Ивашко Довгун был в числе спешившихся. Он подошел к Хмельницкому и доложил:
– Должно быть тысячи две или три, загонов семь или восемь. Хмельницкий обратился к Дачевскому.
– Судя по кострам, они были тут час тому назад. Если мы прибавим ходу, то через полчаса настигнем их.
К разговаривавшим подъехал начальник польского отряда.
– Все ли у вас готово к битве? – спросил Богдан, – опытным взором закаленного воина осматривая отряд.
– Кажется, все исправно, – отвечал тот.
– Гусары атакуют с фронта, – приказал Богдан, – а казаков я пошлю в обход.
Отряд двинулся вперед и через полчаса с небольшим заметил удалявшийся татарский табор.
Увидав, что им не уйти, татары развернулись широким полумесяцем, выставили впереди пленных, а повозки расположили с боков.
Казаки и польский отряд остановились, очевидно рассчитывая, что татары первые сделают натиск. Но татары в свою очередь медлили, и оба отряда простояли с полчаса неподвижно.
Наконец Богдан дал знак, и казацкие сотни быстро, в одно мгновение рассыпались куда-то в степь, а гусары и жолнеры дружно ударили в центр. Некоторых из пленных смяли при натиске, но большая часть из них уцелела, так как отряд взял немного влево и затем ловко повернул вкось, минуя первые ряды и оттерев пленных от татар. Началась неистовая схватка: гусары рубили тяжелыми палашами направо и налево, татары мужественно защищались саблями и пускали тучи стрел, держались упорно, каждый шаг стоил полякам крови. Битва длилась уже с полчаса, как вдруг сзади и с боков послышались крики, и удалые казацкие сотни врезались в ряды татар. Они повалили арбы, образовали широкие проходы и разделили татар; ряды их дрогнули, те, кто могли продраться сквозь неприятеля, пустились бежать.
Богдан бился наряду с другими и носился взад и вперед по кровавому полю. Вдруг он услыхал, что за ним гонится всадник, и не успел он повернуть коня, как почувствовал сильный удар в голову с очевидным расчетом разрубить ее пополам. У Хмельницкого потемнело в глазах, он зашатался в седле и бессознательно схватился за гриву коня. Высокая шапка слетела у него с головы, но под нею оказался шлем. Несмотря на сильную боль в голове, Богдан успел в следующий момент схватиться за поводья коня, желая рассчитаться со своим врагом. Каково же было его удивление, когда перед ним оказался Дачевский!
– Что это значит? – проговорил Богдан.
Оруженосец смутился. Их окружило несколько казаков, произошло некоторое замешательство в битве. Пронеслась весть, что поляк батька зарубил. Казаки бросили преследование и столпились около Хмельницкого. Дачевский между тем оправился и с искусственным удивлением проговорил:
– Иезус, Мария! Как это я не узнал пана Богдана? Я думал, что это татарин.
Богдан молча, угрюмо посмотрел на своего оруженосца, отпустил поводья его коня и повернулся к казакам.
– Други и братья! – крикнул он им. – Вы видите, я жив и невредим. Скорее же, не теряйте времени!
Казаки опять пустились в погоню, но во время этой остановки татары успели уже далеко уйти вперед, так что приходилось теперь отказаться от доброй половины тех пленников, каких можно было бы захватить раньше. Ивашко остался при Богдане.
– Я больше не покину тебя, батько! – сказал он твердо, – хотя бы ты гнал меня от себя!
У Богдана все мутилось в голове. Он совсем не мог распорядиться погоней, даже не мог следовать за казаками. Татары этим воспользовались; большая часть пленников и арб успели ускользнуть в глубину степи, оставив у неприятеля только небольшое количество пленных и скота.
Казаки и отряд Конецпольского возвратились в Чигирин.