11
С этого момента моя Одесса закружилась в каком-то немыслимом хороводе и понеслась. Мы с Сидором или до обмороков занимались любовью на царской двуспальной кровати в моем номере, или как бешеные носились на его "москвичонке" по городу. Мелькали пирушки, квартиры, рестораны, дачи на разных станциях Фонтана, где никаких фонтанов давно не было. Я познакомилась с огромным количеством различного одесского народа, естественно, частенько навещала мою любимую тетю Геню, с которой мы не раз всплакнули, когда я ей рассказывала о маме, папе, бабушке…
- Деточка! - кричала сквозь слезы тетя Геня. - Приезжай! И без этих бандитов! Мы с тобой… - дальше она говорить не могла, ее душили слезы.
Сидор даже с каким-то непонятным азартом с утра до вечера возил меня по всей Одессе и по пригородам, словно специально демонстрировал… Впрочем, так оно и оказалось. Но тогда я не очень-то углублялась в подобные мысли, решив, что он во всем так азартен.
И только в одном месте мы с ним не были. У него дома. Только с одними людьми во всей Одессе он меня не познакомил - со своими родителями.
Когда я у тети Гени спросила, почему он так поступает, она решительно отмахнулась:
- И в голову не бери, деточка! Он же чокнутый! Не нужно тебе обращать внимания на его заскоки! Для тебя это не опасно…
Вот тут-то я и поняла, что существует некая тайна, которую я всей кожей ощущала, и мне действительно грозит опасность. Я попробовала выпытать у тети Гени, а потом у Люсика подробности, но у меня ничего не вышло. Тетя Геня насупилась и сказала:
- Подожди, пока он сам расскажет. Только ребят ни о чем не спрашивай, а то начнут врать…
А Люсик округлил глаза и спросил с самым искренним удивлением:
- Какие еще тайны Мадридского двора?
Я поняла, что тетя Геня была, как всегда, права, и тут же прекратила все расспросы. Терпеть не могу вранья.
12
Впрочем, ответы на все загадки я получила. Сперва на первую, на московскую.
В один из дней, когда мы потные, изможденные любовью расползлись по разным углам необъятной гостиничной кровати, он вдруг начал рассказывать о своей работе.
- Представляешь, - говорил он, - тебя качает, и кита качает. Притом оба вы качаетесь в разных амплитудах и ритмах. У тебя скорость и у него скорость, у него направление и у тебя, да еще и ветер до двадцати метров в секунду и бешеная парусность линя… И вот тебе нужно уловить тот единственный момент, когда все совпадает, когда линии судеб, твоя и кита, перекрещиваются, и успеть нажать на спуск гарпунной пушки. Для этого нужен особый охотничий инстинкт, своего рода талант. Я это умею лучше всех. Поэтому и китов за сезон у меня бывает больше всех. И практически ни одного подранка. Я бью только наверняка.
Вот тогда-то мне и открылось, что именно охотничий инстинкт не позволял ему сделать решительный шаг в Москве. При том особом душевном состоянии, помня Наркома и еще боясь его тени, я непременно в самый последний момент взбрыкнула бы, и уж тогда исправить положение было бы невозможно.
Правда, я тогда еще не знала за собой такого свойства собственного характера, это обнаружилось в недалеком будущем, а он уже знал. Чувствовал своим необыкновенным охотничьим чутьем. И выстрелил наверняка, когда стало можно, когда все совпало и линии наших судеб пересеклись.
Он и относился-то ко мне как к своей добыче. Как он, раздев, оглаживал меня, осматривал. Какое вспыхивало в его глазах охотничье удовлетворение. Он даже признался мне, что предпочитает сажать меня сверху, чтобы при этом видеть всю и иметь возможность погладить или забрать в руку любую часть моего тела, особенно живот, к которому имел особенное пристрастие.
Однажды, в редком перерыве между любовными схватками, целуя мой влажный еще от пота живот широко открытым ртом и слегка покусывая его, он сказал:
- Ты похожа на касатку.
- На ласточку? - удивленно спросила я.
- Нет, что ты! - покровительственно улыбнулся он. - Ты похожа на огромную морскую касатку.
- Так это кит?
- Какой кит? Ни один кит не сравнится с ней ни скоростью, ни красотой. Это самый большой дельфин. Они бывают длиной больше десяти метров и весят тонн десять… Они самые лучшие пловцы, потому что тело у них идеальное, и страшные хищники, но живот у них нежный и белый, как у тебя…
- Ты убивал касаток? - с внезапным тревожным предчувствием спросила я.
- Это не киты, их трудно убить…
- Но ты убивал? - Мне вдруг стало нестерпимо жалко похожих на меня дельфинов. Ну и что из того, что они хищники. Должны же они чем-то питаться. Я вон тоже много ем мучного и сладкого…
- Бывало… - уклончиво ответил он.
- И тебе их не жалко было?
- Охота есть охота, - жестко ответил он.
13
Вторая, главная его загадка раскрылась внезапно. Это произошло в баре гостиницы "Красная".
Мы зашли туда на минуточку, по дороге в очередные гости, просто выпить по чашечке кофе, потому что там его готовили лучше, чем где-либо.
В Одессе вообще к питью кофе относятся ритуально, как к серьезному делу. Так же, как к этому относилась моя покойная бабушка. Одесситы говорят: "Конечно, пойдем, только сперва выпьем кофе". Или: "Давай сперва выпьем кофе, а потом уж пойдем…"
Сидор относился к кофе точно так же. Планируя наш день, он не забывал вставлять туда непременные кофепития.
Мы зашли в бар, который назывался еще "кафе", потому что бары у нас появились только через двадцать лет, сели за столик и стали ждать официантку Люсю, которая, увидев нас, кивнула и пошла на кухню, потому что точно знала, что нам нужно. Она нас очень любила - таких чаевых, как от Сидора, она не получала ни от кого.
Как только Люся принесла нам кофе, за соседний столик села компания - двое молодых людей и девушка. Молодые люди оба были в крупных роговых очках. Один - в черной бархатной блузе, а другой в сильно приталенном пиджаке и полосатом шарфе, замотанном поверх пиджака на горле и перекинутом через плечо.
Девушка была худенькая, черноволосая, с короткой стрижкой. На ее огромные, как бы слегка испуганные глаза спадала длинная ровная челка, которая закрывала даже брови. У нее был большой нервный рот с чуть вывернутыми губами, впалые щеки и очень бледная кожа, словно она никогда не загорала. Молодые люди заказали кофе с ликером себе и кофе с лимоном для девушки.
Сидор, отвлеченный разговором с каким-то моряком за соседним столиком, заметил ее не сразу Но когда увидел, в ту же секунду так преобразился, что я просто перестала его узнавать. Это был совершенно другой человек. Прежде всего, что-то искательное появилось в посадке его головы и в глазах. Шея ушла в приподнявшиеся плечи, губы растянулись в какой-то жалкой, заискивающей улыбке. Он весь напрягся и, как спаниель ловит взгляд хозяина, стал ловить ее взгляд. А она, конечно же, не спешила встретиться с ним глазами, хотя, даю голову на отсечение, заметила его как только вошла.
Наконец она соизволила индифферентно посмотреть в его сторону, он тут же расплылся в счастливой улыбке и начал ей мелко, как китайский болванчик, кивать.
- Здравствуйте, Бэла, - дрожащим от переполнивших его чувств голосом сказал маленький Сидор.
- Здравствуйте, Александр, - как строгая учительница шалуну-пятикласснику ответила Бэла и снова повернулась к своим спутникам, один из которых произносил в это время слово "экзистенциализм".
Прошло еще не менее пяти минут, когда ему удалось снова поймать ее взгляд.
- Бэла, не хотите ли присоединиться к нам? - робко предложил Сидор, расчетливо обращаясь больше к ее спутникам. - Мы как раз обмываем мой орден Ленина, и я угощаю.
Ушки у ее спутников встали топориком, но Бэла, надменно поджав губы, предупредила согласие, уже готовое сорваться с их губ:
- Спасибо, Александр. Как-нибудь в другой раз. А сегодня мы спешим. - И, не думая никуда спешить, повернулась к своим разочарованным спутникам.
Это и была его страшная тайна!
Я молча встала и вышла из кафе. Через несколько секунд он догнал меня. Некоторое время мы шли молча. Потом он через силу выдавил:
- Не думай ничего плохого… Это совершенно другое. Это к тебе не относится…
Даже соврать на эту святую тему у него язык не поворачивается, раздраженно подумала я. Не знаю, каким образом, но мне в одну секунду стала ясна вся ситуация. Это как если б в свое время мой Лexa спал с кем-нибудь на стороне, а потом встречался со мной и боялся ко мне прикоснуться.
- Это ее ты хочешь когда-нибудь привести домой и сказать своим родителям: познакомьтесь - это моя невеста? Так?
Он промолчал.
- Это для нее ты таскал меня по всему городу? Хотел, чтобы ей передали, с какой москвичкой ты разгуливаешь… Для этого ты меня и привез сюда?
- Все не так просто… Мне с тобой очень хорошо…
- Хорошо что? Хорошо спать? Ты просто использовал меня, да? Нужно же для здоровья… Конечно, лучше спать с тем, кто нравится, а не с какой-нибудь уродиной… А Бэлочка твоя, конечно, честная. Ее нельзя трогать до свадьбы. Она уже согласилась или еще немножко маринует тебя, выдерживает, чтобы крепче любил?
- Не говори о ней так. - Он шевельнул желваками, и в нем проглянул прежний, жесткий и решительный, Сидор.
- А может, ты еще и предложение не сделал, выжидаешь, когда перекрестятся ваши судьбы? Эх ты, охотничек!
Я повернулась и пошла в противоположную сторону. Я хотела вернуться в гостиницу, собрать вещички и в ту же минуту убраться из этого города.
Он догнан меня, крепко, неумолимо схватил за руку:
- Не уходи, не уезжай.
Все понял охотник, чутье опять не подвело.
- Почему?