Джейн встала и подошла обратно к своему креслу, думая о его шестикамерном сердце. Его крови неопределенного группы. О клыках в запястье блондинки. Взглянув в окно, она спросила себя, что если стекла были закрыты не только из соображений безопасности, но и для защиты от дневного света.
К чему все это приведет? Быть запертой в комнате с… вампиром?
Рациональная ее часть решительно отвергала подобную мысль, но где-то глубоко внутри нее правила логика. Она покачала головой, вспоминая свою любимую цитату из Шерлока Холмса, перефразируя ее: "Если вы отсекли все возможные объяснения, то невозможные и есть ответ". Логика и биология не лгут, не так ли? Это была одна из причин, почему она решила стать врачом.
Она посмотрела на своего пациента, запутавшись в выводах. В голове крутилась мысль о возможностях эволюции, но она старалась учитывать и более практические вопросы. Она подумала о лекарствах, что были в вещевом мешке, и о том, что ее пациент находился в опасной части города, когда его подстрелили. И, эй, они похитили ее.
Как она вообще могла доверять ему, или его словам?
Джейн засунула руку в карман и нащупала бритву. Ответ на этот вопрос был прост. Она не могла.
Глава 14
В своей спальне, в особняке, Фьюри сидел, прислонившись к спинке кровати, укутав ноги в синий бархатный плед. Он снял протез, а в тяжелой стеклянной пепельнице рядом с ним тлел окурок. Из скрытых динамиков Bose слышался Моцарт.
Книга об огнестрельном оружии служила ему в данный момент больше как мольберт, а не материал для чтения. Перед ним лежал толстый лист белой бумаги, но он пока не сделал ни одной пометки своим карандашом Тикондерога № 2. Портрет был закончен. Он дорисовал его около часа назад и собирался с духом, чтобы смять его и выбросить.
Хотя ему никогда не нравились свои рисунки, этот он почти полюбил. На черно-белой странице, из-под грифеля карандаша появились лицо женщины, ее шея и волосы. Бэлла смотрела куда-то влево, она слегка улыбалась, прядь темных волос лежала на щеке. Он увидел ее такой этим вечером, на Последней трапезе. Она смотрела на Зейдиста, что и объясняло ее тайную улыбку.
На всех его рисунках, в каких позах он бы ее ни изображал, она всегда смотрела куда-то в сторону. Потому что, если бы она смотрела с портрета прямо ему в глаза, это было бы неуместно. Черт, сам рисунок был абсолютно неуместным.
Он закрыл лицо рукой, приготовившись смять бумагу.
В последний момент он опять взял косячок, страстно желая какого-то искусственного облегчения для своего сердца, что билось сейчас так быстро. В последнее время он много курил. Больше чем когда-либо. И хотя он вверял себя химическим успокоителям, чувствуя себя при этом омерзительно, идея завязать с этим - никогда не приходила ему в голову. Он не мог себе представить, как он проживает день без подобной "помощи".
Он сделал еще одну затяжку, задержал дым в легких, думая о своей проблеме с героином. Тогда, в декабре, он не прыгнул с головой с этого героинового обрыва, не потому, что принял верное решение, а потому, что Джон Мэтью выбрал подходящее время, чтобы вмешаться.
Фьюри выдохнул и уставился на кончик косяка. Искушение попробовать что-то более сильное опять вернулось. Он чувствовал дикое желание поехать к Риву и попросить у парня еще один пакетик, полный эйфории. Может быть, тогда он обретет хоть немного спокойствия.
Раздался стук в дверь, и он услышал голос Зи:
- Я могу войти?
Фьюри сунул рисунок между страниц книги.
- Да.
Зи вошел и не сказал ни слова. Уперев кулаки в бедра, он наматывал круги, вышагивая у его кровати. В ожидании Фьюри зажег еще один косяк, и следил за движениями своего близнеца, пока тот вытаптывал ковер.
Заставить Зи говорить не легче, чем уговорить рыбу добровольно сесть на крючок. Молчание - единственная приманка, которая работала.
Наконец брат остановился.
- У нее кровотечение.
Сердце Фьюри чуть не выскочило из груди, он распластал руку на обложке книги.
- Насколько сильно и как давно?
- Она скрывает это от меня, поэтому я не знаю.
- Как ты это выяснил?
- Я нашел прокладки, спрятанные глубоко в шкафчике рядом с туалетом.
- Может быть, они там давно лежат.
- В прошлый раз, когда я брал оттуда бритву, их там не было.
Черт.
- Она должна пойти к Хэйверсу.
- Следующий прием только через неделю.
Зи снова заметался.
- Я знаю, что она не говорит мне, потому что боится, что я слечу с катушек от волнения.
- Может быть, она нашла им какое-то другое применение?
Зи остановился.
- О, ну да. Точно. Прокладки прямо мегафункциональные. Как ватные палочки и подобная хрень. Слушай, может, ты с ней поговоришь?
- Что? - Фьюри быстро затянулся. - Это личное. Только между вами.
Зи обхватил свою бритую голову руками.
- Ты в подобных вещах разбираешься лучше меня. Последнее, что ей сейчас нужно, чтобы я сломался прямо перед ней, или еще хуже, начал орать, потому что напуган до смерти и не понимаю что делаю.
Фьюри попытался сделать глубокий вдох, но едва смог вобрать воздух в горло. Он так хотел вмешаться во все это. Он хотел пройти вдоль коридора со статуями, войти в комнату этой пары, сесть рядом с Бэллой и вытянуть из нее всю эту историю. Он хотел быть героем. Но это было не его место.
- Ты ее хеллрен. Ты должен поговорить с ней. - Фьюри затушил последние дюймы косяка, забил очередной, и открыл зажигалку. Кремневое колесико издало скрежещущий звук, когда выскочило пламя. - Ты можешь сделать это.
Зейдист выругался, еще немного потоптался, но, в конце концов, направился к двери.
- Разговоры обо всей этой беременности постоянно напоминают мне о том, что если я потеряю ее, я сдохну. Я чувствую себя таким чертовски беспомощным.
После ухода близнеца, Фьюри откинул голову назад. Он курил, наблюдая за тлеющим кончиком косяка, и лениво задавался вопросом: не похоже ли все это на оргазм при самоудовлетворении?
Господи. Если Бэллы не станет, и он, и Зи войдут в такой штопор, из которого мужчины, обычно, уже не выходят.
Как только эта мысль пришла ему в голову, он сразу почувствовал себя виноватым. Его действительно не должна так сильно волновать женщина его близнеца.
Тревога заставила его почувствовать себя так, будто он проглотил рой саранчи, он глушил эти чувства курением, пока не посмотрел на часы. Черт. Он должен вести занятия по огнестрельному оружию через час. Ему лучше принять душ и попытаться прийти в чувство.
***
Джон проснулся в замешательстве, смутно осознавая, что его лицо болит, а в комнате раздавалось какое-то мычание.
Он поднял голову от своей тетради и потер переносицу. Спиральное крепление оставило заметные отпечатки, напомнившие ему об Уорфе из Стар Трека. А странный шум производил будильник.
Без десяти четыре дня. Уроки начинаются в четыре.
Джон встал из-за стола, добрался до ванной, и встал над унитазом. Почувствовав, что это не сработает, он развернулся и сел.
Боже, он совсем вымотался. Последние несколько месяцев он спал в кресле Тора, в офисе учебного центра, но после того, как Роф, решительно запретил это делать и переселил Джона в особняк, он опять спал на настоящей кровати. Можно подумать, что спать с вытянутыми ногами ему будет удобнее? Вместо этого он чувствовал себя избитым.
Умывшись, он включил свет и вздрогнул. Черт. Плохая идея - избавиться от темноты, и не только по причине болезненной чувствительности его глаз к свету. При искусственном освещении его тельце смотрелось ужасно, ничего кроме бледной кожи и торчащих костей. Поморщившись, он прикрыл свой член, который был размером с палец, чтобы не видеть его во включенном свете.
Времени на душ не было. Быстрая чистка зубов, пару пригоршней воды на лицо. Чистота волос его не заботила.
Попав в спальню, ему захотелось вернуться в постель, но он натянул свои джинсы маленького размера и нахмурился, когда застегнул пуговицу. Одежда висела на бедрах как мешок, хотя он пытался есть, как можно больше.
Шикарно. Вместо того чтобы пройти через превращение, он уменьшался в размерах.
Очередной раунд мозгоедства под названием "а-что-если-со-мной-этого-никогда-не-произойдет" нахлынул на него, и его брови задергались. Мать твою. У него было чувство, будто в каждой его глазнице сидело по маленькому человечку с молоточком, который отплясывал на зрительном нерве.
Схватив книги со стола, он сунул их в рюкзак и вышел. Очутившись в коридоре, он закрыл лицо рукой. Вид сияющего фойе лишь подстегнул головную боль, он отступил назад, наткнувшись на греческую статую. И в этот момент он понял, что не надел футболку.
Проклиная все на свете, он вернулся в комнату, натянул кофту и с трудом спустился вниз, едва не запутавшись в своих собственных ногах. Боже, все вокруг действовало ему на нервы. Звуки, издаваемые его Найками, когда он пересекал фойе, казались ему хором писклявых мышей, бежавших следом за ним. Щелчок потайной двери в туннель казался громким, как выстрел. А путь через подземелье в учебный центр, длился целую вечность.
День ожидался паршивый. Его раздражение уже нарастало, и, судя по последнему месяцу, он знал, что чем раньше это состояние начиналось, тем труднее было сдержать себя.
Входя в класс, он уже знал, что у него возникнут неприятности.
На заднем, ряду за столом для одиночек, который Джон называл родным, до того как сдружился с парнями, сидел… Лэш.