Но сегодня Мишка слушает меня рассеянно. Наверное, он уже вырос из этих стихов, как из коротких штанишек. Надо будет посоветоваться с воспитательницей.
- Мама, - некоторое время спустя говорит он, - а у меня есть еще один дедушка?
- Тебе что, мало одного? - пытаюсь я все перевести в шутку.
- У нашего Кирилла Медянникова почему-то два. Сначала один его приводит в садик, а потом другой.
- Ну, наш дедушка живет далеко, он не может водить тебя в садик.
- Я знаю, в станице Тихомировской, - досадливо отвечает он. - А другой есть?
Странно, что ни слова о бабушке. И об отце. Впрочем, с отцом мы уже давно разобрались. Он у нас погиб в автомобильной катастрофе, как и большинство других отцов, забывших о своих детях. Можно, конечно, отшутиться, но отчего-то кажется, что на этот раз сын мне не поверит. А ведь ему известно, что мама его никогда не обманывает.
- Есть, - наконец выговариваю я. Рано моему сыну знать, что бывают такие дедушки, которые вовсе не жаждут прижать внука к своей груди. Но ничего другого отчего-то не придумывается. Наверное, пусть уж лучше Мишка знает правду, чем всякий раз я буду выдумывать для него очередную ложь во спасение. - Он живет в Москве, знает, как нас можно было бы найти, но до сего времени, как видишь, ему этого не захотелось.
- У него, наверное, есть другие внуки?
- Насколько я знаю, нет, - пожимаю я плечами, удивляясь, что Мишке это пришло в голову. - А почему ты об этом спросил?
- Я подумал, может, у него не хватает времени для меня?
У меня сжимается сердце. Впору заплакать над своим несчастным ребенком, но тут же я мысленно прикрикиваю на себя: перестань!
- Мишка, тебе непременно нужен этот другой дедушка? Может, ты хотел бы даже уехать к нему и с дедушкой Мишей больше не видеться?
Ребенок задумывается.
- Нет, не хотел бы. Кирилл одного своего дедушку любит, а другого нет. Он на него все время кричит и никуда ходить не разрешает. А деда Миша обещал взять меня на рыбалку.
Все-таки как просто дети расставляют свои приоритеты! Мы с возрастом теряем такую вот непосредственность. Моральные нормы заставляют держаться в отведенных нам рамках. Должны мы любить своих дедушек, вот мы их будто бы и любим. Даже если они не ходят с нами на рыбалку.
- Видишь! В конце концов, каждый человек может для себя решить, что ему больше нужно, и не завидовать тому, что у кого-то больше дедушек и бабушек. У нас - меньше, но зато они получше десяти других! Или я не права?
- Права, - соглашается сын и поглядывает на часы.
- Спать, спать, спать в свою кровать! - напеваю я и несу сына в детскую.
- Мама, я уже большой, - лениво напоминает он, но не делает попытки слезть с рук. Мишке тоже хочется почувствовать себя маленьким и опекаемым.
Тоже. Я говорю - тоже? Поцеловав сына и пожелав ему спокойной ночи, я устраиваюсь в гостиной с семечками, которые на скорую руку пожарила. Мама не любит, когда я грызу семечки, говорит:
- Ну что за деревенские привычки!
Но поскольку я все же люблю это делать, то в очередной приезд они с отцом завозят мне мешочек, который стоит на кухне возле плиты, упрятанный в большой плетеный короб. У меня от этой моей любви на переднем зубе такая характерная выемка, и чтобы у Мишки зубы не страдали, я обычно нагрызаю ему небольшую кучку ядрышек, из которой он чинно таскает их по одной.
Едва я успеваю устроиться поудобней, чтобы начать смотреть любимый сериал про тайны следствия, как оглушительно звонит телефон.
Я же совсем недавно убавляла его громкость чуть ли не до шороха, но Мишка, наверное, опять прибавил громкость звонка.
- Слушаю, - говорю я и смотрю на часы: одиннадцатый час! Кто стучится в дверь моя, видишь, дома нет никто!
- Это я, Ванесса Михайловна, - говорит трубка голосом Найденова. - Я вас не разбудил?
- А если разбудили, то вы заберете звонок обратно? - хмыкаю я.
- Мне нужно с вами поговорить. Срочно!
Но поскольку я не спешу с ответом, он говорит:
- Это в ваших интересах.
- Хорошо, приезжайте, - решаюсь наконец; и чего это я застряла? Ведь не думаю же, что Найденов может причинить мне какой-то вред. - Записывайте адрес.
- Не нужно, - говорит он, - я знаю.
И пока я раздумываю, что на это ему сказать, слышатся короткие гудки.
Я соскакиваю с дивана, краем сознания все-таки сожалея, что меня вытащили из моей нирваны. Вот уж не время сидеть! Едва войдя с Мишкой в квартиру, я только и успела сделать, что сварила нам с ним овсяную кашу, которую в отличие от многих детей мой сын любит.
Обычно я делаю из нее чуть ли не деликатес. Кладу изюм, немного ванили, украшаю ломтиками свежих фруктов. Если нет, вареньем. Так что, натрескавшись с сыном каши, мы улеглись в постель и до отхода ко сну читали книжку…
Я вихрем пронеслась по комнатам, запихивая в шкафы разбросанную повсюду одежду. Подумать только, я даже посуду не помыла - две несчастные тарелки и пару чайных чашек.
Пожалуй, слишком давно в моем доме не было мужчины, вот я и расслабилась, перестала вовремя наводить порядок.
Нет, я все же на себя наговариваю. Не такой у меня и беспорядок, но кому из нас хочется услышать от мужчины, пусть и не самого близкого, короткое, но такое емкое слово "неряха"!
Я успеваю навести в комнатах порядок. По крайней мере в двух из трех. Не станет же он заходить в детскую комнату, чтобы посмотреть на моего спящего сына.
Почти тут же в дверь звонят, и я иду открывать, не спрашивая, кто это.
- Я так и думал, - говорит, входя, Найденов и протягивает мне букет чайных роз.
- О чем, интересно, вы думали? - спрашиваю я, но он не отвечает. - Не снимайте обувь!
Я говорю это Найденову, потому что он как раз наклонился, чтобы расшнуровать свои фирменные ботинки. Он некоторое время колеблется - не испачкает ли мне пол, но в конце концов решается войти.
- Цветы по какому-то поводу? - спрашиваю я больше для того, чтобы уяснить, в какой тональности будет проходить наша встреча.
- Как это - по какому? - бурчит он, вешая свое пальто. - Я впервые в квартире женщины, которую… в общем, женщины, с которой еще не встречался в домашних условиях… Кстати, вам идут эти штанишки. Главное, в них вы вовсе не кажетесь крутой вумен, которая может снизойти к мужчине, пожалев его, несчастного…
Неожиданно для себя я краснею. По поводу штанишек. Нормальный домашний костюмчик: хлопковые бриджи и майка с рукавами. У нас в доме всегда теплые батареи, так что в зимнее время я вполне могу обходиться без теплых халатов и штанов с начесом.
- У вас в квартире есть лоджия? - спрашивает Михаил Иванович, без приглашения следуя за мной на кухню - здесь у меня есть ваза, куда я хочу поставить принесенные розы.
- Есть, - говорю я удивленно; для чего ему лоджия?
- Можно посмотреть?
- Можно. Осматривайте всю квартиру, кроме детской - дверь направо, мой сын недавно заснул.
Пусть ходит смотрит, если ему так хочется, хотя его беззаботный вид ничуть не говорит о том, что у Найденова ко мне срочное дело.
Я лезу в холодильник, делаю на скорую руку салат из моркови и чеснока, режу колбасу. Отчего-то мне кажется, что Михаил Иванович захочет овсянку, если я предложу. По крайней мере в гостиничном ресторане он ел с удовольствием.
- А чем это у вас так вкусно пахнет? - спрашивает он, возвращаясь на кухню.
- Овсяной кашей.
- Она еще осталась?
- Осталась.
- А вы мне ее дадите?
- Ради Бога! - Я словно дирижирую рукой с ножом. - А я тут закуску готовлю.
- Закуску! - всплескивает он руками и опять скрывается в недрах моей квартиры. Точнее, я слышу, как он топает в прихожую. - Вот.
Он возвращается и ставит на кухонный стол бутылку коньяка в красивой, расписанной золотом коробке.
- У вас в руках не было сумки? - удивляюсь я.
- Зато в мой внутренний карман пальто свободно помещается бутылка. И главное, ее не заметно… Вам помочь?
- Спасибо, не надо… Кстати, - спохватываюсь я, - может, вы голодны?
- Ничуть. Я звонил вам из ресторана, где ужинал… Каша - это просто так, я люблю овсянку.
- Тогда, если хотите, садитесь за кухонный стол, я вам положу каши, а сама пока нарежу колбасу и сыр. Еще у меня есть прекрасный осетровый балык…
- Знаете, Анечка, это только наша женщина, завидев гостя, бросается на кухню готовить закуску. Европейка и не подумает этого сделать. Я никогда бы не женился на иностранке… Кстати, балык я тоже люблю.
- А что вы не любите?
Найденов на минутку задумывается:
- Подгорелую картошку, сбежавший кофе, прокисшее молоко.
- Господи, какой кошмар! - ужасаюсь я. - Неужели у вас было такое тяжелое детство?
- У меня была тяжелая молодость, когда однажды я сдуру надумал жениться…
- Каша у меня не подгорела, - говорю я, протягивая гостю ложку.
Он берет ее и начинает уплетать кашу так, что Мишка, с которым мы иной раз устраиваем соревнование, кто быстрей съест овсянку, мог бы ему позавидовать.
Неудобно прерывать столь увлеченного едой гостя, потому я занимаюсь своим делом и не напоминаю Михаилу Ивановичу, зачем он ко мне пришел.
Наконец он откидывается на стуле и довольно говорит:
- Уф! Никогда не ел такой вкуснятины.
Раскладной стол в гостиной я накрываю только наполовину - он слишком велик для небольшого междусобойчика. Я как та баба-яга, которая сначала накормит, напоит, в баньке попарит, а потом уже задает вопросы… Пожалуй, с этим добру молодцу придется повременить.