Только и говорили о драке, так неожиданно и глупо затеянной во дворе. В сарае вповалку на соломе лежали остальные наказанные, в том числе Атамаз. Избитые не могли подняться на ноги, стонали, просили пить. Некоторые к вечеру начали лихорадить и в бреду вспоминали родной дом, угрожали кому-то, плакали.
В полутемной трапезной за длинным столом безмолвно собирались воспитанники, которых миновала экзекуция, получали свои чашки с пшеном и лепешки. Свернув лепешку совком, выбирали кашу из глиняных чашек, потом съедали лепешки и чинно выходили из помещения, направляясь к колодцу испить воды.
С хворостинами и палками стояли дядьки – блюстители порядка. Воспитанники, опустив глаза, проходили мимо. Старались не встречаться взглядами со старцами и не привлекать на себя их строгого внимания.
Возле колодца тихо беседовали.
– Атамаз не прав, – говорил один, – зачем он стал задираться к этому степному парню! А тот, дикий, не понял шутки и полез в драку!
– За то и получил от Атамаза что надо!
– Ого! Атамаз хорошо дерется на кулаках!
– Как бы он ни дрался, а этот вахлак сумел дважды сбить его с ног и раскровянил ему нос и щеку!
– Да, злости в новеньком много! Может, избить его миром? Для науки!
– За что? Не он первый начал. А что проучил этого задавалу Атамаза, то и молодец!
Что думал обо всем этом Атамаз – неизвестно. Но Савмак очнулся среди ночи, поднялся и, сидя на соломе, долго соображал, где он и что с ним произошло. Постепенно вспомнил все. И когда перед ним предстало насмешливое, а потом обозленное лицо обидчика, то задрожал и заплакал. Но это были слезы досады и гнева.
– Убью! – вскричал он вне себя. – Все равно убью этого!
Вскочив на ноги, подбежал к окну и стал кричать что есть силы:
– Эй вы, слуги царевы! Ведите меня к царице, что с белыми волосами! Не к вам я приехал, а к царице!..
Но не выдержал напряжения. Он так ослаб после драки и порки, что вновь упал на пол и потерял сознание.
Воспитатели, войдя в подвал, нашли его в таком виде.
– Бредит, – пренебрежительно произнес один, втаскивая его за ногу на соломенную подстилку. – Откуда такого взяли?
– Сказывают, самым быстроногим оказался он у священного дуба. Сама царица заметила его.
– Ага!.. Ну, она не ошиблась. Воин из него будет хороший!.. Сотник Фалдарн таких любит.
Наутро, после завтрака, воспитанников гоняли до седьмого пота с вязанками кольев на плечах. Потом обучали загонять колья в землю, возводить палисады вокруг полевого стана. По сигналу старших молодые воины мгновенно выдергивали колья и опять бегали с ними, еле переводя дыхание.
Фехтовали деревянными мечами и кинжалами под руководством гопломаха. Треск и удары раздавались как град, ломались плетенные из прутьев шиты, мечи падали на плечи, даже головы обучаемых, оставляя кровавые полосы. Потом началось метание камней и стрельба из луков.
Савмак, еще слабый и безразличный ко всему, видел учение из узкого окна, прорезанного в уровень с землей, и плевался, когда облака пыли проникали в темницу.
Смотрел он на стены своего узилища и удивлялся их массивности. Тяжелые квадратные камни лежали один на другом. Потолок в виде уступчатого свода, заплетенный тенетами, навис, как скала, готовая вот-вот рухнуть и своей страшной тяжестью раздавить узника.
Тоска подступила к сердцу. Что-то непоправимое произошло в его жизни, и он понимал, что возврата нет. Вернее, чувствовал душой. Словно далекая солнечная греза, всплыли в памяти знакомый курган, пасека, переливы степных трав и стрекот кузнечиков. Кажется, все это было давным-давно… Мертвый сон после драки и мучительного наказания сразу отделил прошлое от настоящего. Оно ушло далеко-далеко за эти мрачные стены, как-то уменьшилось, стало походить на полузабытое сновидение.