"Да, два года назад мы все вместе ездили в Рощино, - подумала Ирина, - и катались с гор. Я сломала лыжу, ужасно расстроилась, тогда Анатолий придумал соорудить из трех лыж санки. Мы втроем, усевшись на импровизированные санки, с диким хохотом и визгом съезжали со склона горы вниз, обязательно заваливаясь в конце пути набок, а потом тащились наверх, с ног по самую макушку облепленные снегом, запыхавшиеся, довольные".
Она улыбнулась своим воспоминаниям и тоже смутилась, поймав на себе брошенный украдкой взгляд Анатолия.
- А мама была самая красивая на вечере, - вдруг брякнула Алена.
- Никто и не сомневался, - нейтрально согласился Анатолий.
- Алена, ты басню Крылова давно читала? - без улыбки спросила Ирина.
- Какую басню? "Стрекоза и муравей"? "Попрыгунья стрекоза лето красное пропела…"
- Нет, другую. Про кукушку и петуха. Помнишь, как они хвалили друг друга? Тебе они никого не напоминают?
- Да, ладно тебе, мам! Ты на самом деле была самая-самая красивая, обаятельная и привлекательная. Это заметили все.
- Может, и ты какую-нибудь "Мисс" завоевала? - полушутя поинтересовался Анатолий, впервые прямо посмотрев на Ирину.
- Она не мисс, а миссис, папуля. Пора уж знать такие вещи. А один мужчина…
- Алена! - воскликнула Ирина, но продолжать не стала, понимая, что нотации сейчас более чем неуместны.
- Что? - с вызовом спросила дочь.
- Сходи на кухню, я там шоколадное печенье оставила. Оно в шкафу, на верхней полке лежит.
Алена слегка фыркнула, но послушно пошла на кухню. Ирина проводила ее взглядом, а затем в упор посмотрела на Анатолия.
- Как ты живешь? - задала она вопрос, неожиданный для самой себя.
- Нормально, - пожал он плечами.
- О доме не скучаешь?
- Как тебе сказать? Вроде скучаю, но…
- Понятно. Можешь не продолжать.
- Нет, я не то хотел сказать. Конечно, скучаю, Ира. Очень, - торопливо говорил он, видимо, боясь, что не успеет до возвращения дочери. - Но… Понимаешь, обстоятельства сложились так, что теперь уже назад дороги нет. Короче, у нас будет ребенок.
Ирину как будто в прорубь окунули. Дыхание перехватило, стало нечем дышать. Она встала, вышла из комнаты, столкнулась в коридоре с Аленой, выдавила: "Я сейчас" - и закрылась в ванной. Включив воду, она глухо зарыдала. А потом долго умывалась холодной водой, чтобы не выглядеть слишком опухшей. Когда вышла из ванной, Анатолия уже не было.
- Он давно ушел? - спросила она Алену, вытиравшую на кухне вымытые чашки.
- Минут пять назад, - угрюмо пробурчала Алена.
- Чем ты недовольна?
- Мама, зачем ты унижаешься? Я бы никогда не стала плакать перед мужчиной, который меня бросил.
- Аленушка, какой ты еще ребенок…
- Не разговаривай таким тоном! - крикнула Алена. - Я не маленькая! Я все понимаю. У них будет ребенок? Да?
- Да.
- Я так и знала, - упавшим голосом произнесла Алена и села на стул. - Я его ненавижу.
- За что? За то, что у тебя появится брат или сестра?
- Не нужны мне братья от нее! Поняла?
- Но…
- Не хочу! Пусть только попробует привести сюда кого-нибудь!
Она тоже зарыдала, но ее слезы были другими. В них были обида, протест, ревность, в то время как слезы Ирины выражали рухнувшую надежду, сожаление об утрате, окончательной утрате прошлой жизни, как оказалось, такой ясной и счастливой.
Ближе к весне позвонила Эльвира. Так вышло, что они перестали общаться после пансионата. "Наши отношения переживают временный кризис, - объясняла самой себе Ирина. - Рано или поздно все утрясется и войдет в норму". Но истинную причину охлаждения она вдруг выложила подруге в первые же минуты их телефонного разговора.
- Привет, подруга! Как жизнь молодая? - бодро начала Эльвира.
- Бьет.
- По голове?
- Куда попало. А у тебя?
- Туда же. А ты что же, обиделась на меня? Объясни хоть причину-то.
- Не болтай! Хотя… Что нам друг от друга скрывать? Могу и объяснить. Мне не по душе, как ты влияешь на мою дочь.
- Опсики! Ни хрена заявочки. Выходит, я развращаю твою дочь?
- Ну, я бы не стала так формулировать, но что-то в этом роде как раз и было в пансионате.
- Ну-ка, ну-ка! Интересно. Продолжай. Что означает твоя фраза "что-то в этом роде"?
- Эля, ты только выслушай спокойно, ладно? А то у тебя уже голос звенит…
- А у тебя бы не звенел после таких обвинений? Чуть ли не в сутенерши меня определила…
- Эля! Извини, если нечаянно обидела. Я не это имела в виду…
- Ты про случай в торговом центре? Но если бы он не вмешался, не подмазал эту Нину, то никакой бы кофточки нам не видать как собственных ушей. Так и ушли бы оплеванные этой хамкой.
- Ну, допустим. Но зачем ты его поддержала, когда он вещи начал дарить?
- А что я, по-твоему, должна была делать? Стать в позу оскорбленной невинности и прочитать мораль? Не забывай, что он наш с Невревым начальник.
- С тобой все ясно. О себе ты не забываешь…
- Ира, ведь я от всей души хотела помочь вам с Аленкой, как ты не понимаешь?
- Да понимаю я. Это тебе меня не понять. У тебя нет взрослой дочери.
- Зато есть взрослый сын, который такое откалывает в последнее время, что я по ночам перестала спать.
- Да? А что случилось?
- Представляешь, влюбился в одиннадцатиклассницу!
- Ну и что?
- Как это "что"? Он в девятом, она в одиннадцатом.
- Подумаешь, два года разницы…
- Это в нашем возрасте такая разница - пустяк, а в их - это очень серьезно. У нее уже наверняка опыт в любовных делах, а у него она первая…
- Ох, Элька! Мои опасения за нравственность дочери тебе, значит, до лампочки, а со своим сыночком носишься как с писаной торбой. Да ничего страшного в этом нет. Все мы в школе влюблялись в кого-нибудь. Ты сама рассказывала, как втрескалась в молодого практиканта - учителя физики. Даже записки ему писала.
- Господи, в те времена в школе не было секса…
- Не было? Если хочешь знать, в нашей школе одна родила в десятом классе. И это не единичный случай.
- Ну хорошо. Постараюсь не комплексовать. Но и ты выкинь из головы всякие мыслишки насчет моего тлетворного влияния. Для меня Аленка - как дочь. Ведь я ее с пеленок знаю и люблю.
- Ладно. Верю.
Они помолчали.
- Слушай, заморочила ты меня, увела в другую степь, - после паузы затараторила Эльвира. - Я ведь что звоню-то. У нас такие новости - полный отпад! Вот ты на Дубца тянешь - такой он да разэтакий, а не знаешь, какая трагедия на него свалилась!
- Да? А что случилось? - спросила Ирина, чувствуя озноб по всему телу.
- Он уже второй месяц с обширным инфарктом лежит…
- Второй месяц?!
- Ну да. А женушка-то его благоверная что выкинула, ты даже не представляешь! Оформила развод, разделила имущество и укатила с его охранником в Америку. Во как! Да еще, говорят, заявилась к нему в больницу и целую речь толкнула типа "я всю жизнь терпела твое блядство, но теперь настала моя очередь".
- А кто за ним ухаживает?
- Сиделки. У богатых людей это не проблема. Сын, кстати, тоже за границей живет. Приезжал, правда, к отцу, но ненадолго.
- А у нас тоже новости, - бесцветным голосом проговорила Ирина. - У Аленки скоро будет братик или сестренка.
- Что?! И кто же счастливый папаша?
- Как "кто"? - не поняла Ирина. - Анатолий.
- Фу ты, черт! Я ведь на тебя подумала! Значит, она окончательно его к себе привязала? Что ж… Все мы, бабы, одинаковые. А почему ты об этом сообщила таким загробным голосом? Тебя это напрягает?
- В первый момент я рыдала. А теперь осталась тупая боль, но она постепенно ослабевает. Ничего, скоро пройдет.
- Ох, Ируня, Ируня ты моя, - голос Эльвиры дрогнул. После небольшой паузы она продолжила: - Ничего, мое солнышко, и на нашей улице будет праздник. Я в этом уверена. Вот увидишь!
- Вы передайте этот пакет и скажите, что там записка, хорошо? А я здесь посижу, может, он что-нибудь ответит, - попросила Ирина женщину в окошке для передач.
- Передать-то я передам, - равнодушно ответила та, принимая пакет, - но написать он навряд ли сможет. Тяжелый он.
- Нет, не написать, а устно. Я подожду.
- Ждите, - не глядя на Ирину, бросила женщина.
Ирина отошла от окошка и села на диван возле стены. Клиника была платной, о чем говорила вся обстановка просторного вестибюля: евроремонт, кожаные диваны, множество цветов в горшках на стильных подставках. Напротив сидела молодая пара, и Ирина исподтишка наблюдала за ней. Он был в спортивном костюме, очевидно, лечился здесь, а она, нарядная, цветущая, пришла к нему на свидание. Сплетя пальцы рук, молодые неотрывно смотрели друг на друга, как будто хотели навсегда запомнить каждую черточку, каждую точку на лицах друг друга. Девушка что-то говорила нежным, грудным голосом, а он кивал и улыбался, но видно было, что слова для него не имели никакого значения - его слух жадно ловил звук ее голоса, а глаза неотрывно следили за движением любимых губ.
У Ирины защемило сердце. Она вспомнила взгляд Сергея на турецком острове, когда он спас ее от змеи. Он смотрел так же: неотрывно, нежно, пронзительно, сгорая от любви. Господи, зачем она все это вспомнила? Как сделать так, чтобы эта картинка навсегда стерлась из ее памяти? К сожалению, память человеческая - живая, в отличие от компьютерной, хочешь не хочешь приходится терпеть все ее капризы.
- Девушка! - оторвал ее от воспоминаний глухой низкий голос женщины в окошке. - Подойдите сюда!