Я подношу его к окну, позволяя ему просочиться через крошечные отверстия, когда я шепчу, что благодарю его и говорю ему:
- Будь свободным.
- Иногда я должна напоминать себе, что я не сумасшедшая, - бормочет его мама, когда я наблюдаю, как проект уплывает. - Я имею в виду... ты говоришь с ветром. И летаешь. И ты приводишь домой моего побитого сына и
у тебя рана и…
Ее руки дрожат так, что она роняет полотенце. Я ухожу от ванны и поднимаю его. Она прислоняется к столу, крутя концы.
- Прости, я знаю, что это не твоя вина. Я просто... Я чувствую себя настолько беспомощной. Никто не учил меня, как воспитывать короля сильфид.
- Ну, вы делаете невероятную работу. И все мы знаем, как трудно с Вейном.
Ее губа дрожит, и даже при том, что она улыбается, слеза скатывается вниз по ее щеке.
- Пообещай мне, что будешь охранять его.
- Я сделаю все, что я смогу.
Она прочищает горло, вытирая глаза, когда она становится на колени передо мной.
- Верно, я, как предполагается, помогаю тебе. - Я сжимаю зубы, когда она прижимает тряпку к моему порезу. - Больно? - спрашивает она, надавливая.
- Это просто отличается от того, к чему я привыкла. - Когда ветер чистит рану, это чувствуется более естественным. Но реальная разница - беспокойство в ее глазах. Я не уверена, что моя собственная мать когда-либо так на меня смотрела.
Свежая кровь сочится из глубокой раны, и мама Вейна вытирает ее прежде, чем распространить густой, прозрачный бальзам по ране. Она прижимает квадрат мягкого хлопка по моему боку и заклеивает края, чтобы держать его на месте. Я провожу пальцами вдоль ее работы, когда она удивлена тем, насколько лучше мой бок чувствуется.
- Спасибо.
Она улыбается, но хмурится, когда смотрит на меня.
- Не хочешь помыться?
- Я тонула в океане, была поймана в ловушку в песчаной буре? - Ее глаза расширяются, и я рада, что не говорю часть о груде трупов, в которых я пряталась. Просто взгляд на это заставляет меня хотеть сжечь все, что на мне надето.
- Я не думаю, что ты должна мыться, пока рана не заживает немного больше. Но ты можешь помыться этим. - Она тянет стопку чистых белых полотенец из шкафа и указывает на раковину. - И поищу,
есть ли у нас сменное белье для тебя. Я постираю твою... это действительно униформа?
- Раньше была. И я надеюсь, что будет снова.
- Хорошо... Я могу выстирать ее сегодня вечером.
Тогда она оставляет меня, и я раздеваюсь, удивленная тем, как хорошо это чувствуется - вылезти из одежды. Ветер сохраняет ее главным образом чистой, сдувая любую грязь, которая прибивается к волокнам. Но полная
стирка – хорошее начало с нуля.
Я наклоняюсь к раковине, смываю песок и соль из волос, мою лицо. Кожа становится розовой, когда я вытираю ее теплыми, смоченными полотенцами, затем становится своего нормального бледного цвета.
Мои шрамы еще бледнее.
Тонкие белые линии рассеялись по моему телу, каждый подарок от обучения или боев, которые у меня были.
Защита Вейна.
Я прослеживаю пальцами по ним, вспоминая боль от каждой раны.
Я не загорелая или не мягкая или почти столь же красивый как Солана... и я могу не быть тем человеком, которого выбрали Бури.
Но я заслужила его.
И если я должна бороться за него, я буду.
Глава 29
Вейн
Я жду, что Солана уйдет... или по крайней мере что-нибудь скажет. Но она ничего не делает. Она просто стоит там, крутит золотой манжет с нашими инициалами на нем. Много раз, и я не уверен, что кожа под ним целая.
Это, вероятно, о чем-то говорит, что она все еще не сняла браслет, но у меня нет энергии думать о том, что это означает.
Я должен уйти и оставить ее со всеми ее сложными, девичьими эмоциями. Но это моя комната.
Плюс... Я плохо себя чувствую.
Я знаю, что фактически не сделал ничего плохого. Бури пообещали ей... не я. И я очень ясно дал понять, что мне не интересно.
Но все-таки. Это должно быть хреново все так обнаружить.
- Эй, - бормочу я, когда больше не могу выносить тишину. - Мне... Мне действительно жаль, что я не сказать тебе раньше. Я просто не чувствовал, что могу сказать что-либо, пока Одри не вернулась.
Она закрывает глаза и делает медленный, глубокий вздох.
- Так... вы ребята просто...? Или вы были прежде...?
Я не силен в расшифровке неопределенного женского разговора. Но я думаю, что она спрашивает, сколько времени мы с Одри были связаны.
- Мы, мм... сделали это официально приблизительно месяц назад.
Она кивает так, будто ее это не удивляет, затем поворачивается спиной ко мне и идет к окну.
- Значит, никогда не было шанса, - шепчет она.
Я вздыхаю.
- Это... у нас с Одри всегда была связь. Даже когда мы были детьми. Я не знаю, как это объяснить, но она ведет к тому времени, даже до того, когда ты и я, как предполагалось... ну. ты знаешь.
- И все же, она все-таки ушла, - говорит она, поворачиваясь ко мне. - Это тебя не беспокоит?
- Ну, я скучал по ней, если это то, что ты имеешь в виду.
- А как насчет боли?
Моя рука автоматически тянется к груди, но горящей боли нет, она сменилась жаром прикосновения Одри... как будто каждая искра, которая пробегала между нами, заполнила пустое место, которое раньше было там.
- Это было зверски, не так ли? - спрашивает Солана спокойно. - Вот почему ты был в таком беспорядке ночью, и Бури позвали меня, чтобы помочь тебе спать, не так ли?
Фактически, это было, потому что я думал, что Одри порвала со мной... но у меня есть ощущение, что если я скажу ей это, будет только хуже.
- Я был в порядке.
Она не выглядит убежденной.
- Один из моих опекунов была отделена от мужа... и каждый день, когда она уходила, каждая миля, которую она помещала между ними, их связь рвала ее внутри. Были дни, когда она могла только дышать. Я раньше видела это и задумывалась, как она могла вынести это. И я волновалась за ее мужа, страдающего каждый день и знающего, что она могла удрать их муки, если бы она просто пошла домой.
- Я предполагаю, когда ты кого-то любишь, ты не возражаешь приносить жертвы, - говорю я, удостоверяясь, что подчеркиваю слово "любовь".
У меня есть чувство, что она говорит о семье Гаса... и у его мамы были симпатичные проклятые серьезные основания для необходимости в ее пространстве.
Точно так же, как сделала Одри.
- Ты действительно любишь ее? - шепчет Солана.
Я могу услышать просьбу в ее голосе, но я не могу дать ей то, что она хочет.
- Люблю.
Ее глаза полны слез, и она отворачивается, снова дергая золотую манжету на запястье.
Почему она просто не снимет его?
Вероятно, по той же самой причине, почему я даже не рассмотрел помолвку.
Мне жаль, что ничего не было, что я мог сказать, чтобы сделать лучше. Но все, что я имею, является той же самой хромой вещью, о которой я уже сказал.
- Прости. Я никогда не хотел причинять тебе боль.
- Но сделал. Я сомневаюсь, что ты представляешь как насколько больно. - Она тянется и начинает проводить линии на окне пальцем. - Ты знаешь, что это?
Это выглядит своего рода как клевер с четырьмя листьями, сделанными из четырех спиралей.
- Нет.
- Это гребень Южных. Метка моей семьи, которые были сотканы на воротах Брезенгарде. Или он был там до того, как Райден вторгся в столицу и заменил символ своими штормовыми облаками. Я мечтала о дне, чтобы увидеть, как он восстановится. Бури запланировали огромное празднование, таким образом, наш весь мир увидит, что все вернется на место. А теперь я будут там, чтобы стоять на коронации, наблюдая, как наследство моей семьи передают кому-то еще.
У меня внутри все завязывается в узел.
Все время Бури говорили о том, что я буду их королем... я, никогда не думал о факте, что я возьму ту роль у кого-то другого. Неудивительно, что они решили, что будет проще для меня просто жениться на Солане.
- Смотри, Солана. Я даже не хочу быть королем. Я был бы более, чем рад вернуть все это.
Они тебе не позволят, - она тянется и стирает загогулины на стекле, оставляя большую, чистую полосу. - Ты - последний Западный. Тот, кого все ждали. Я - просто девочка, которую ты не захотел.
Ее голос ломается на последнем слове, а затем ее плечи дрожат и... дерьмо... я не могу только стоять здесь и позволять ей плакать.
Я двигаюсь в ее сторону, задаваясь вопросом, что я, как предполагается, сделаю. Объятие кажется супернесоответствующим и даст гору осложнений между нами. Но как еще успокоить того, кто плачет?
Я наконец соглашаюсь на то, чтобы положить мою руку ей на спину. Она не вздрагивает при моем прикосновении, но она не прекращает плакать, также, это чувствуется неправильным просто моя рука там, как этот глупый мертвый вес. Таким образом, я убираю ее волосы и потираю ее плечи. Это то, что раньше делала моя мама, когда она пыталась успокоить меня, и я думаю, что она вероятно, в этом лучше меня.
- Мне действительно жаль, Солана. Если бы я мог изменить что-то, я был это сделал. Я даже поговорю с Бурями, посмотрим, есть ли что-то, что они могут сделать. Я не знаю, есть ли, но это стоит попытки.
Краем глаза, я вижу движение около дверного проема, и я резко убираю руку от Соланы, когда нахожу Одри, стоящую там в моей любимой рубашке с Бэтменом.