У меня есть ощущение, что он меня избегает. Опять. Но я провожу большую часть своего времени с Бу, и это делает меня счастливой.
- Вот же сук... мать вашу... срань!
Бу давится от смеха.
- Ох, расслабься. Это не настолько плохо.
Я отвечаю с сарказмом.
- Да уж, конечно, ты чертова потаскушка.
Бу смеется. Я съеживаюсь и хныкаю.
- О, господи. Ты ведь действительно получаешь от этого удовольствие.
Когда она останавливается, она спрашивает.
- Твоя сестра никогда не пробовала это?
Сжимая кулаками простыни, я отвечаю сквозь сжатые зубы.
- О, она пыталась. А я надрала ей задницу.
Она говорит:
- Я не понимаю, - я открываю глаза, чтобы увидеть, как она смотрит вниз на меня. - Я насчет того, что у тебя нет друзей. Ты довольно классная, Диди.
Делая глубокий вдох и закрывая глаза, я объясняю:
- В общем, отец всегда был гиперопекающим. Но затем это стало еще хуже. Нам не было разрешено выходить куда-либо без него или мамы. Я никогда по-настоящему этого не понимала. - До недавнего времени, думаю я.
- Я имею в виду, что такого ужасного могло произойти, если бы я пошла на вечеринку с ночевкой? - я вздыхаю. - В конечном итоге, то малое количество друзей, которые у меня были, перестали приглашать меня к себе и отвернулись от меня. Хотя моя сестра всегда была со мной. У нее на это был свой подход. Я думаю, она и сейчас такая. Она всегда была популярной, поэтому никто не задавался вопросом, почему она не приходит на вечеринки и всё такое. Она просто отмазывалась своим "У меня было лучшее предложение" или "Неа, это не моя тема". В общем, Тере надоели папины правила, и она начала сбегать из дома, а я - я нет. Я оставалась дома со своими бойфрендами из книг, и это меня устраивало. Ай! Прекрати это!
Выщипывая очередной одинокий волосок, она откидывается назад и говорит:
- Готово.
Я встаю и подхожу к зеркалу, чтобы оценить свои только-выщипанные брови.
Неплохо. Совсем неплохо.
Я смотрю на нее в зеркале и заявляю:
- Столько боли за это? Даже не видно, что ты что-то выщипывала.
Лежа на кровати, она говорит:
- О, да ладно - это заметно. Ты везунчик. Тебя наградили прекрасной формой. Тебе следовало бы увидеть мои, когда я не выщипываю. - Она поднимает голову и смотрит на мое отражение в зеркале. - Это страшно. У меня были бы сросшиеся брови в форме "M" как в Макдональдс.
Оборачиваясь, я прислоняюсь спиной к комоду и спрашиваю:
- А почему тебе вообще есть до этого дело? Ты работаешь с мужчинами, и я уверена, что их не волнует, что ты выщипываешь брови.
Она хитро улыбается и хлопает своими ресницами.
- О, зато моего мужчину волнует.
Ю-ху! Ее мужчину! Я сейчас упаду в обморок.
Прыгая к кровати, натягивая на себя раздражающе шаловливую улыбку, я спрашиваю певучим голоском:
- О, правда? И кто он?
Ее ответ шокирует меня настолько сильно, что у меня отвисает челюсть.
- Рок.
Нагибаясь к ней, я шепчу:
- Не может быть!
Давясь от смеха, она отвечает:
- Это так, малышка.
Мой рот остается открытым, и она смеется. Я бормочу:
- Н-н-но, вы ребята, ведете себя так, будто вы друг другу даже не нравитесь.
Кивая, она грустно улыбается.
- Технически, нам не разрешено встречаться друг с другом. Это...- она на самом деле поднимает свои руки и медленно делает движение пальцами, показывая кавычки, - ...дружба. Нокс знает, но он сказал, что не может ничего с этим сделать, пока это не влияет на работу, чего, в любом случае, я никогда бы не позволила. И то, что Рок и Нокс - лучшие друзья. Я думаю, Нокс действительно счастлив видеть, что у Рока в этой жизни есть что-то хорошее.
Смущенная последним заявлением, я тихо спрашиваю.
- Что ты имеешь в виду под "в этой жизни"?
Бу некоторое время изучает мое лицо. Она выглядит неуверенной, прежде чем тихо отвечает:
- Малышка, мы не существуем.
Сбитая с толку еще больше, я хмурюсь и спрашиваю:
- Прости, не расслышала?
Она откидывается назад, закидывая руки за голову. Глядя в потолок, она объясняет:
- То, что мы делаем - защита и устранение. Мы ни на кого не работаем. Мы работаем сами на себя. Я думаю, ты могла бы назвать это "вымышленная деятельность". Все мы имеем звания в пределах нашего сектора, но сам сектор фактически не существует. Мы все наняты на работу конфиденциально и нам много платят за то, что мы делаем. Смысл того, чтобы быть нанятым именно таким образом в том, чтобы быть незаметным, и нашу команду делать - недоступной. Поэтому все, кого ты здесь встречала, в них нет ничего из реальной установленной личности. Каждый документ, удостоверение личности, банковский счет, который у нас есть - на подставное имя. - Поворачиваясь ко мне, она заканчивает: - Мы не существуем.
Срань Господня, это же безумие.
Я таращусь на нее и догадываюсь.
- Итак, все, кого я здесь встретила, находятся под вымышленными именами?
Она кивает, а я спрашиваю:
- А что произошло с теми, кем вы были? Ну, понимаешь, кем ты была до этого?
Улыбаясь грустной улыбкой, она тихо отвечает:
- Она умерла, малышка. Мы все умерли.
Мое сердце сжимается, и я шепчу:
- Да уж, это хреново.
Бу поворачивается, и мы мгновение смотрим друг на друга. Между нами немое общение.
Мой рот открывается, и я немного хмурюсь. Мне действительно очень жаль, Бу. И это действительно хреново.
Она слегка пожимает плечами и подмигивает мне. Всё хорошо. Я нормально к этому отношусь.
Перебирая кончиками пальцем, я выпаливаю:
- Констанс? Ты выбрала имя Констанс?
Она прыскает со смеху, и я тоже. Какое-то время мы вместе смеемся, прежде чем она успокаивается и тихо отвечает:
- Это было имя моей матери. Это мой способ никогда ее не забывать. Ее звали Конни, поэтому я всегда считала неправильным, чтобы меня так называли. Однажды Рок сказал мне, что я была тихой как приведение, и дал мне прозвище Бу, и с тех пор я стала Бу. - Неожиданно приходя в чувство, она спрашивает: - А у тебя есть парень?
Качая головой, я говорю ей:
- Нет, разве что вымышленный. В моей жизни - только я и мои книги.
Она становится задумчивой, глаза грустные, и проговаривает:
- Должно быть, тебе одиноко.
Улыбаясь, я также тихо говорю:
- Я могла бы сказать то же самое и о тебе.
Она улыбается мне в ответ.
- Не в бровь, а в глаз.
Мы обе со вздохом откидываемся назад на кровать. Я думаю, моя жизнь не так плоха.
По крайней мере, я не мертва.
***
Извиняясь и говоря, что хочу принести себе и Бу что-нибудь поесть, я бегу на кухню, скольжу по полу в носках и останавливаюсь в дюйме от Нокса.
Его голубые глаза вспыхивают.
- Куда так спешишь, принцесса?
Сегодня один из тех редких дней, когда на нем нет рубашки.
Мои глаза сощуриваются, и я молю их оставаться сфокусированными на его лице, а не на широкой, массивной груди, так восхитительно влажной от пота.
Ням-ням.
- Просто хочу взять что-нибудь поесть.
Кивая, он искренне говорит:
- Рад, что твой аппетит вернулся.
Кивая ему в ответ, я также искренне ему отвечаю:
- Я тоже.
И затем ничего.
Неловкое молчание.
Доооолгое неловкое молчание.
Обхожу его, иду в кладовую, мой мозг напоминает мне, что нам есть что с ним обсудить. Как только он двигается, чтобы покинуть огромную кухню, которая неожиданно ощущается большая как почтовый ящик, я выкрикиваю.
- Вообще-то, я хотела спросить, говорил ли ты с Митчем о том, чтобы я могла поговорить со своей сестрой.
Его лицо полностью лишено всяких эмоций, и он опирается бедрами на барную стойку.
- Нет. Пока нет. - Перегибаясь через стойку, он берет яблоко и начинает играть с ним.
Я немного зла на это. Он говорил, что попытается. Мое лицо каменеет. Я хожу по кухне, хлопая дверью кладовой, открываю и закрываю ящики слишком быстро, желая, чтобы шум передавал мое настроение прямо сейчас.
Нокс смотрит прямо на меня.
- И почему ты сейчас взбешена?
Сбросить бомбы!
Теряя свое терпение, я кричу:
- Знаешь, что бы сделало меня счастливой, Нокс? Знание того, что моя сестра в порядке! Мне нравится Бу, нет, я люблю Бу, но она не моя сестра, и ты думаешь, я не понимаю, что ты делаешь, а это делает тебя еще большим мудаком! Знаешь, что бы сделало меня более чем счастливой? На самом деле поговорить с ней и слышать лично, что она жива и здорова. А не подсовывать мне замену под нос.
Между нами повисает тишина. Нокс разрушает ее, с хрустом вгрызаясь в свое яблоко. Его беспристрастность разбивает мне сердце.
Я шепчу охрипшим голосом:
- Я скучаю по ней, понятно? Она была моим единственным другом и… и я скучаю по ней. - Я не осмеливаюсь посмотреть на него. Если я увижу сочувствие в этих темно-синих глазах, я могу просто захотеть их выцарапать.
Через мгновение беру себя в руки, качаю головой, чтобы прояснить ее, и мне в голову приходит другая мысль. Подхожу к стойке и становлюсь рядом с ним, я решаю попробовать нечто радикальное. Когда я всего в футе от него, запрыгиваю на барную стойку и тяжело вздыхаю. Всё еще жуя свое яблоко, он поворачивается ко мне со скучающим выражением лица, и я тихо говорю:
- Ты мог бы быть со мной добрее, понимаешь?
Он пожимает плечами и продолжает есть.
Мне хочется бросить это яблоко через всю комнату.