Дома у Кати - выгороженная из прихожей - имеется гардеробная. И там, как в хорошем театре, каких только декораций, то есть костюмов, нет!
Иной раз она просит меня надеть ту или иную вещь и походить перед ней. Она смотрит на меня задумчиво и что-то черкает в своем блокноте.
- Что это тебе дает? - удивляюсь я.
- Новое - хорошо забытое старое. Здесь - копии моих самых удачных моделей.
- И все - моего размера.
- Может, и так, - пожимает она плечами. - Сорок восьмой размер - самый ходовой в среде деловых женщин. Тех, что уже не юные девчоночки, но и женщины, не позволяющие себе расползаться.
- Так ты что же, хочешь надеть на меня то, что было в моде когда-то? - интересуюсь я, поднимаясь к ней на второй этаж.
- Не ворчи, - говорит Катя, отпирая дверь. - Я не собираюсь тебе ничего навязывать, просто мне кажется, что кое в каких моделях ты будешь неотразима. А еще я хочу убедиться, что морально они ничуть не устарели. Вот увидишь, мы его зацепим по самые жабры!
- Кого? - недоумеваю я.
- Того, ради которого ты решила приодеться.
Ах да, я же совсем забыла свою легенду! Обычно я ничего не скрываю от Кати, но теперь… Она вообще настроена против семейства Лавровых. Еще бы, она ведь не вступала с ними в контакт. Просто подруга всегда за меня переживает и когда почему-либо о Лавровых заходит речь, обзывает Марину Константиновну старой аферисткой.
Всякую попытку к отвергнувшей меня семье приблизиться Катя безоговорочно считает унижением и наверняка не одобрит моих планов. Но мне это необходимо. Клин клином вышибают. Я должна избавиться от этого куска льда, насильно втиснутого в мою живую душу. Он мешает мне жить.
Хорошо, что Катя как раз теперь удалилась в свою гардеробную и не видит моего остановившегося взгляда. Она тут же закричала бы: "Опять?!"
Появляется она с шикарным бархатным пиджаком в руках и говорит:
- Видала? Недавно бархат был неактуален, а сейчас самый писк! Будешь надевать под него ту бежевую кофточку, что я подарила тебе на Новый год, и черные брюки. А это…
Она медлит и торжественно вынимает из кармана комок какой-то материи.
- Твое вечернее платье!
- Вот эта тряпочка? - Я касаюсь его пальцем.
- Тряпочка! - передразнивает Катя. - Темнота! Это ткань будущего. Натуральный шелк всего с небольшой добавкой синтетики. Надень!
Я проскальзываю в нечто невесомое, которое легко обнимает мою фигуру.
- Блеск! - радуется Катя. Смотрит задумчиво. - Но это, конечно, для безупречных фигур, потому что она подчеркивает каждую лишнюю складочку на теле… Ничего, ты себе пока можешь такое позволить.
- Что значит пока? - громко возмущаюсь я.
- Мы все не молодеем, милочка!
На этой грустной ноте я покидаю дом звезды модельного бизнеса, но уже закрывая за собой дверь, я вдруг вспоминаю: а о самом главном я так и не поговорила - и возвращаюсь.
- Катя!
- Ты все еще здесь?
- За Мишкой присмотришь?
Она смотрит укоризненно и говорит, нарочито растягивая слоги:
- Ес-тест-вен-но! Тем более что в самом скором времени и тебе придется отрабатывать свой долг мне.
- Какой долг?
Определенно я сегодня приторможена.
- Здрасьте! Мне тоже нужно кое-куда ехать.
- В Европу, что ли?
- В Страсбург. В твоих устах слово "Европа" прозвучало как Крыжополь.
- Ах да, прости, я забыла добавить протяжного завистливого выдоха. Кто-то поедет в Европу, а кому-то сидеть во второй части этого названия.
- Кто тебе не дает, ты тоже можешь ездить по заграницам. На моей памяти тебе раз пять предлагали поездки за кордон, а ты все фейс воротила.
- У меня, между прочим, сын есть.
- А у кого его нет?
- Невозможно одной воспитывать своего ребенка так, как этого бы хотелось. Как назло, и родители далеко живут…
- Расхныкалась! - сердится Катя. - Я же тебе сказала, присмотрю за Мишкой. В крайнем случае Галину Георгиевну попрошу.
Это бывшая няня Димки, которую Катя иногда привлекает к прежнему делу.
- Считаешь, мы своим детям чего-то недодаем?
Это вечная и больная тема. Кто из женщин хочет воспитывать ребенка в одиночестве? У всех так складываются обстоятельства. Но с другой стороны, в большинстве случаев это всего лишь меньшее из двух зол…
Глава одиннадцатая
В самолете у нас места рядом с Найденовым. Хоть он и говорил, что не хочет брать с собой охрану, с ним летят сам начальник службы безопасности и один из его сотрудников. Не возьмет он их с собой, видимо, лишь в зал переговоров.
Теперь, когда я все для себя решила, интересуюсь как бы мимоходом:
- Не будет ли у меня в Москве два-три свободных часа, чтобы я могла навестить свою родственницу?
- Конечно же, будет, - заверяет мой клиент. - Наверняка с четырех до семи часов вечера.
- А почему так жестко?
- Потому что в семь будет банкет, а как же я обойдусь без переводчицы?
То есть Михаил Иванович таким образом, пусть и несколько неуклюже, приглашает меня на банкет.
А с другой стороны, и ничего, что у меня в запасе будет всего три часа. Вот только мне еще надо найти в справочной службе адрес моей бывшей свекрови.
- Какие-то трудности? - спрашивает Найденов, наверняка заметив поперечную морщинку у меня на лбу, которая появляется, когда я задумываюсь.
- Дело в том, что я еще не узнала адрес родственницы. - Я решаю признаться, чтобы в случае чего у моего работодателя не возникали вопросы.
- Адрес? - оживляется он. - Какие мелочи!
Самолет уже набрал высоту, и Михаил Иванович, похоже, заскучал без дела.
- Толя! - зовет он своего начбеза. - Нужно войти в базу московской справочной.
- Легко! - отзывается тот и с готовностью открывает крышку ноутбука, до сих пор без дела торчавшего из его дорожной сумки. - Диктуйте!
- Лаврова Марина Константиновна. Возраст: примерно лет пятьдесят. Раньше жила на Малой Бронной…
Это я хорошо помню по рассказам моего мужа.
Я слышу, как пальцы Анатолия Викентьевича проворно бегают по клавишам, и сердце у меня отчего-то колотится как овечий хвост.
- Лавровых по Москве много, - через некоторое время сообщает он, перегнувшись к нам с соседнего сиденья, - а вот Марина Константиновна на Малой Бронной - всего одна. Адрес запишете или запомните?
- Запомню, раз она никуда не переехала, - бормочу я, стараясь и в самом деле про себя несколько раз его повторить.
- Партнеры выделяют мне машину, - замечает Найденов. - Но завтра с шестнадцати до девятнадцати часов я даю ее в ваше полное распоряжение.
И смотрит на меня, будто силясь что-то понять.
- Я бы не хотела обременять вас своими заботами, - говорю я.
- Подумаешь, бремя! - фыркает он. И бросает коротко: - Спасибо, Викентьевич!
- Да пожалуйста! - говорит тот с каким-то подтекстом.
Хочет, чтобы я еще что-то сказала? Что за родственница, с которой я, судя по всему, до сего времени не поддерживала никаких отношений?
А вот тут, господа хорошие, вы от меня откровений не дождетесь. Помогли - и спасибо!
Теперь я могу просто посидеть и расслабиться. Но что-то мне все равно мешает. Наверное, интерес, который незаметно проявляет ко мне Михаил Иванович. Может, он никогда не видел "живого" телохранителя-женщину?
Я прикрываю глаза, стараясь не обращать внимания на это его разглядывание.
- Интересно, - будто ни к кому не обращаясь, говорит он, - а какие мужчины вам нравятся?
Я молчу, потому что считаю, что его вопрос не имеет никакого отношения к моим обязанностям. Правда, это его не смущает.
- Наверное, молодые красавцы, лет двадцати трех - двадцати пяти, которые играют мышцами по поводу и без, этакие мачо? Или красавцы интеллигенты, обладающие, скажем, певческим даром?
Я чувствую, что против воли краснею. С чего он взял, будто мои интересы распространяются только на молодых парней? Наводил обо мне справки?
- Кто вам это сказал? У вас что, на меня досье?
- Простите, Ванесса Михайловна, но я никогда не беру работников вслепую. Минимум сведений мне всегда представляют.
- Анатолий Викентьевич?
- По крайней мере он за этим следит.
Мне хочется сказать что-то ядовитое, мол, надо же, какие предосторожности, обычный охранник всего на три дня вызывает такое пристальное внимание: о нем узнают все, вплоть до личных увлечений!
Не такая уж я и старая, чтобы увлекаться именно молодыми парнями. Ну был у меня бойфренд по имени Леонид. Двадцать три года. Разницы-то между нами всего четыре года.
Я, между прочим, вовсе не собиралась с ним встречаться, но он так трогательно за мной ухаживал, чуть ли не серенады пел. Выходит, наша связь стала известна всему городу.
Скорее всего потому, что у него было слишком много поклонниц. Еще бы, талантливый артист, только закончивший консерваторию тенор. Он первый год выступал в нашем музыкальном театре, и однажды Катя, которой дала контрамарку знакомая, работавшая в театре костюмершей, взяла меня с собой.
Да, такими голосами наш город не был избалован, потому я получила настоящее удовольствие, слушая его, и после спектакля нас провели за кулисы, где мы с Катей - не слишком оригинальничая - высказали артисту восхищение его талантом. Что называется, безо всякой задней мысли. По крайней мере я никак не рассматривала его в качестве предполагаемого друга сердца.
Но видимо, попали в точку, потому что словно в ответ на наши любезности Леонид проявил ко мне явный интерес.