- Нет, Андреас, это правда! Я, когда увидела тебя, позвала на помощь Клаппера, того, что внизу живет. Он пришел, и его жена, и слуга… Ни капельки крови, ни царапины, слава Богу!.. Уже думали, что на тебя напали, ограбить хотели, слуга Клаппера думал так… Но вот ведь ни капельки крови… И кошель на поясе цел… - она невольно рассмеялась нервически. - Это Клаппер сразу углядел кошель… И ни капельки крови, Андреас, ни царапины!.. И топорик, видишь?.. - она еще повыше приподняла топорик. Теперь она поняла, что ее сын почему-то думает о себе что-то плохое; и ей даже и не хотелось знать, что же это; потому что она знала, что это неправда. И Андреас должен убедиться в том, что это неправда, то плохое, что он подумал о себе. Это неправда. И сейчас нужно одно: успокоить Андреаса!..
А он вдруг тоже рассмеялся и попытался приподнять руку. Мать поняла, что он хочет указать на нее, что это в ней сейчас есть что-то смешное. Но поднять руку у него еще не хватило сил. Она с готовностью улыбнулась. Ведь если он смеется, значит, его тревога меньше. И она готова смешить его.
- Мама… - он проговорил это "мама" почти прежним своим голосом. - Ты с топором стоишь, как стражник… Руку подняла… - он снова засмеялся тихонько и дробно… - Настоящая Юдифь с мечом… еще голову мне отрубишь… - пока он произносил это, голос его посерьезнел.
- Не говори такое, сынонька! Зачем ты такое страшное говоришь? - она быстро опустила руку.
- Ну-у! Не сердись, я шучу… - он снова закрыл глаза, и руку спрятал под одеяло.
- Давай я покормлю тебя, а после еще отдохнешь. Надо тебе полдник приготовить…
- Полдник? Сейчас день?
Она поняла, что этот, казалось бы, странный вопрос имеет отношение к тому страшному, плохому, что Андреас думает о себе. И она поспешила ответить.
- Да, миленький, сейчас день. Время полдничать…
- А я вернулся… когда?
Она снова заговорила внятно и терпеливо и спокойно:
- Ты вчера днем пошел к отцу. Вечером я вдруг стала тревожиться. Вышла, а ты у лестницы лежишь без памяти… Я позвала на помощь Клаппера и его слугу, перенесли тебя в домой. Лекаря позвали. И сегодня он снова придет… Вот и лекарь вчера видел тебя…
- Зачем я пошел к отцу?
- Не знаю, сынонька. Он, кажется, пригласил тебя… - она полагала, что приглашение было связано с предстоящей свадьбой, но сейчас покривила душой и ничего об этом не сказала Андреасу. Он ни слова не говорил о свадьбе, о невесте. И у нее вдруг возникла какая-то детская надежда, что он совсем раздумал. Свадьбы никакой не будет, они снова будут вдвоем - он и она. Как она будет беречь его! Пылинке не даст на него упасть!..
- Не помню, о чем я говорил с отцом…
- А хоть что-нибудь помнишь? - осторожно спросила мать.
- Да. Мы обедали… кажется, он что-то хотел мне подарить… я не брал… Нет, вроде больше ничего…
Елена почувствовала, что он чего-то не договаривает. Она не хотела выспрашивать. Наверное, за обедом была эта его мачеха со своей дочерью… Тоже, может быть, они что-то сказали Андреасу, обидели его…
- Знаешь что, мама, - по голосу его чувствовалось, что он решился на что-то, что совсем недавно еще пугало его. - Надо послать кого-нибудь в дом отца, узнать, все ли там в порядке…
На какой-то миг Елена засомневалась. А вдруг и вправду что-то случилось? Вдруг не следует делать то, о чем сейчас просит Андреас? Вдруг это плохо будет для Андреаса?..
- Кого я пошлю? - неуверенно сказала она.
- Да хотя бы слугу Клаппера попроси… Или нет, пойди сама! - он не мог не заметить ее протестующий жест. - Сделай это для меня, мама!..
Она поколебалась мгновение. Она понимала, что должна исполнить его просьбу.
- Я пойду. Но мне очень беспокойно оставлять тебя.
- Да я знаю, ты, как ветер, помчишься, и скоро будешь назад, - он улыбнулся.
Надо было исполнить его желание. Это успокоит его.
- А если лекарь придет?
- Думаю, рано еще. Ну а придет один раз, так придет и снова…
- Я сначала накормлю тебя.
- Нет, сначала пойди, прошу тебя!
- Но ты же голодный, ослабнешь совсем… Ты давно ел…
- Не ослабну, мне уже лучше. И жара больше нет. Я посплю пока. А ты скоро вернешься.
Елена отнесла топорик на кухню, накинула плащ и пошла в дом отца Андреаса. Дверь своего жилища она заперла на ключ.
* * *
С тех пор, как маленький Андреас прибежал в дом отца, и ей пришлось идти за ним, она больше в этом доме не была. Но заметила, что сейчас не так уж и тревожится. Конечно, дверь ей откроет служанка; она скажет служанке, что сын прислал ее узнать, здоров ли отец… Никаких унижений она не боится, сейчас ее единственная тревога - здоровье Андреаса.
Она шла быстро, почти бежала. Было холодно, но снегопада не было. Еще продолжались праздники и сейчас, днем, на улицах было мало народа, все ели и развлекались по домам. Она подошла к дому отца Андреаса и взялась за дверной молоточек. И вправду дверь открыла служанка. Елена сразу сказала, что ее послал сын господина Франка - справиться о здоровье отца…
То, что сказала ей служанка, было обыденно и странно. Но, конечно, Андреас здесь ни при чем. Служанка знала, конечно, что он вчера приходил к отцу, что отец приглашал его; но служанка и не думала полагать, что Андреас как-то причастен к происшедшему… Елену служанка в лицо не знала. И Елена не стала ей ничего говорить о себе.
Обратно Елена шла еще быстрее. Она торопилась к Андреасу. Что же касается происшедшего, то она твердо решила пока ничего не говорить Андреасу. При этом она рассуждала следующим образом: ведь важно то, что Андреас ни к чему плохому не причастен, а в этом как раз никаких сомнений нет; и потому незачем понапрасну тревожить Андреаса рассказом о том, что же произошло. Пусть пока не знает. Он ведь такой добрый, такой чувствительный; и сейчас он болен и слаб; он станет обвинять себя понапрасну; говорить, что в чем-то и он виноват, потому что… Станет придумывать разные обвинения для себя… Нет, пока он болен, он не должен знать…
* * *
Она быстро поднялась по лестнице, отперла дверь. Хотела было громко позвать:
- Андреас!..
Но тотчас подумала, что он, может быть, спит… Как хорошо, что она сдержалась, так бы и разбудила его.
Осторожно ступая, она заглянула в его комнату. Он и вправду дремал. Нет, как хорошо, что она не разбудила его.
Она пошла в кухню и приготовила легкий суп, какой и хотела приготовить. Приготовила и питье с медом и настоем кошачьей мяты. Почувствовала, что Андреас проснулся, и пошла к нему.
Она посмотрела на него и снова больно стало сердцу. Она снова почувствовала, что болезнь его серьезна, и что у него снова начинается жар.
Андреас сразу спросил, была ли она у его отца. Она спокойно отвечала, что да, была, и что ничего плохого там не случилось. Андреас вздохнул с облегчением. Затем призадумался. Она накормила его. Он еще немного подремал; после попросил, чтобы мать почитала ему. Она спросила, какую книгу он хочет послушать. Он велел ей взять историю Тристана и Изольды. Она села на стул у его кровати и начала читать. Читала она медленно и сосредоточивалась более на самом процессе чтения, нежели на смысле прочитываемого. Кроме того, теперь ее настолько тревожила болезнь Андреаса, что все несчастья героев книги она воспринимала как легкие и нестрашные. Но вдруг она почувствовала изменившееся состояние сына и посмотрела на него. По щекам его текли слезы. Она быстро отложила книгу, наклонилась к нему и поцеловала увлажнившуюся от слез щеку.
- Не надо читать эту печальную книгу, - сказала она. - Ты совсем ослабеешь от слез.
Он кротко согласился с матерью. Некоторое время она молча сидела рядом с ним. Она хотела было взяться за прялку, но он тихо попросил ее не делать этого.
- Просто посиди со мной…
Она послушалась.
Побыли так молча. Затем Андреас сказал:
- Могла бы ты побрить меня? У меня щеки совсем заросли.
Он не брился со вчерашнего утра, а привык бриться почти ежедневно.
Мать послушно принесла бритвенный прибор, взбила мыльную пену в чашке и осторожно водила бритвой по намыленным щекам сына. Она очень боялась, что нечаянно порежет его. Когда все было кончено, и она отерла его щеки влажным полотенцем, видно было, что он утомлен. Вскоре он задремал. Затем снова проснулся и мать напоила его теплым питьем. Они немного поговорили. Она боялась, что он заговорит о предстоящей свадьбе, но он об этом молчал, словно бы и вовсе не помнил об этом, или словно этого и не было никогда. И это его молчание о свадьбе, о невесте было матери приятно. Говорили они о каких-то совсем малозначительных домашних делах. Андреас давал матери советы. Она улыбалась и соглашалась. Он и прежде иной раз начинал говорить с ней о домашних делах и давал много советов, которые вовсе не были неразумными; но мать все равно никогда не исполняла их, как всякая женщина, привыкшая вести хозяйство по-своему, по-женски, не исполняет советов мужчины, даже самых разумных.
Андреас еще немного поспал. Ближе к вечеру явственно начал ощущаться жар, появились боли в висках и переносице. Мать снова положила ему на лоб уксусную примочку.