- Нет. Я подумала… Вам надо лучше питаться, чтобы поправиться. Я имею в виду - набрать вес.
Она совсем смутилась, вскочила, начала убирать посуду. Но что бы ни делала, всем существом чувствовала его неотрывный, пристальный взгляд. Это и льстило, и мешало, но не раздражало, не злило. Наведя порядок, снова села на стул и, пересилив себя, посмотрела на него, но не в глаза, а ниже. На верхней губе алела узкая полоска земляничного сиропа. Ирина машинально вынула из кармана жакета носовой платок и стерла им сироп. Он успел сжать ее запястье пальцами правой руки, а затем прижал ее ладонь к губам и начал целовать. Ее слабая попытка вырвать ладонь была лишь данью приличиям, но истинным желанием было длить и длить этот чудный, непрошено сладостный миг, дальше за которым была лишь необузданная страсть. Усилием воли она мягко, но решительно остановила его.
Он откинулся на подушки, прикрыл глаза, прошептал, переведя дыхание:
- Вы хотели почитать стихи. Я ждал все эти дни…
Ирина, отбросив всякое жеманство, молча встала, подошла к своей сумке, висящей на вешалке, вынула томик стихов Бунина, вернулась обратно.
- Мне очень нравится вот это:
Мы рядом шли, но на меня
Уже взглянуть ты не решалась,
И в ветре мартовского дня
Пустая наша речь терялась.Белели стужей облака
Сквозь сад, где падали капели,
Бледна была твоя щека,
И как цветы глаза синели.Уже полураскрытых уст
Я избегал касаться взглядом,
Но был еще блаженно пуст
Тот дивный мир, где шли мы рядом.
- "Но был еще блаженно пуст тот дивный мир…" - эхом повторил Дубец и, помолчав, не то спросил, не то ответил своим мыслям: - Это он о начале любви говорил.
- И мне так кажется.
- Почитайте еще.
- Нет, нет. Я пойду. Вам надо отдыхать. Тут и до меня были люди. Хватит на сегодня.
- Откуда вы знаете, что ко мне приходили?
- Я видела Истомина, - не подумав, брякнула она и тут же спохватилась, но было поздно.
- Ах, да. Я забыл, что вы знакомы.
Дубец отвернулся, непроизвольно сжав в кулаке край одеяла.
- Сергей Владимирович, вы, наверное, бог знает что подумали обо мне тогда, в пансионате… Но я…
- Не стоит ворошить прошлое. Тем более столько воды утекло…
- Нет, я должна сказать, - упрямо сказала Ирина. - В тот вечер он явился без всякого приглашения и даже без всякого намека с моей стороны. Я прогнала его. Честное слово! До свидания!
Она почти убежала, без лишних слов и без оглядки.
С этого дня Ирина стала ездить к Дубцу регулярно. С утра до вечера все ее мысли так или иначе были связаны с ним. Со свойственной ей одержимостью, когда главной движущей силой становится истинное чувство, она помогала ему вернуться в мир, который еще недавно казался недоступным и покинутым чуть ли не навсегда. В конце апреля они уже гуляли по больничному парку, а в мае, после праздников, лечащий врач обещал выписку.
- Взгляните, Ирочка, нет, не туда, левей, видите липу? Красавица, правда? Вас напоминает.
- И чем же? - лукаво спросила Ирина. - Во мне все такое же липовое?
- Ох, и пересмешница же вы! Как раз наоборот. Вы настоящая, уж поверьте моим сединам. А напоминает она вас хрупкой беззащитностью. Стоит одна, тонкая, в пушистой кроне, а вокруг толстые корявые березы.
- Странно. Обычно женщин, чтобы сделать им приятный комплимент, как раз с березками сравнивают.
- Вот именно. С березками. А этим лет сто, не меньше.
- Значит, и я через двадцать лет превращусь в такую же толстую и корявую…
- Неправда. Вы и через двадцать, и через тридцать лет будете такой же милой и беззащитной. Красавицей, одним словом.
- Но ведь это плохо - всю жизнь прожить беззащитной.
- Плохо. Вот я и хочу взять вас под свою защиту, насколько сил хватит, конечно.
- Спасибо. Но вам сейчас самому поддержка нужна. А вы еще и не бережете себя. Вчера, например, ходили в парк без сопровождения.
- Это вам сестра проболталась?
- Пожаловалась. Вы на нее не обижайтесь и не ругайте. Она искренне говорила.
- Если искренне, то не буду. Искренность нынче дороже золота. Слишком много лжи и фальши. А то и просто равнодушия.
- Не знаю… Мне кажется, если с людьми говорить честно и открыто, то и в ответ услышишь искренние слова. Разве нет?
- Не всегда. Людьми движут личные интересы, порой не совпадающие с твоими собственными, и даже больше, враждебные твоим. Но это обычно скрывают под личиной добропорядочности и с вполне дружеской улыбкой делают тебе гадости.
- В бизнесе, наверное, без этого никак не обойтись.
- Ну почему? И в других областях этого добра навалом - и в чиновничьем мире, и в искусстве, да везде, в том числе и в семье.
Какое-то время они молча шли по аллее молодых кленов.
- Присядем на эту скамью? - предложила Ирина.
- Можно.
Она хотела помочь ему, но он опередил - взял ее за локоть и усадил на скамью первой.
- Спасибо, - улыбнулась она, почувствовав за этим обычным знаком внимания нечто большее.
- Не за что. Ох, Ирина, Ирина…
- Вас что-то беспокоит?
- Беспокоит? Наивная вы моя девочка! Беспокоит меня то, что я не могу поднять вас на руки. Вот что меня беспокоит. А как бы здорово было сейчас пронести вас по этой аллее, а?
- Всему свое время. Потерпите, - кокетливо улыбнулась она.
- Да я и так уж только и делаю, что терплю. Но в ваших словах я слышу обещание. Это правда?
- Обещание чего?
- Счастья.
- Счастья? Нельзя заранее обещать счастье. Иногда кажется - вот оно, рядом, стоит лишь протянуть руку, а оно ускользает, растворяется в воздухе, будто туман под лучами солнца.
- Вы правы. Но все равно я буду ждать.
Ирина возвращалась домой на метро. Под стук колес и гудение то разгонявшегося, то сбрасывающего скорость поезда она задумалась над словами Дубца об искренности, лжи и фальши. Из памяти выплыла сценка, происшедшая в вестибюле пансионата. Его грубые слова были адресованы женщине, жене, с которой была прожита большая часть жизни. Пусть нелюбимой, вернее, разлюбленной, но это не умаляло его вины. Когда же он был искренним, настоящим, а не "липовым"? Тогда или только что? Или все его грани вполне естественны и вкупе составляют его суть - сложную, противоречивую, богатую на цвета и оттенки? Его поведение, выходит, непредсказуемо? В таком случае ей надо опасаться его вспышек гнева. И в нее могут полететь фразы наподобие "что ты телишься!". Ее передернуло от этого предположения. Нет, не связывались в одно целое прошлое и настоящее. Слишком разные образы - тот, в пансионате, и нынешний, в больнице. А может, причиной тому черная бездна, на краю которой он побывал, узнав таким образом истинную цену жизни? Многое понял и стал другим? Скорее всего.
Она, вообще, была склонна больше оправдывать людские поступки, нежели обвинять и выносить жестокие вердикты. Это было созвучно ее доброй натуре, ее взглядам и мироощущению. Она и мужу нашла оправдания, простила и отпустила навеки, найдя в Себе изъяны, обвинив себя в его уходе.
Завтра день рождения Сергея Владимировича. Ирина поймала себя на том, что не может называть его просто Сергеем. Одно дело, когда человеку двадцать семь, и совсем другое, когда… Она улыбнулась своим мыслям. Ну и бросает же ее судьба - то в трепетные объятия мальчика, то в искушенные, уверенные руки старика. Из огня да в полымя. Впрочем, зачем утрировать? И Сережа - далеко не мальчик, и Сергей Владимирович - еще не старик. Ей неприятно было сознавать, что от имени Сережа она будто подтаивает, плавится, как горящая свеча.
"Сколько это будет продолжаться, думала она с привычной болью. Наступит ли исход ее мукам?"
Тряхнув головой, она силой воли переключилась на завтрашнее торжество. Надо будет купить красивый букет, но не чопорный и претенциозный, а какой-нибудь более естественный, нежный, например, из белой и лиловой сирени. Нет, у сирени сильный запах. Не дай бог, еще вызовет аллергию. Ну тогда хризантемы? Недавно она видела в цветочном магазине необыкновенного оттенка махровые хризантемы - розовато-кремовые, с пурпурной серединкой.
Нет, не пойдет. Для многих людей хризантема - символ печали. Лучше не рисковать. А может, не мудрствуя лукаво купить как обычно розы, да и успокоиться на этом? И в самом деле, чего ей ломать голову, как невесте с выбором подарка жениху? Кто она ему? Возлюбленная? Но признаний как таковых еще не было. Она усмехнулась над своими жалкими попытками определиться с собственным статусом. Боже, какая она суетная бабенка! Мельтешит, из кожи лезет, чтобы соответствовать. Но чему? Любовнице богатого бизнесмена? Смех! Никакая она не любовница, а так, сбоку припека. Обыкновенная сиделка. Ходит, ухаживает, книжки читает. И ждет. Ха! Да-да, ждет. Нечего перед собой-то финтить. Ждет, когда больной окрепнет и повалит ее прямо тут же, на больничную койку, определит таким манером ее долгожданный статус. И уж тогда все встанет на свои места.
Ирина едва сдержалась, чтобы не расхохотаться прямо в вагоне, при всем честном народе. Сидевший напротив старичок внимательно посмотрел на нее, и ей пришлось отвернуться, прикрыв рот ладонью. Еще подумает, что перед ним - городская сумасшедшая.