Алекс прижал ее к себе и поцеловал, решительно прервав поток слов. Его губы нежно и настойчиво заставили ее забыть обо всем. Осталось только желание. Джози услышала тихий клокочущий звук, который издало ее горло, казалось, без ее участия, когда его руки сомкнулись вокруг нее и она почувствовала их силу. Неожиданную силу человека, который двигался с мягкой, ленивой грацией и отнюдь не выглядел атлетом.
- Не надо, - прошептала она. Ее губы при этом касались его губ. - Вдруг кто-нибудь войдет.
Он откинул голову назад и посмотрел на нее с легкой улыбкой.
- Джози, мы с тобой спим вместе уже два месяца. Ты серьезно думаешь, что в этом доме есть хоть один человек, который еще не знает о нас?
Эта мысль поразила ее.
- Но ведь не Эмили?!
Алекс засмеялся.
- Она узнала раньше всех, детка. От нее ничего нельзя утаить: старуха видит на милю в полной темноте.
- Но она ничего не сказала, - возразила Джози.
- А что она должна была сказать? Нам обоим больше двадцати одного, мы оба свободны. И несмотря на старомодную манеру одеваться и - иногда - соответственно вести себя, Эмили прекрасно понимает время, в которое мы живем. До тех пор, пока мы ведем себя прилично, ей не на что сетовать.
- Она может подумать, что я обманываю Джереми, - сказала Джози как бы сама себе.
Алекс не отпустил ее, но его руки чуть ослабели, а лицо неожиданно приняло непроницаемое выражение. Он сказал тихо, без выражения:
- Джереми мертв, Джози. Его нет в живых уже пять лет. Ты не обманываешь его.
- Я знаю это, но… Но Эмили может смотреть на это по-другому. Она потеряла мужа сорок лет назад и все еще ходит в черном, оставляет за столом свободное место для Дэвида и держит его фотографию на столике, у кровати, и…
Алекс взял ее лицо в свои ладони.
- Эмили носит черное, потому что знает: черное ей к лицу. Что касается остального, то если ты считаешь, что держать пустое место за столом для человека, которому оно уже сорок лет не нужно, это признак психического здоровья, то я думаю, что тебе следует об этом кое с кем поговорить, детка.
Джози удивленно посмотрела на него.
- Я так поняла, что фотографию у кровати ты все-таки не считаешь чем-то из ряда вон выходящим?
- Я считаю, что это не так плохо, как место за столом. Кстати, а ты тоже держишь фотографию Джереми у кровати? Поскольку ты никогда не допускала меня в святая святых, у меня не было случая узнать об этом.
Успокоившись, Джози ответила:
- Его фотография стоит у меня на туалетном столике, не у кровати.
- Когда ты уберешь ее в ящик стола или в альбом, дай мне знать.
- Зачем?
Алекс легонько коснулся ее губами и отпустил. Он улыбался, но лицо его было все так же непроницаемо.
- Потому что тогда я попрошу разрешения проникнуть в святая святых.
Это ее удивило. Он намекал на то, что не хочет, чтобы Джереми смотрел, как он занимается любовью с вдовой своего кузена. Но Алекс никогда раньше не чувствовал никакого неудобства по поводу их отношений. Он всегда говорил с ней о Джереми легко, без всякого напряжения и раньше, и после того, как они стали любовниками. Но Джози решила не расспрашивать его, предпочитая не заглядывать слишком глубоко в чувства Алекса к ее умершему супругу.
- Пойдем со мной в сад, - снова предложил Алекс.
- Но у меня еще много работы…
- Твоя работа никуда не убежит, Джози, и никто, кроме тебя самой, не ждет, что ты будешь работать весь день без перерыва. - Алекс слез со стола и, взяв ее за руку, решительно повел к двери. - Ради твоего здоровья мы двадцать минут погуляем. Ты закончишь работу для Эмили позже. Никаких возражений.
Джози выдвинула последний аргумент:
- А у тебя разве нет работы?
Алекс, несколько лет назад получивший диплом юриста, был, по его собственному выражению, "в учениках" у адвоката семьи Килбурн, чтобы принять от него дела, как только старик уйдет на покой.
- В нашей конторе всего один клиент, разве ты забыла? - сказал Алекс, останавливаясь у двери и улыбаясь ей. - Семья Килбурн. А поскольку Престон Монтгомери просто обожал Питера, да к тому же он не в меру чувствителен для юриста - даже для старого юриста, - фирма "Кеннард, Монтгомери и Килбурн" закрылась на неделю. Единственное, что я должен сделать в рамках моих обязанностей, - зачитать семье завещание Питера после похорон.
- Тебе не следует говорить об этом в таком веселом тоне. - Джози чувствовала, что должна это сказать.
Алекс, все так же улыбаясь, слегка покачал головой:
- При столь близком знакомстве ты не можешь ожидать от меня строгого соблюдения приличий. Джози, я категорически отказываюсь горевать о человеке, который мне не нравился, или уважать его память, как будто смерть сделала из него святого. Я знаю, что он мой родственник, но я не горжусь этим родством. Он проводил время в вонючем мотеле с женщиной, пока его жена ездила в гости к родным, и это не в первый раз. Если ты хотела посмотреть, как я выражаю сочувствие, тебе надо было поехать в аэропорт, когда я встречал Кэрри сегодня утром. Вот ее мне действительно жаль.
Поскольку Джози ощущала то же самое, ей было трудно критиковать Алекса, но ее растили консервативные родители, и она не могла так легко переступить через условности.
- Мне тоже ее жаль, но…
- Но что? - Он вежливо ждал продолжения.
Джози неожиданно улыбнулась.
- Не обращай на меня внимания. Ты прав - смешно ждать соблюдения приличий от человека, который надевает шейный платок вместо галстука, отправляясь в адвокатскую контору с вековыми традициями.
Алекс подмигнул ей:
- Я вижу, ты начинаешь исправляться.
На душе у Джози стало весело. Она больше не сопротивлялась и позволила Алексу увести ее в сад. "Интересно, существует ли хоть что-нибудь, к чему он относится серьезно", - подумала она. Но его легкое восприятие жизни так часто поднимало ей настроение, что Джози редко сетовала на это. Да и ей просто хотелось выйти из дома хотя бы на несколько минут, пройтись по прохладному благоухающему саду, опираясь на надежную мужскую руку, и забыть об ужасной смерти другого человека - хотя бы ненадолго.
Утром во вторник Лауру ждали в полиции как хорошие, так и плохие новости. Как и следовало ожидать, отпечатков ее пальцев не обнаружили ни в комнате мотеля, в которой был убит Питер Килбурн, ни в его машине. Но одна из карточек-ключей, использованных субботним вечером в ее доме, принадлежала жильцу, который уехал неизвестно куда, и никто не мог сказать, когда он вернется. До его возвращения Лауру не могли окончательно исключить из числа подозреваемых. Это станет возможным лишь в том случае, если сосед Лауры подтвердит, что он сам воспользовался своей карточкой, чтобы выйти из здания в восемь тридцать пять в субботу вечером.
Но Лаура считала, что и тогда полиция не оставит ее в покое. По крайней мере, до тех пор, пока не найдет другого подозреваемого, которого, впрочем, они, похоже, не искали. Полицейские уже побывали у нее на работе, задавали вопросы боссу и служащим. Все жильцы ее дома тоже уже были опрошены.
Приятель, работавший в банке, где хранились ее деньги, сообщил ей, что полиция побывала и там, проверяя ее счета в поисках Бог знает чего. И Лаура была готова спорить, что копы проверили и ее телефонные счета, чтобы выяснить, не звонила ли она Питеру Килбурну - или он ей. Но все это, конечно, не могло дать полицейским те улики, которых они так жаждали.
Весь вторник Лаура пыталась работать, но ей с трудом удавалось сосредоточиться. Она мысленно постоянно возвращалась к тому, что именно сегодня состоятся похороны Питера Килбурна. Да еще после обеда был первый звонок от репортера, который настолько взволновал ее, что ей пришлось оставить надежду поработать.
В конце концов Лаура пошла к боссу и попросила дать ей отпуск. Она честно сказала, что журналисты будут преследовать ее до тех пор, пока полиция не найдет настоящего убийцу, и поэтому и для нее, и для фирмы лучше, если она временно исчезнет от них.
- Ты можешь отсутствовать столько, сколько понадобится, Лаура, - сказал Том Сойерс, проявив не частое среди работодателей сочувствие. - А пока я передам все твои проекты кому-нибудь другому.
- Мне очень жаль, что так получилось, Том.
Он улыбнулся Лауре, немолодой человек с проницательными черными глазами.
- В этом нет твоей вины, - сказал он. - Ты ведь только купила зеркало.
Лаура была очень благодарна за доверие к ней, за постоянную благожелательность. Том взял ее на работу, когда ей было всего восемнадцать лет, поверив в природный талант девушки. Тогда у нее не было ни опыта, ни навыков. Том сам учил ее и уговорил пойти на вечерние курсы, чтобы получить диплом об окончании колледжа по курсу промышленного дизайна. Теперь, десять лет спустя, Лаура получила свой диплом и была одним из лучших художников в этой маленькой, но процветающей фирме.
- Веди себя разумно, - напутствовал ее Том на прощание. - И не позволяй назойливым журналистам совать свои длинные носы в твою жизнь.
Хороший совет, думала Лаура по дороге домой. Но вся эта история перевернула ее жизнь.
Она уже скрывается от прессы, вот взяла отпуск за свой счет, а это значит, что с деньгами будет туго, если она не сможет быстро вернуться на работу. Когда Лаура пришла домой, на автоответчике ее уже ожидали бесчисленные просьбы об интервью и серия наглых вопросов. В конце концов ей пришлось выключить телефон, чтобы избежать бесконечных звонков.
"Вот чем приходится платить за использование номера городской компании, при том что в телефонной книжке стоят только мои инициалы", - расстроенно подумала девушка.