- Отпусти. Меня. - Я знаю, что это глупость, но я уверен, что каждый заложник должен кричать об этом в какой-то момент.
- Нет, не думаю, что будет так.
Его накачанные мышцы и то, что он парит в воздухе, легко доказывает, что он сильнее меня. Но я слишком зол, чтобы бояться.
- Я не могу ждать, чтобы увидеть, что с тобой сделает Одри, когда доберется сюда.
- Это ее имя? Худой девчушки? Такая жестко орудующая ветрорезом? - он наклоняется достаточно близко, чтобы его холодное дыхание накрыло мое лицо. - Ты о ней не волнуйся. Она связана в осушителе.
Все внутри меня падает, словно каменное.
- Осушитель?
Он усмехается.
- Специальная воронка, разработанная нами. Заложник не может двигаться. Он не может сбежать. Наши голодные ветра выпивают жизнь прямо из жертв. Вроде того, что делают ваши узы, но только по всему телу. Ее последний путь не будет длиться долго.
- Ты лжешь!
- Я пошлю ее эхо, когда это закончится. Пусть ты почувствуешь потерю для себя. И не рассчитывай на другую, что она спасет тебя, - добавляет он, когда я впитываю воздух, чтобы успокоить мой гнев. - Она взлетела как напуганная птица, когда мы нашли, где вы, ребята, скрывались. Мы разыщем ее позже.
Затем он толкает меня, посылая кувыркаться прямо по небу, как бесполезный кусок мусора. Я едва замечаю тошноту. Моя голова уже вращается быстрее.
Одри поймана в осушитель?
Арелла бросила нас?
Мое тело, наконец, прекращает вращаться, и я дышу через нос, отказываясь позволять головокружению накрыть меня. Это конец для меня.
Я сжимаю таблетки так сильно, что они трещат.
Черт!
Если только...
Я распыляю то, что остается от таблеток одной рукой, в то время как моя другая, нащупывает Восточный ветер. У меня лишь один выстрел, таким образом, я должен сделать все верно.
Я борюсь с истощением, когда жду, что ветры нахлынут и позволят звуку заглушить мой шепчущий зов. Ветер наматывается вокруг моего запястья, и я молюсь, чтобы Буреносец не заметил, пока не стало слишком поздно.
Я не знаю точную команду для: "Засунуть это в его долбаное горло", так что мне придется импровизировать.
Я изучаю его дыхание, ищу шаблон.
Три.
Два.
Один.
Я кричу, "Мчись", и бросаю измельченные таблетки в порыв.
Белый порошок хлопает его по лицу на середине вдоха, и он втягивает его. Не совсем так, как я надеялся, но достаточно, чтобы заставить его подавиться.
Он атакует меня, хватая за горло. Его толстые, мясистые пальцы вцепляются в мою кожу, душа меня. Потом его руки начинают дрожать, и я выскальзываю из его хватки.
- Что ты со мной сделал? - Гнев в его голосе исчезает, сменяясь страхом, когда он задыхается. Сильно.
Ладно, удушье – это тоже хорошо. И он царапает свою кожу, как будто он заболел крапивницей. Но он определенно не падает в обморок как, рассчитывал я.
Время для плана Б.
Я не знаю, откуда берутся силы, но я толкаю тело, наполовину кувыркаясь, ставя ноги выше головы. Я зову другой Восточный ветер и наматываю его вокруг своих ног.
"Мчись!" - кричу я.
Порыв бросается вперед меня, и я поднимаю ногу выше, прицеливаясь.
Буреносец замечает меня на долю секунды раньше, и пытается увернуться. Но моя нога достаточно длинная, чтобы ударить его в голову так сильно, как только могу.
Я пытаюсь игнорировать трещаще-хрустящий звук от соприкосновения моей обуви с его черепом, но тошнота все равно поражает меня.
Только шок спасает меня от броска через себя, когда голова Буреносца откидывается назад, тонкие линии красного перемещаются вниз по одной стороне его лица. Потом проекты, держащие его, отлетают далеко, и он падает как мертвый груз.
Мертвый.
Не думай об этом. Не думай об этом. Не думай об этом.
Возможно, он проснется прежде, чем он удариться о землю, и остановит свое падение. Или возможно он приземлится в дюне, и она смягчит воздействие. Или возможно...
Я начинаю давиться.
Я думаю об этом.
Я втягиваю так много воздуха, как только могу, фокусируясь только на одной мысли, не дающей мне развалиться на части.
У меня не было выбора.
Хорошо, таким образом, мой охранник исчез... но кто знает, когда его злой собрат доберется сюда, и я все еще связан с этими сосущими жизнь узами в середине долбаного шторма. Все могло быть лучше.
Глубокие вдохи. Думай.
Мне нужен Западный ветер. Это единственное, о чем я могу думать, что может сломать эти глупые нерушимые узы. Я должен найти способ вызова.
Давай, я знаю это. Я делал это раньше.
Я закрываю глаза и вынуждаю себя вообразить Одри, связанную в осушителе. Я чувствую истощение, но в тысячу раз хуже. Каждая секунда ведет ее ближе к смерти.
Я иду мимо своей боли и гнева. Мимо моих сломанных, рассеянных воспоминаний. Глубоко в мое сознание. Мой разум гудит теплой энергией, и я погружаюсь еще глубже. Помимо страха. Помимо всего.
Все, кроме мягкого, нежного натиска.
Вздох.
Ни единого слова.
Мир.
Как только мой разум касается слова, появляется тепло, толкая меня вперед и наружу. Назад, к свету.
Я открываю глаза и вдыхаю, когда новый голос наполняет мой разум. Тихий, нежный шепот.
Западный.
Зовет меня. Поет для меня.
Это не похоже на другие прорывы, где ветры искушают и дразнят, и обманывают меня. Западный ветер - это я.
И я знаю, как его контролировать.
"Приди ко мне. Раздели свой мир. Вздымайся и окружай меня. Обезопась мой выход".
Теплый, мягкий поток распутывает мои связи, и ледяные ветры в свою очередь становятся теплыми и расплетенными.
Празднование длится около секунды. Затем я мчусь к земле.
Западные успокаивают мою панику, нашептывают песню мира и защищенности, пока я их призываю и оборачиваю вкруг моего измученного тела. Я умоляю их остаться, и они подчиняются, плотно заворачивая меня в теплый круг воздуха.
Ветряной пузырь. Точно такой же, как мои родители делали раньше.
Слезы выступают на моих глазах, когда я лечу над землей.
Моя семья никогда не чувствовалась настолько близко. Никогда не чувствовалась настолько далеко.
Я стараюсь поглотить настолько можно больше сил и энергии от ветра, насколько я могу.
Затем мои ноги касаются земли, и пузырь лопается.
Я возвращаюсь в эпицентр бури.
Глава 52
Одри
Буреносец бросил меня как песчинку.
Я не могла защититься.
Их сломанные, бесполезные ветры не отвечают на мой зов. Я перерезала так много прорывов, как только могла. Но они заманили меня в ловушку.
Они также заманили в ловушку мою мать? Или она с Вейном?
Внутри вихря холодно. Я не могу видеть. Не могу двигаться. Не слышу ничего, кроме бушующего ветра. Порывы двигаются в унисон, не сотканные или связанные каким-либо образом, но по-прежнему синхронные. Как будто они - один ум.
Воронка глотает каждый порыв, который пересекает ее путь, не оставляя ветров, чтобы призвать на помощь. Нет выхода, кроме смерти. И я чувствую приближение смерти. Ветры, ледяными осколками разрывают меня. Глотают мелкие кусочки меня с каждым взмахом сквозь мою кожу.
Минуты идут. Я теряю им счет.
Моя голова становится нечеткой. Я пытаюсь сосредоточиться на песнях ветра, но их мелодии плоские. Безжизненные. Это разбивает мое сердце, слышать их. Сама их сущность была обнажена, оставляя лишь осколки великолепных проектов, которыми они однажды были.
Также как и я.
В моей жизни никогда не было много радости, тепла или богатства... не без моего отца. Но Вейн наполнил мой пустотой мир трепетом своего прикосновения. Успокаивающий мир в его прощении.
Я должна была поцеловать его, когда у меня был шанс.
Надо было взять один момент чистого, искреннего счастья для себя. Прижаться губами к его, и пусть пьянящее тепло вспыхнет между нами. Вкусить его сладость. Затем притянуть его ближе, пока не было бы ничего отделяющего нас, кроме огня и кожи.
Одри.
Фантазия чувствуется настолько реальной, что я почти слышу его голос. Почти вижу прохладную синеву его глаз. Теплый коричневый цвет его волос. Небо и земля слились в одно прекрасное лицо.
Одри
Его голос звучит громче. Ближе. Реальнее.
Я провалилась так глубоко в мечту, я потеряла чувство реальности?
Одри.
Я хочу открыть глаза, но у меня нет сил. Я проскользнула слишком далеко.
Одри, держись.
Я хочу делать то, что он говорит. Но я не знаю как. Я проиграла этим скверным ветрам.
Серый силуэт у края темноты и движется в центр, минуя черные повороты. Моя песня ветра звучит в ушах, готовая застыть.
Ветры сжимаются и напрягаются.
Белый свет взрывается вокруг меня, когда я чувствую, что ускользаю далеко-далеко.
К концу.