Утро было сырым и туманным, и герцог успел пожалеть о том, что не догадался прихватить с собой еще и плед. Однако кучер, который долго искоса разглядывал этого пассажира, решил, что он заслуживает дополнительной любезности, и заверил его в том, что не успеют они доехать до Айлингтон-Грин, как уже выглянет солнце.
Пока экипаж пробирался по лондонским улицам, возница был всецело поглощен необходимостью избегать столкновений с телегами торговцев и небольшими группами скота, который гнали на рынок, так что ему оказалось не до бесед с пассажирами. Но едва покинув пределы столицы, он снизошел до того, чтобы ответить на нескончаемый поток вопросов нервного худого джентльмена, сидевшего позади герцога. Не теряя хорошего расположения духа, кучер пояснил, что возит пассажиров уже тридцать лет и еще ни разу его экипаж не перевернулся. Худой мужчина сурово предостерег его: если он попытается обогнать любую другую карету на дороге, то джентльмен пожалуется на него хозяину, после чего сообщил всем сразу – обычно он пользуется услугами почтовой службы, предоставляющей отличную вооруженную охрану и пристально следящую за тем, чтобы возницы не нарушали правила. Кучер, фамильярно подмигнув герцогу, углубился в ужасающие подробности дорожных происшествий с участием почтовых карет, поскольку, по его словам, они с завидным постоянством стремятся обогнать друг друга на дороге, нисколько не заботясь о безопасности или удобстве пассажиров. Что касается предоставляемых почтовой службой охранников, то худому джентльмену следовало бы знать: если где-то имеются грабители, они нападают именно на почтовые кареты.
Первой объявленной остановкой на пути был Барнет, где тем из пассажиров, кто еще не позавтракал, предоставлялось четверть часа для того, чтобы они могли перекусить. Но кучер остановил лошадей, едва проехав развилку на Айлингтон и завидев лужайку с высокими вязами. Судя по количеству экипажей перед "Павлином" или чуть поодаль, эта остановка была вполне привычным явлением. Когда они подъехали к двери, конюх выкрикнул название экипажа, а из гостиницы выбежал мужчина. Одной рукой он застегивал пуговицы пальто, во второй же держал саквояж. Какая-то женщина в наброшенной на голову шали начала упрашивать охранника доставить двух уток в одну из деревень на маршруте экипажа. Худой джентльмен подозрительно заявил: человека с саквояжем нет в дорожном листе, но его сосед миролюбиво заметил, что можно и потесниться, ничего страшного. Это подтолкнуло кучера к тому, чтобы разразиться горестной тирадой относительно доносчиков, которые, по его мнению, таятся вдоль всей дороги, следя за честными возницами и так и норовя отнять их хлеб. Герцог посочувствовал ему, и, поскольку дело с утками было уже улажено, экипаж снова отправился в путь, миновав деревенский пруд, у которого паслась одинокая корова, и маленькую сельскую лавку.
Вскоре путешественники выехали на дорогу к Холлоуэю, что предоставило кучеру возможность нагнать страху на худого джентльмена воспоминаниями о похождениях отчаянных головорезов, некогда промышлявших в этих краях.
– Кажется, именно здесь когда-то ограбили Гримальди? – поинтересовался герцог, которого в детстве потчевали всеми этими историями.
– Вот-вот-вот! – одобрительно откликнулся кучер. – Да и было это каких-то десять лет назад! Но, забрав у него часы, они обнаружили на них нарисованную физиономию Гримальди с подписью "Я и мой Недди". Его так уважали, что вернули ему часы.
– Я его когда-то видел, – произнес герцог. – Кажется, это было в Сэдлерс-Уэллс. Он меня здорово тогда рассмешил.
– Ну конечно, сэр, ведь это была, если можно так выразиться, его берлога. Позвольте спросить, сэр, далеко ли мне предстоит вас везти.
– Только до Балдока, – ответил герцог.
Кучер покачал головой.
– Какая жалость, сэр, что по эту сторону от Бигглсуэйда слишком мало мест, где я был бы согласен рискнуть и передать поводья человеку, коему этого так явно хочется, – со вздохом произнес он.
Такие слова вызвали настоящую бурю протеста со стороны худого джентльмена, поэтому герцог счел за лучшее заверить его в том, будто он не испытывает ни малейшего желания брать поводья. Доброжелательный пассажир, похоже, проникшись антипатией к своему соседу, высказал беспристрастное мнение относительно зануд в целом и зануд с кислой физиономией в частности, а какой-то солидного вида пассажир принялся рассказывать длинную историю о резвой тройке чистокровных лошадей, которыми он любил управлять самостоятельно.
Когда Финчли-Коммон со всеми его опасностями благополучно остался позади, пассажиры были так взвинчены, что уже не могли думать ни о чем, кроме завтрака, ожидающего их в Барнете. Стоило экипажу вкатиться во двор гостиницы, как почти все бросились в обеденный зал, по которому метались двое измотанных официантов с полными подносами еды и заученным возгласом "Иду, сэр!".
Герцог не успел толком позавтракать, но ему не хотелось участвовать в этой толчее жаждущих кофе и ветчины, поэтому он решил немного пройтись по улице, чтобы размять ноги. Во время предыдущих поездок на север он менял лошадей в "Красном льве", но это благородное заведение не опускалось до обслуживания дилижансов, хотя его хозяин прибегал к весьма недостойным методам отбивания клиентуры у своего ненавистного конкурента из "Зеленого человека", расположенного выше по улице. Он, к примеру, не усматривал ничего зазорного в том, что его конюхи выскакивали на дорогу и перехватывали какой-нибудь частный экипаж, владелец которого даже не думал менять лошадей, но они силой принуждали его к этому. Вот и сейчас герцогу посчастливилось стать свидетелем потасовки между двумя парнями в желтых ливреях из "Красного льва" и тремя конюхами в синих куртках из "Зеленого человека". Джилли одобрительно наблюдал за смешными попытками пожилого джентльмена в фаэтоне, запряженном парой скакунов, убедить конюхов из "Красного льва" в том, что он едет всего лишь в Уэлвин, а следовательно, не нуждается в смене лошадей.
Когда герцог вернулся к своему экипажу и снова вскарабкался на крышу, то обнаружил, что все, кроме кучера, которого в гостинице угостили чем-то горячительным и осыпали комплиментами, пребывают в несколько взвинченном состоянии. Даже доброжелательный пассажир заявил: ему едва удалось, обжигаясь, сделать два глотка кофе и он вовсе не прикоснулся к ветчине из-за отсутствия ножа и вилки. Тем не менее джентльмену пришлось заплатить как за полный завтрак, что является откровенным безобразием, с которым следует хорошенько разобраться.
Герцог уже давно понял, что езда на крыше дилижанса ему совершенно не подходит. Первые несколько миль поездка забавляла его своей новизной. Но качка и тряска в сочетании с невероятно неудобным сиденьем вскоре превратили в докучливое бормотанье даже увлекательный рассказ кучера. У Джилли разболелась голова, и он вспомнил, что всегда плохо переносил переезды. Ему стало казаться, будто Балдок расположен невероятно далеко, и, когда они въехали в Стивенейдж, где возница попытался заключить с ним пари относительно того, между какими из знаменитых шести холмов самое большое расстояние, он отказался клевать на этот крючок.
– Между первым и последним, – угрюмо буркнул герцог. – Я это знаю чуть ли не с пеленок.
Это очень разочаровало кучера, потому что благодаря знаменитой загадке ему на следующей остановке обычно удавалось выпить. Он решил, что его пассажир – весьма мелочный и скаредный молодой человек. Впрочем, вознице пришлось пересмотреть свое мнение, когда, высадив Джилли у "Белой лошади" в Балдоке, он получил от него гинею. Тогда он решил, будто имеет дело с бестолковым богатеем, и пожалел, что расстается с ним так рано.
Охранник извлек сумку герцога из глубин багажного отделения, и он остался стоять на дороге в ожидании того, что кто-то выбежит из гостиницы и занесет его багаж внутрь. Но при постоялых дворах для пассажиров дилижансов не было слуг, сбивающихся с ног, чтобы обслужить постояльцев. Поэтому герцогу пришлось поднимать сумку и заносить ее в гостиницу самостоятельно.
Входная дверь открывалась в коридор, который вел в глубину здания, в вестибюль, откуда по лестнице можно было подняться на второй этаж. Двери обеденного и пивного залов также выходили в вестибюль, при этом в обеденном зале стоял один-единственный стол необычайной длины. Герцог поставил сумку на пол, в ту же секунду в глубине дома отворилась какая-то дверь и его взору предстала дородная хозяйка.
– Добрый день, сэр, чем я могу вам помочь? – вежливо, но несколько резковато произнесла она.
– Я бы хотел снять у вас комнату, если позволите, – привычно мягко, однако с достоинством ответил герцог.
Она скользнула взглядом по его фигуре.
– Конечно, сэр. Позвольте поинтересоваться, сколько вы у нас пробудете?
– Еще не знаю. Возможно, день или два.
Ее цепкий взгляд не упустил ни одной детали его неброского, но элегантного костюма, после чего она присмотрелась к лицу джентльмена. Вероятно, ей понравилось то, что она увидела, потому что ее черты несколько смягчились.
– Ясно, сэр, – все так же деловито произнесла женщина, однако теперь в ее голосе слышалась и материнская забота. – Полагаю, вам нужна уютная спальня и собственная гостиная в придачу. Вряд ли вам захочется сидеть в этом шумном обеденном зале.
Герцог, поблагодарив хозяйку, заверил ее: он будет рад располагать собственной гостиной.
– Вы прибыли из Лондона в дилижансе, сэр? – спросила миссис Эпплби. – Ужасно скрипучие штуковины! Способны вытрясти из человека всю душу. Только и думаешь, как бы тебе оттуда не свалиться. Я вижу, вы очень устали, сэр. Вы так бледны!
– О нет, – покраснев, запротестовал Джилли. – У меня слегка болит голова, вот и все.