Он встал, выпил кубок вина и вышел из столовой, не взглянув даже на бледную и расстроенную Филиппину.
Приказав оседлать лошадь, Вальтер сделал большую прогулку, думая только о ночи и сгорая от нетерпения снова увидеть Нахэму.
Когда он вернулся, обед уже был подан, Вальтер объявил матери, что он решил устроить себе спальню в комнате, смежной с его рабочим кабинетом, Кунигунда устроила скандал: бежать так из супружеской спальни значило бы публично выдать тайну своего несогласия с женой. Она просила, убеждала, грозила и хотела силой воспротивиться такому переселению, но Вальтер остался непреклонен и, несмотря на крики матери, и на слезы и упреки Филиппины, комната была приведена в порядок. Молодой человек ничего не взял из спальни жены: старый Каспар, верный слуга его, принес из сарая кровать и несколько стульев. Вечером, тайно, пришел один еврей, исполнявший все ремесла и торговавший всевозможными вещами, прибыл драпировки, повесил лампу и все устроил, так что, когда настала ночь, все было готово, и комната преобразилась в изящное и комфортабельное убежище. Кунигунда и Филиппина были страшно взбешены и обдумывали как им поступить в таком необыкновенном случае? Ни та, ни другая, ни минуты не сомневались, что Вальтер пал жертвой нового колдовства. Итак, надо было открыть чары и уничтожить их, но для этого необходимо было время и большая осторожность, так как в эту эпоху вопрос о колдовстве был очень опасным вопросом, и никто не мог знать - не превратится ли он из обвинителя в обвиняемого и к какому результату приведет следствие. Поэтому обе женщины решили пока молчать, ограничиться одним наблюдением и, насколько возможно, скрывать от посторонних, что творится между супругами.
Нисколько не занимаясь тем, что думают его жена и мать, Вальтер заперся у себя и зажег восковые свечи в двух канделябрах. Затем, сев в кресло перед нишей, он устремил взор на статую, с трепетом спрашивая себя, не сошел ли он с ума, действительно ли эта восковая статуя говорила с ним и подарила ему опьяняющие поцелуи?
Так как Нахэма не двигалась, он закрыл глаза: может быть она не хотела, чтобы он видел, как она будет сходить. Тем не менее, его напряженный слух старался уловить малейшим шум, но все было напрасно. Вдруг теплое и ароматное дыхание коснулось его щеки, и чья-то рука легла на его плечо, между тем как насмешливый голос спросил:
- Ты спишь, прекрасный рыцарь?
Не отвечая ни слова, Вальтер протянул руки и прижал к груди странную восковую женщину. При свете восковых свечей, он убедился, что пьедестал в нише пуст; затем он с любопытством осмотрел таинственное создание, лежавшее в его объятиях. Восковая грудь трепетала, глаза улыбались, а розовые губы говорили о любви и счастье, не имеющем ни прошлого, ни будущего, а одно настоящее было так упоительно, что заставляло забыть все остальное.
Несколько дней спустя, явился художник Раймонд, делать зарисовки со статуи. Статую выдвинули на середину комнаты, и Раймонд срисовывал ее и в фас, и в профиль, и сзади, не переставая восторгаться совершенством форм этого прекрасного тела, которые ясно вырисовывались под легким шелком.
- Знаешь, Вальтер, есть что-то странное в этой статуе, - заметил однажды художник, - Иногда мне кажется, что она дышит и что воск волнуется и дрожит. Когда я работаю над зарисовками в своей мастерской, можно подумать, что они оживают и что передо мной позирует живая женщина. Мне кажется, что я никогда ранее не сделал ничего более прекрасного, и никогда ни что так не удавалось мне, как эта Афродита. Приди посмотреть мою картину и ты сам убедишься в этом.
Вальтер улыбнулся и обещал исполнить его желание. Несколько дней спустя, рыцарь отправился к художнику. Тот весь сиял. Не только его Афродита нашла покупателя, но один из каноников собора заказал Раймонду картину "Благовещение". Так как голова художника была полна своей необыкновенной моделью, то он объяснил Вальтеру, что святую Деву будет изображать тоже Нахэма, только он придаст ее лицу такое же чистое и нежное выражение, какое было у покойной Леоноры.
Вальтер восхищался начатой картиной и не нашел ничего сказать против проекта друга. Желая как можно скорей окончить "Афродиту", Раймонд работал усердно, и ему казалось, что никогда работа не подвигалась так быстро. Кисти, казалось, исполняли двойную обязанность, а краски ложились сами. Никогда еще его картины не отличались такой жизненностью: казалось, сама натура трепетала на полотне. Считая нужным показать канонику один или два эскиза заказанной картины и обсудить с ним детали, Раймонд отправился однажды утром с этой целью к рыцарю де Кюссенбергу. Тот собирался уходить по делу, но разрешил другу остаться в кабинете и делать все необходимые ему зарисовки. После завтрака, Вальтер ушел, а Раймонд сел в его кресло у окна и, выдвинув статую на свет, стал рисовать. Едва он начал набрасывать голову святой Девы, как руки и ноги его задрожали и порыв ледяного воздуха ударил ему в лицо. Раймонд поднял голову и задрожал от ужаса, увидев, что эмалевые глаза статуи устремили на него мрачный взгляд. В тоже время, он почувствовал удушливый запах серы, и полузадушенный, парализованный, неспособный шевельнуться, откинулся на спинку кресла. Несмотря на свое оцепенение, он ясно видел, как статуя зашевелилась на своем цоколе и как полуоткрылись ее губы. Затем глухой и металлический голос произнес следующие слова:
- Если ты дорожишь жизнью, не смей никогда придавать Ей сходство со мной, так как я проклятая душа - Нахэма, жена метра Леонарда. Если же ты будешь пользоваться моими чертами лица для всякого другого произведения, я дам тебе славу и богатство. Но берегись открыть кому бы то ни было, что ты узнал сейчас, иначе моя месть будет ужасна!
Восковая рука поднялась, пламя брызнуло из ее тонких, розовых пальцев, и вдруг все закружилось вокруг Раймонда. Ему казалось, что он падает в черную бездну, и он потерял сознание.
Когда он открыл глаза, то увидел бледного и испуганного Вальтера, который вытирал ему лицо мокрым полотенцем.
- Великий Боже! Что такое случилось? Что значат это сожженное полотно и твой обморок? - спросил рыцарь, помогая другу подняться.
Тот бросил на него странный взгляд.
- Вальтер! Если ты дорожишь вечным спасением своей души - удали отсюда эту ужасную женщину. Пока она будет здесь, я не переступлю порога твоей комнаты.
- Говори же ясней: что ты знаешь об этой статуе? Почему ты боишься ее? - спросил, бледнея Вальтер.
- Я не могу говорить и только повторяю тебе: удали отсюда эту ужасную статую. А теперь - прощай! Здесь земля горит под моими ногами.
Художник вышел, оставив полотно, прожженное в самом центре.
Очутившись на свежем воздухе, Раймонд сразу почувствовал, как рассеялась свинцовая тяжесть, давившая на его плечи. Свежий телом, но взволнованный душой, вернулся он в свою мастерскую и сел перед почти оконченным изображением Афродиты.
На левом плане огромного полотна был изображен каменистый морской берег, обрамленный вдали скалами. Лучи восходящего солнца заливали золотом и пурпуром набегавшие на песок волны. Из одной из этих волн, более высокой, чем другие, и увенчанной белой пеной с розовым оттенком, появляется богиня, ослепительная и торжествующая в своей гордой красоте. Страстная улыбка полу-открывала ее пурпурные губы, глаза улыбались, а утренний ветерок развевал ее золотистые волосы. В прозрачном эфире, легкие и воздушные, точно они были сотканы из воздуха, витали духи элементов, окружая и наряжая богиню.
На берегу стоял коленопреклоненный мужчина, с поднятыми кверху руками. Полный экстаза, он восхищался вечной красотой.
Чем больше Раймонд смотрел на свое произведение, тем больше восхищался им. Особенно очаровывала его Афродита. Ему казалось, что ее прекрасное тело трепещет, качаясь на волнах, и глаза ее улыбались ему. Он забыл, что то, что он видел, было произведение его кисти, а не живая женщина, и в его душе вспыхнула бурная страсть. Под влиянием страшного экстаза, охватившего его, он окончательно потерял сознание действительности и вокруг него восстал фантастический мир.
На каменистом берегу моря сидел он сам. В нескольких шагах от него рокотало море, и он слышал, как волны разбивались о прибрежные скалы; влажные брызги смачивали его пылающее лицо, а из бездны океана появлялись водяные чудовища и с любопытством смотрели на него. Медленно, страстно покачиваясь своим ослепительно голым телом, приближалась к нему Афродита. Ее окружали громадные крабы и отвратительные рыбы. Черные птицы с человеческими лицами летали вокруг нее, испуская зловещие крики. Вдруг, сирены, чудовища и птицы окружили Раймонда, танцуя вокруг него адскую сарабанду под звуки отвратительного пения, смешивающегося с ревом волн и свистом бури. Небо почернело. В бледном сумраке, прорезываемом молнией, художник увидел богиню, носящуюся над черной и бурной водой.
В ту же минуту, толпившаяся вокруг него отвратительная масса схватила его и повлекла навстречу Афродите. Раймонд чувствовал, как клочья пены били его в лицо. Вдруг руки богини обхватили его и прижали к холодной и скользкой груди. Ледяные губы прижались к его губам. Ужас и тоска овладели Раймондом. Он тщетно отбивался, стараясь вырваться из этих смертельных объятий. Вдруг, он вскричал в порыве горячей веры:
- Господи Иисусе! Милосердный Спаситель мой! Помоги мне!
Почти в ту же минуту все фантастические существа, окружавшие его, в том числе и Афродита, погрузились в красноватое облако, поднявшееся над морем. Сам он почувствовала, что его с силой отбросило назад, и он ударился обо что-то холодное и твердое и… открыл глаза.