Ее кожа казалась во мраке особенно белой, темные волосы отблескивали, собранные в пучок на затылке. Похоже, волосы, она носила очень длинные, и держались они в прическе всего лишь парою точно размещенных шпилек. К Алексу на миг подступило сумасшедшее желание кинуться вниз по ступеням напрямик к ней, коснуться ее, обнять и распустить темные ее волосы. И чуть ли не разгадав его помыслы, она вдруг подняла взор, оставляя свои грезы, будто возвращенная сильной рукою из дальнего далека. Она обернулась в его направлении, вздрогнула, вскинула голову именно напротив него. И увидел Алекс прямо внизу перед собой невиданно прекрасное лицо. Лицо, как он сызначала воспринял, совершенных пропорций художественного произведения, с чертами тонкими, хрупкими, беспорочный лик с огромными темными очами и нежно очерченным ртом. Пленившие его с первого взгляда глаза, невидящие, словно поглотившие все остальное лицо, эти глаза, казалось, были полны бесконечной печали, и в свете уличных фонарей ему стали заметны два блещущих ручейка слез на беломраморных щеках. На одно нескончаемое мгновение их взгляды встретились, и Алекс почуял, как всеми фибрами своего существа рвется к незнаемой большеглазой темноволосой красавице. Сидя там, выглядела она такой ранимой, такой растерянной, но вот, словно смутясь, что позволила ему хоть мельком заметить это, поспешила опустить голову. Какую-то секунду Алекс не шевелился, потом враз ощутил заново тягу к ней, увлекаемый идти прямо туда. Он все смотрел на нее, обдумывая, как же ему действовать, и в этот миг она встала со ступеней, кутаясь в манто. Было оно из рыси и окутало ее облаком. Взгляд ее снова нашел Алекса, но лишь на мгновенье, затем же, ровно видение, она скрылась за живой изгородью и исчезла.
Алекс не сразу отвел взор от того места, где она пребывала, он прирос к месту, на котором сидел. Все свершилось так быстро. Затем он внезапно вскочил и побежал вниз по ступеням туда, где только что находилась она. Увидал узкую дорожку, ведущую к солидной калитке. Он не мог опознать сад по-за нею, не разберешь, к какому дому он относился. Надлежало выбирать из нескольких. Засим тайна ускользала. Охваченный бессилием, вознамерился было постучаться в калитку, которой она входила. Может, прячется в саду, сидит там, заперев калитку. Подступило отчаяние от того, что им никогда уж не свидеться. Потом Алекс, осознав всю глупость своего поведения, напомнил себе, что перед ним была всего-навсего незнакомка. Он долго и раздумчиво посматривал на калитку, затем медленно повернулся и пошел назад, вверх по ступеням.
ГЛАВА II
Алекс уже подошел к своей парадной двери и стал отпирать ее, а заплаканное лицо той женщины все преследовало его. Как зовут ее? Отчего она плакала? Из какого дома выходила? Он сел на узкую винтовую лестницу в передней, выходившую в опустелую гостиную, и смотрел на отражение луны на голом деревянном полу. Никогда не встречалась ему столь обольстительная женщина. Такое лицо может запомниться на всю жизнь, и Алекс, еще сидя недвижно там, понял, что не забудет его если и не до конца дней, то однако ж очень надолго. Он даже не расслышал телефонный звонок, прозвучавший несколькими минутами ранее, настолько погрузился в мысли об открывшемся ему видении. Когда же расслышал-таки телефон, то живо взбежал в несколько прыжков на верхний этаж и успел войти в кабинет и извлечь аппарат из-под кучи бумаг на письменном столе.
- Привет Алекс. - Последовало напряженное молчание. Звонила сестра, Кэ.
- Чем обязан? - То есть, чего ей нужно. Она никогда никому не звонила без нужды или важного ей дела.
- Ничего особенного. Где ты был? Полчаса не могу дозвониться к тебе. Девица, у которой вечерняя работа в твоей конторе, ответила мне, что ты уехал прямо домой. - Верна себе. Истребует, что ей требуется и когда ей потребуется, по нраву ли это кому или нет.
- Вышел пройтись.
- В такой час? - в голосе прозвучала подозрительность. - Чего ради? Что-нибудь случилось?
Про себя Алекс тихо вздохнул. С годами сестра извела его. Сбереглось так мало сочувствия, доброго отношения к ней. Вся она - сплошные острые углы, хладные, жесткие. Пожалуй, похожа на хрустальную вазу с твердыми остро заточенными гранями, которую можно поставить на стол, не без удовольствия разглядывать, но отнюдь не трогать и в руки не брать. С годами стало заметно, что и ее муж подобного мнения.
- Нет, Кэ, ничего не случилось. - Однако, следовало присовокупить, что при всем ее безразличии к чувствам прочих людей Кэ обладала сверхъестественной способностью угадывать, когда ему не по себе или он вне себя. - Выходил воздухом подышать. День выдался длинный. - А потом, чтобы утихомирить беседу и слегка отвести внимание Кэ от его персоны: - Ты разве никогда не выходишь пройтись?
- В Нью-Йорке? Это надо выжить из ума. Едва подышишь, и помрешь.
- Уж не говоря про то, что оберут и что изнасилуют. - Он хмыкнул в трубку и догадался, что она тоже улыбнулась. Кэ Вилард не из улыбчивых. Всегда с избытком в напряжении, в спешке, в мельтешении, до веселья ли… - Так чему я обязан честью услышать этот телефонный звонок? - Алекс устроился в кресле и стал смотреть в окно, терпеливо ожидая ответа.
Долгое время Кэ позванивала ему относительно Рэчел. Поддерживала отношения с бывшей своей невесткой - ясно, зачем. Бывший губернатор входил в число тех, кого хотелось бы удержать в своей свите. А стоит уговорить Алекса возобновить отношения с Рэчел, то старику это придется по душе. При том, понятно, условии, что удастся убедить Рэчел, сколь отчаянно страдает Алекс без нее и сколь значимо будет для него ее согласие на новую попытку примирения. Кэ не гнушалась подобных хлопот. Уже пыталась не раз соорудить им встречу, когда Алекс появлялся в Нью-Йорке. Но если б Рэчел и пошла на это, в чем Кэ не вполне уверена, со временем стало ясно, что Алекс против.
- Итак, госпожа депутат Вилард…
- Ничего особенного. Хотела поинтересоваться, когда ты попадешь в Нью-Йорк.
- Зачем тебе?
- Не нуди, ради Бога. Просто надумала созвать кое-кого на ужин.
- Кого именно? - Алекс понял, откуда ветер дует, и ухмыльнулся. Забавно, сестра у него что танк. Не отнимешь у нее способности стоять на своем.
- Да ладно, Алекс, не будь таким подозрительным.
- Кто подозрителен? Просто хочу знать, с кем ты желаешь свести меня за ужином. Что странного? А ну как в списке гостей окажется некто, способный всех нас поставить в неловкое положение. Если я угадаю инициалы, тебе, Кэ, легче будет ответить.
Пришлось ей изменить себе и рассмеяться.
- Ладно, ладно, поняла тебя. Но, Господи, я случайно летела с ней на днях одним самолетом из Вашингтона, и выглядит она, Алекс, отменно.
- А то как же. При ее заработках и ты бы так выглядела.
- Спасибо, дорогой.
- Всегда пожалуйста.
- Ты слыхал, что ей предложили баллотироваться в городской совет?
- Нет. - Последовало долгое молчание. - Впрочем, меня это не удивляет. А тебя?
- Тоже нет. - Тут его сестра глубоко вздохнула. - Порой охота мне понять, сознаешь ли ты, от чего отказался.
- Как же, сознаю. И неизменно благодарен тому. Неохота, Кэ, быть мужем политического деятеля. Такая почетная роль пусть достается лишь тем, кто подобен Джорджу.
- Как это прикажешь понимать?
- Он так погружен в свою работу, что наверняка и не замечает, когда ты по три недели находишься в Вашингтоне. Что касается меня, я бы замечал. - Он не добавил, что ее дочь тоже замечает. Ему это известно, поскольку он подолгу разговаривал с нею при каждом своем приезде в Нью-Йорк. Забирал ее на обед, на ужин, на долгие прогулки. Знал племянницу лучше, нежели ее собственные родители. Порою ему казалось, что Кэ не уделяет дочери никакого внимания. - Кстати, как там Аманда?
- В порядке, надеюсь.
- Что значит "надеюсь?" - В его тоне легко читался упрек.
- Ты с нею не виделась?
- Боже мой, я только успела вылезти из вашингтонского самолета. Чего ты от меня требуешь, Алекс?
- Немногого. Твои дела меня не касаются. Твое отношение к ней - это нечто иное.
- И это тебя тоже не касается.
- Разве? А кого тогда касается это, Кэ? Джорджа? Да замечает ли он, что ты и десяти минут никогда не проведешь с родной дочерью? Наверняка, знать того не знает.
- Ей шестнадцать лет, и слава Богу, нянька уже не требуется, Алекс.
Нянька - нет, но до крайности нужны мать и отец - как всякой молодой девушке.
- Ничего не могу поделать. Мое занятие - политика. Разве не знаешь, сколько она отбирает сил.
- Угу. - Он медленно покачал головой. Вот чего она вознамерилась и ему пожелать. Жизни с Рэчел "Паттерсон", жизни, низводящей до приближенного мужчины. - Что еще скажешь? - Разговор продолжать не хотелось, и за пять минут он наслушался предостаточно.
- На тот год меня выдвинут в сенат.
- Поздравляю, - сказано это было вяло.
- Не очень-то радуйся.
- Я не очень. Думаю вот о Мэнди, о том, во что это выльется для нее.
- Если я пройду, это выльется в то, что она станет дочерью сенатора, так-то вот. - В ответе Кэ прозвучала внезапная резкость, Алексу захотелось огреть сестру.
- Полагаешь, ее это вправду трогает?
- Возможно, и нет. Деточка витает где-то в облаках и, возможно, ухом не поведет, если меня выдвинут в президенты. - На миг Кэ взгрустнулось, а брат покачал головой.
- Не в том суть, Кэ. Все мы тобой гордимся, любим тебя, но существует нечто более высокое, чем… - Как ей скажешь? Как объяснишь? Ничто ее не заботит, кроме своей карьеры, своих дел.