Но Савмак произнес свое заклятье на языке сатавков. Большинство горожан не понимало этого языка. Господствующим диалектом на Боспоре был ионийский. И на бормочущего непонятные слова отрока в странной деревенской рубахе никто не обратил внимания.
– Ну, где он живет, царь-то? – трезво и серьезно спросил юноша, опуская руку. – Я хочу все рассказать ему.
– И думать не смей!.. – замахал руками старшина. – У, настоящий злой дух! Зачем только боги связали меня с таким? Только заикнись царю или кому другому, что на тебе кровь деда, так сразу узнаешь вкус собственной крови! Плохие дела ждут тебя, порченый! Не миновать тебе ошейника и рабской цепи!
Старшина не мог отделаться от странного чувства. Как будто впервые увидел и узнал Савмака. Идя рядом, он косил свои воспаленные глаза на парня с суеверной настороженностью. И готов был поверить, что Баксаг передал внуку часть своих колдовских связей с духами зла.
Савмак же шагал уверенно, не смотря по сторонам, сосредоточенный, угрюмый.
3
Закончились улицы, идущие в гору, опять начался спуск, и вдали мелькнуло море с кораблями, покрытыми парусами. Путники оказались в узком и длинном проходе между двумя серыми, облупленными стенами.
Савмаку их путь показался таким длинным и запутанным, что он ни за что не нашел бы дороги обратно. Сам старшина, хотя и бывал в Пантикапее много раз, еле разыскал этот переулок. Здесь не толпились люди. Меж каменных плит росла трава, а сами плиты, серые на солнечном припеке, в мрачном переулке выглядели черно-зелеными.
Они остановились около глухих ворот, окованных железными полосами и круглыми бляхами.
– Сильны боги, – вздохнул как-то особенно старшина, – кажется, здесь.
– Что? Тут царь живет? Ух, какие ворота! Целый дом в них протащить можно!
Комарх постучал висевшим на цепочке молотком. Через минуту послышалось звяканье железа, и половина ворот медленно, со скрипом приоткрылась. Показался пожилой угрюмый воин в колпаке, с топором у пояса.
Старшина поклонился.
– Вот парня привел по велению самой царицы Камасарии. Победитель он на ристалище. Велено представить его сюда, в школу воинов царевых. Савмак имя ему.
– Савмак? – прохрипел привратник, оглядывая обоих. – Не слыхал ничего.
Сказав это, он повернулся спиной и исчез за воротами. Опять заскрипели створки, но еще медленнее. Старшина опешил. Как же так? Не сдать этого шалопая в школу – не выполнить приказ царицы. Да и куда с ним, когда день кончается, ночевать нужно в людном месте, а он как дикий козел, того и гляди, боднет кого или выкинет такую штуку, за которую попадешь куда следует.
– Стой, стой, добрый человек! – вскричал он, хватаясь за скобу. – Погоди, поговорим!
– Чего еще? – уже раздраженно проворчал воин, высовывая из ворот свою бородатую равнодушную физиономию с заспанными глазами. – Сказал, что не слыхал ничего. Нет повеления!
– Да как же так? – растерялся старшина, потом внимательно взглянул на воина и стал развязывать пояс. – Сейчас мы с тобою договоримся.
Страж уже не спешил, лениво сплюнул на мостовую при виде того, как волнуется и потеет деревенский житель. Однако оценил догадливость просителя, и что-то похожее на мысль мелькнуло на его сером одеревенелом лице.
– Вот тебе! На, братец, выпьешь завтра за мое здоровье.
– Что это? – Воин медленно принял монету с изображением грифона. – Ты это мне?
– Тебе, тебе, – рассмеялся старшина, – кому же! Тебе, царский воин!
– Возьми обратно. За эту монету мне не только вина, но и кружки облизать не дадут. Чтобы я мог выпить за твое здоровье, нужно десять таких монет.
– О! – испугался старшина. – У меня нет таких денег. Я за ночлег с двумя лошадьми заплатил четыре монеты.