Но Джилли не нравилось ставить на место людей, которые желали ему только добра. Он был слишком восприимчив к чувствам других и неизменно любезен с теми, кого жизнь вынудила безропотно сносить любые выходки своих благодетелей.
– Адольфус, сколько можно пользоваться услугами такого престарелого слуги, как Неттлбед? – восклицал Гидеон. – Отправь его на пенсию, малыш! Отправь его на пенсию!
– Я не могу, – в отчаянии отвечал герцог. – Это разобьет ему сердце!
– Ты что же, вообще не способен задеть чьи-либо чувства, малыш? – ухмылялся Гидеон.
– Не способен, если это чувства людей, которые испытывают ко мне привязанность, – просто отвечал Джилли.
– В таком случае ты безнадежен! – махнул рукой кузен.
Джилли был вынужден с грустью признать, что Гидеон, вероятно, прав.
Теперь, похоже, к списку людей, чьи чувства герцог не мог задеть, добавился еще один человек. Он не знал, любит ли его та, кого ему назначили в невесты, но она была кроткой, застенчивой и, если верить дяде, рассчитывала на то, что Джилли сделает ее герцогиней. Будучи членом множества клубов и проведя сезон в Лондоне, герцог хорошо усвоил некоторые обычаи света. Он нисколько не сомневался в том, что на шансы леди Гарриет заполучить его в качестве супруга в клубе Уайта заключают пари и что лишить ее всяческих надежд означало бы обречь девушку на пересуды злых языков и сделать посмешищем всего города. Подобный поступок его светлость считал совершенно недостойным настоящего джентльмена.
Дурное настроение стремительно возвращалось. Откинувшись на спинку сиденья в углу экипажа, он следил глазами за покачивающимися фигурами сопровождающих его всадников и пытался думать о леди Гарриет, что оказалось очень трудно. Ее воспитывали так правильно и в последние годы так неусыпно опекали, что его не покидало ощущение, будто он ее совсем не знает. Их семьи много общались, и она часто посещала Сэйл-Парк или Чейни, его дом в окрестностях Бата. Когда они были детьми, Гарриет очень нравилась Джилли. Пожалуй, даже больше, чем другие, более напористые дети из окружения юного герцога. Гарриет и сейчас ему нравилась, но в последнее время из их общения ушла былая легкость и непринужденность. Возможно, это объяснялось тем, что он знал о предписанном им обоим будущем, возможно, причиной была всевозрастающая робость и застенчивость девушки. Джилли сопровождал ее в оперу и танцевал с ней на балах. Беседовать с Гарриет было значительно легче, чем с другими знакомыми дамами. Но не он выбирал ее себе в невесты, и, хотя герцог не имел отчетливого представления о том, какой должна быть его воображаемая леди, он был уверен – она нисколько не напоминает бедняжку Гарриет.
Однако поскольку он, разумеется, понимал, что должен жениться на девушке безупречного происхождения, то был вынужден признать: Гарриет подходит ему значительно лучше любой другой девицы на выданье из его окружения. Вот только все это было чересчур обыденно. И хотя молодой человек не имел ни малейшего желания жениться против воли своей семьи, он все же хотел выбрать себе жену самостоятельно. И уж точно не видел ее в девушке, которую знал чуть ли не с колыбели.
Джилли пытался представить себе, каково это – родиться не герцогом, а кем-то совершенно незаметным. Желательно, разумеется, не в самых низших слоях общества, потому что это было бы совсем неприятно. Возможно, ему пришлось бы жить, к примеру, в хижине с протекающей крышей… его могли насильно завербовать во флот… или даже (из-за маленького роста и худощавого телосложения) он мог попасть в рабство к трубочисту. Его светлость понимал, что быть седьмым герцогом Сэйлом гораздо лучше, чем учеником трубочиста, но, тем не менее, участи обоих предпочел бы судьбу никому не ведомого мистера Дэша.
Джилли начал мысленно рисовать себе жизнь простого мистера Дэша и все еще был погружен в приятные, хотя и далекие от реальности размышления, когда экипаж заехал во двор его особняка на Керзон-стрит, заставив герцога вернуться на грешную землю. Мистер Дэш обитал в одном из уютных домиков на тихой окраине Лондона и возвращался домой после веселого вечера с друзьями, вдоволь наигравшись в кости и до колен промочив ноги. Он отпирал дверь собственным ключом, и никому не было ни малейшего дела до того, где он был или что там делал. Никто из слуг никогда не знавал его отца. Да и слуг-то у него почти не было, разве что кухарка и пара горничных, ну и, – продолжал мечтать герцог, – возможно, конюх. Должен же кто-то ухаживать за его лошадьми. Управляющие, дворецкие, лакеи и личные слуги были излишеством, совершенно неведомым мистеру Дэшу. Родственников он тоже не имел. Или, может, все-таки один-два кузена? Герцогу никак не удавалось сложить об этом мнение, потому что, хотя определенная разновидность кузенов мистеру Дэшу явно не помешала бы, их наличие неизбежно означало также и присутствие дядьев, а дядьев у мистера Дэша не было. Нет, нет, ни одного дяди, живи он хоть в сотне миль от Лондона и никогда не покидай своего дома. И, думал герцог, наслаждаясь своими мечтаниями, у мистера Дэша не было ни духовника, ни главного управляющего, ни достоинства с традициями, о которых следовало бы радеть.
Именно в этот момент герцогу и пришлось вернуться на землю. Его экипаж остановился, и в окно он увидел не уютный маленький домик в длинном ряду таких же неприметных зданьиц, а впечатляющий фасад Сэйл-хауса. Пока Джилли удивленно моргал, привыкая к действительности, чьи-то невидимые руки распахнули огромные двери дома, в проеме возникла внушительная фигура дворецкого, и по лестнице поспешно спустились двое лакеев с носильщиком, торопясь открыть дверцу экипажа, опустить ступеньки, откинуть плед с коленей его светлости и помочь ему сойти на землю. За ними шел стюард, мистер Чигвелл, зорко наблюдая за каждым их движением и намереваясь первым почтительно поприветствовать господина.
Герцог расхохотался.
Старший из двух лакеев, фигурировавший в бухгалтерских книгах Скривена как "лакей герцога", так и остался стоять с согнутой рукой, на которую, выходя из экипажа, должен был опереться его светлость, и с бесстрастно застывшим лицом, больше походившим на маску. Но лакею помладше тихий смех герцога показался таким заразительным, что он совершенно забылся, позволив себе улыбнуться в ответ. Мистер Чигвелл, тоже слегка оторопевший от веселья хозяина, взял это на заметку и мысленно отрепетировал суровую отповедь, которую ему предстояло вскоре обрушить на провинившегося юношу.
Герцог взял свою трость из черного дерева, пригнулся, чтобы не зацепиться высоким цилиндром из бобрового меха о крышу экипажа, и легко спрыгнул на землю, проигнорировав как ступеньки, так и предложенную для опоры руку. Мистер Чигвелл и носильщик дружно бросились вперед, чтобы предотвратить вероятное падение, и испуганно воскликнули:
– Ваша светлость!
– О, прошу вас, не стоит! – дрожащим голосом взмолился герцог. – Я и так едва успокоился!
Мистер Чигвелл вежливо поклонился, но на его лице отчетливо читалась растерянность.
– Я рад видеть вашу светлость в хорошем настроении, – с сомнением в голосе произнес он. – Не угодно ли войти в дом? Вы, верно, устали с дороги. Я велел накрыть для вас стол в Голубом зале.
– Спасибо, – кивнул герцог.
Поднявшись по лестнице, он машинально улыбнулся поклонившемуся ему Борроудейлу и увидел, что его встречает еще три человека. Это были камердинер, управляющий и упитанный джентльмен в элегантном костюме. Последний, вытянув руки, бросился вперед с радостным возгласом:
– Мой дорогой, дорогой милорд! Вы должны позволить мне одним из первых поприветствовать вас в Лондоне! Как поживаете? Но я и сам вижу, что вы в добром здравии!
Желание смеяться внезапно покинуло герцога. Джилли как вкопанный замер на пороге, в смятении всматриваясь в нависшее над ним жизнерадостное лицо. Он едва заметно покраснел, но быстро пришел в себя и, слегка заикаясь, ответил:
– П-простите меня! Я не знал о том, что вам сообщили о моем прибытии в город. Это так мило с вашей стороны, капитан Белпер, что вы пришли, чтобы встретить меня.
– Ну как же, милорд, я не мог остаться в стороне, – ответил капитан, радушно пожимая руку герцога. – Эту новость мне сообщил ваш дядюшка. Отличная новость, доложу я вам! Я уж и не помню, когда в последний раз вас видел! Но входите же, сэр, не стойте на сквозняке! Как видите, я не забыл о вашем слабом местечке! Мы не должны позволить простуде испортить ваш визит в столицу.
– Спасибо, я в полном порядке, – ответил герцог, отнимая у него руку и оборачиваясь, чтобы протянуть ее управляющему.
Мистер Скривен, мужчина средних лет в аккуратном черном костюме, низко склонился над рукой герцога и сказал, что счастлив видеть его светлость.
– Надеюсь, мы успели приготовить все, что вам может потребоваться, – продолжал он. – Однако прошу вас не гневаться, если мы что-то упустили. Вашей светлости, вероятно, известно, что в настоящее время штат слуг в Сэйл-хаусе не заполнен. И должен признаться, меня не вполне устраивает старший кондитер. – Суровые черты управляющего смягчила улыбка. – Но у меня было мало времени на приготовления, ваша светлость!
– Уверен, мне все понравится, – отозвался герцог. – Я совершенно не хотел создавать вам проблемы. Рискну предположить, и без старшего кондитера я чувствовал бы себя вполне сносно.
Все поняли, что герцог изрек остроту, поэтому те, чей статус позволял засмеяться, так и сделали, хотя и весьма осторожно, а мистер Скривен выразил надежду, что все не настолько плохо. Затем он добавил: будет ожидать указаний его светлости и сделает все, что герцог сочтет необходимым. После этого с поклоном удалился в контору, расположенную в другом крыле особняка, где он вел дела множества поместий Сэйла и занимался его огромным состоянием.