известно и нам, что на Дунай пришло около десятка новых полков королевских и украинских войск. Пришли, чтобы принудить чешский и венгерский народы покориться австрийскому цесарю. Мы тоже не сами пришли к Бетлену. А почему покинули родную землю, пан полковник и сам хорошо знает… Но контракты пана Иеронима Ходкевича с князем Семиграда Габором Бетленом в то время устраивали изгнанников с родины. Они объединялись, чтобы ослабить власть австрийского цесаря, отобрав у него корону для чехов и венгров. Эти контракты когда-то поддерживал и покойный Александр Лисовский, чьим именем так гордится, пан полковник, и ваше войско… Что не пофортунило Бетлену, это верно. Очень уж непостоянный характер у графа. Или не выдержала графская натура, или он что-то задумал, объединяя свои войска с цесарскими. Да, сдался Бетлен, отрекся от своего войска и якобы от освободительной борьбы. Надолго ли хватит такой политики у графа?.. А сколько привалило сюда турок, чтобы помочь своему даннику Бетлену? Надо уничтожить их всех, покуда они еще тут, и делу конец. А куда же нам, изгнанным потом казакам? Ведь мы не вольны вернуться в наш родной край. Хотя воевали мы на стороне Бетлена, но воевали за свободу народа, как об этом известно из его универсалов. Теперь же он, оказывается, предает свой народ, сам покоряется цесарю, да и страну хочет подчинить ему.
— А казаков тоже? — прервал его Стройновский.
— Говорю же, мы свободные воины, дети своего непокоренного народа. Даже тут мы воюем ради блага нашего народа, а не шляхтичей, которые в каждую минуту готовы предать его. Шляхтичи, не считаясь с договорами, способны продать парод, как поросят на ярмарке.