Но годы шли, а ожидания Минди никак не оправдывались. На осуществление мечты судьба не выделила ей дополнительных шансов. У Сэма обнаружились "проблемы с социализацией" (школьные психологи указали на дефицит общения со сверстниками - обычное явление в семьях, где есть только один ребенок), что потребовало соответствующих коррекционных мер, включая добровольно-принудительное привлечение Сэма к спортивным занятиям, встречи с товарищами (в квартире то и дело раздавались звоночки и свистки видеоигр, в которые резались мальчики) и дорогие лыжные уик-энды в Вермонте (во время одной из таких вылазок Минди потянула щиколотку и целый месяц ходила с палочкой). Затем Джеймс, ставший в 1992 году лауреатом Национальной премии для журналов, ударился в фантастику. Спустя три года, вылившиеся в нескончаемый рукопашный бой с печатным словом, роман был опубликован; раскупили семь с половиной тысяч экземпляров. Горечь, желчь и жесточайшая депрессия Джеймса отравили существование их семьи, и в конце концов Минди поняла, что супружеская жизнь с ежедневными разочарованиями попросту укатала ее.
Она часто думала, что все повернулось бы иначе, если бы не ее характер. Просыпаясь посреди ночи, Минди скрупулезно анализировала свои отношения с сотрудниками, понимая, что ее сторонятся. В корпорации в основном работали люди вроде Дерека Браммингера, вечного юнца с изрытыми оспинами щеками. Он пребывал в состоянии перманентного крестового похода с целью найти себя. Узнав, что Минди не разбирается в рок-н-ролле семидесятых, Дерек едва терпел ее на собраниях. Само собой подразумевалось: чтобы сделаться полноправным членом корпорации, "одной из них", нужно было буквально стать одной из них - вместе развлекаться, дружить домами, ходить на официальные благотворительные мероприятия и проводить отпуск в одних и тех же местах, как лемминги в сезонную миграцию. Минди и Джеймс никогда не числили себя компанейскими людьми. Минди не была "прикольной", то есть не умела быть развязной, остроумной или игривой; она была умной, серьезной и критичной - словом, занудой.
В основном в корпорации работали приверженцы демократов, однако, по мнению Джеймса, это были какие-то неправильные демократы - богатые, с привилегиями и огромными бонусами. На втором или третьем обеде Джеймс Гуч не преминул высказаться по поводу такой закономерности. Дерек Браммингер обозвал его тайным коммунистом, и больше супругов Гуч не приглашали. Будущее Минди определилось: она прочно сидит в своем кресле и отлично справляется со своими обязанностями, но повышать ее никто не собирается. Начальство ею довольно: зарплату ей не увеличили, зато дали возможность приобрести больше акций по льготной цене. Минди прекрасно понимала, что попала в гламурную форму договорной кабалы: она не могла продать акции и получить деньги, пока не уйдет на пенсию или ее не отпустят. И деваться ей было некуда - основным добытчиком в их семье оставалась именно она.
В то утро, когда пришло известие о смерти миссис Хотон, Филипп Окленд невесело размышлял о своей карьере, а Шиффер Даймонд - о сексе, Минди пришла на работу и, как всегда, провела несколько планерок, сидя за длинным черным столом в удобном вращающемся кожаном кресле, положив щиколотку согнутой ноги на колено другой и выставив черную остроносую туфлю с практичным каблуком в полтора дюйма. В одиннадцатичасовой планерке участвовали еще четыре женщины, сидевшие на диване с безвкусной буклированной клетчатой обивкой и двух маленьких клубных креслах. Пили кофе и бутилированную воду. Обсуждали статью в The New York Times о "поседении" Интернета. Говорили о рекламодателях: неужели "деловые костюмы", контролирующие выделение средств на рекламу, наконец-то раскусили, что наиболее важная группа потребителей - это женщины вроде них, за тридцать пять и со средствами? Зашел разговор о видеоиграх: хорошо это или плохо? Стоит ли размещать видеоигру на женском веб-сайте? Если да, то какую?
- Туфли, - сказала одна из участниц встречи.
- Шопинг, - предложила другая. - Но такая игра уже есть в онлайн-каталогах.
- А давайте соберем все лучшее в одном месте!
- И добавим эксклюзивную бижутерию!
- И детскую одежду!
Вот примитив-то где, поморщилась Минди.
- Неужели, кроме шопинга, нас ничего не интересует?
- Себя не переделаешь, - мудро заметила одна из собеседниц. - В генах заложено, что мужчины - охотники, а женщины - собирательницы. Шопинг - это форма собирательства.
Все рассмеялись.
- Я предлагаю решиться на что-нибудь провокационное, - сказала Минди. - Нужно придумать ход не слабее, чем на сайтах светских сплетен Perez Hilton или Snarker…
- Что именно? - вежливо осведомилась одна из участниц планерки.
- Не знаю, - сказала Минди. - Начать откровенный разговор о том, как трудно принять свой возраст, когда тебе за сорок, или о жалком подобии секса в браке…
- А чем плох супружеский секс? - удивилась одна из женщин.
- Просто это расхожее мнение, - пояснила другая.
- Тут все от женщины зависит. Нужно поддерживать интерес в партнере.
- А где брать время?
- Одно и то же снова, снова и снова, словно каждый день овсянку ешь…
- Каждый день?!
- Ну, раз в неделю. Или раз в месяц…
- Так о чем мы здесь говорим? О том, что женщина хочет разнообразия? - уточнила Минди.
- Я пас - слишком стара, чтобы раздеваться перед незнакомцами.
- Все это только фантазии, которые никогда не воплотятся в жизнь. Мы и не заикнемся о подобных желаниях.
- Это слишком опасно - для мужчин.
- Женщины просто не хотят уподобляться мужчинам. Вы когда-нибудь слышали о женщине, которая пользуется услугами мужчин по вызову? Гадость какая!
- А если бы мужчина был копией Брэда Питта?
- Лучше Джорджа Клуни!
- Значит, если мужчина - кинозвезда, это уже не гадость? - подытожила Минди.
- Совершенно верно.
- По-моему, это лицемерие, - отрезала она.
- Да все равно это только теории, рассуждения на кухне…
Все немного нервно засмеялись.
- Ну что ж, у нас родилось несколько интересных идей, - сказала Минди. - Встретимся через две недели и посмотрим, что из этого выйдет.
Когда женщины вышли из кабинета, Минди долго сидела, глядя на входящие е-мейлы, которых получала по две с половиной сотни в день. Обычно она старалась держать марку, но сейчас чувствовала, что тонет в море никому не нужных мелочей.
Какой в этом смысл? - думала она. Каждый день одно и то же, и конца этому не видно. Завтра снова будет двести пятьдесят писем, послезавтра - еще двести пятьдесят, и так до бесконечности. А если однажды она просто не станет их разбирать?
"Я хочу власти, - думала Минди. - Хочу, чтобы меня все любили. Почему этого так трудно добиться?"
Она сказала помощнице, что уходит на собрание и вернется после обеда.
Миновав бесчисленные двери кабинетов, Минди спустилась на лифте на первый этаж огромного нового офисного здания, где первые три этажа занимали универмаги, рестораны и бутики, предлагавшие богатым туристам часы за пятьдесят тысяч долларов. Затем на эскалаторе она добралась до сыроватого чрева подземных коридоров и по бетонному туннелю прошла в метро. Минди ездила в метро десять раз в неделю в течение двадцати лет - около десяти тысяч поездок. Не то, о чем мечтаешь в молодости, преисполненный решимости добиться успеха. Минди нацепила на лицо выражение невозмутимости, отчего оно стало напоминать неподвижную маску, и взялась за металлический вертикальный поручень, надеясь, что сегодня около нее не будет тереться какой-нибудь тип, прижимаясь низом живота к ее бедрам, как иногда, повинуясь инстинкту, делают двуногие и четвероногие кобели. Эти молчаливые домогательства терпит каждая женщина, которой приходится ездить в метро. Никто ничего с этим не делает и даже не говорит: так ведут себя в основном те, в которых больше животного, чем человеческого, и мало кому интересно слушать рассказы о поведении извращенцев или о возмутительных проявлениях низменности мужской натуры.
- Но зачем же ездить на метро?! - воскликнула помощница, когда Минди не без злорадства сообщала ей об очередном инциденте. - Ведь вам положена машина!
- Стану я сидеть в манхэттенских пробках! - ответила Минди.
- В машине можно работать, говорить по телефону…
- Нет, - отрезала Минди. - Я люблю видеть собеседника.
- Мучиться вы любите, вот что, - заявила помощница. - Вам нравится, когда вас оскорбляют. Вы мазохистка!
Десять лет назад подобное сочли бы грубым нарушением субординации, но не сейчас, не в условиях новой демократии, когда каждую мелочь приравняли к зрелым, опытным людям, когда трудно найти молодежь, увлеченную своей профессией и согласную терпеть хотя бы минимальный дискомфорт.
Выйдя из метро на Четырнадцатой улице, Минди прошла три квартала до спортивного зала. Она машинально переоделась и встала на беговую дорожку. Увеличив скорость ленты, Минди перешла на бег. "Какая точная метафора нашей жизни, - подумала она, - бежишь как сумасшедшая, но не продвигаешься вперед ни на дюйм".
В раздевалке Минди приняла душ, тщательно заправив волосы под пластиковую шапочку. Вытеревшись, она оделась и, думая об остатке рабочего дня - собрания и е-мейлы, которые ведут лишь к новым е-мейлам и собраниям, - вдруг почувствовала, что у нее нет сил. Присев на узкую деревянную скамейку в раздевалке, она позвонила Джеймсу.
- Чем занят? - поинтересовалась она.
- Мы уже все обсудили. Собираюсь на ленч.
- Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.
- Что? - насторожился он.