Главным образом из-за этого чувства ужасной раздвоенности она вела себя по-идиотски, как истеричка, весь этот день. Уже одиннадцать часов - одиннадцать? Двенадцать часов! - как она неожиданно обнаружила, что не хочет выходить замуж, вообще выходить замуж. И если бы это был любой, кроме Рона, она, господи, и не вышла бы. И все же вышла. И хотела. Негодная девчонка съела милого. И когда Лиза, вовлекшая ее в бунт, в детскую игру, и убедившая ее, что она вовсе не была счастлива все эти годы, заразила ее смехом и хихиканьем, она не могла остановиться, ничего не могла поделать, хотя и сознавала, что она делает. И именно поэтому она так полюбила серьезную, напыщенную, бойскаутскую лекцию.
И странная штука, они обсуждали ее - и до этого и после: они, поженившись, одурачивали мир. Потому что брак не мог легализовать их сексуальную жизнь. Она будет и останется такой же грязной и хорошей, как и прежде. Точно так же брак не добавлял им социальной ответственности. Они притворялись во всем этом, когда нарочито застенчиво появились у консула США, да и почему бы нет? Если бы об этом узнали, их вполне могли бы оштрафовать и посадить в тюрьму. И они много смеялись над своим обманом. Но в то же время она ужасалась и негодовала из-за замужества за любым проклятым мужчиной. Конечно, она не теленок в свои двадцать семь, почти двадцать восемь лет, и она обязана об этом помнить.
И точно так же, как во время брачной церемонии, возникло то же неуместное чувство, когда она сказала, что когда-нибудь наставит ему рога. Она сердилась на него за то, что он так легко позволил выйти за него. Правильно, когда мужчины не хотят жениться, а женщины хотят выйти замуж, такова уж жизнь, женщины строят гнезда, а мужчины бродяжничают, и Рон не хотел жениться, но он, черт его подери, не очень протестовал. После церемонии ее испугала огромность, безвозвратность содеянного. Отдать себя навсегда в руки мужчины, под его власть. И лежа в постели с закрытыми глазами, но осознавая, что он наклонился над ней после того, как они занимались любовью, после их первой супружеской любви, и думая о предстоящей долгой череде лет, десять лет, двадцать лет, тридцать лет, хрустальная свадьба, серебряная, золотая свадьба, как может кто-либо оставаться верным все эти годы, этого она не понимала. Так что это просто ускользало. И в ту минуту, когда она говорила, она знала, что не следовало бы. И она даже не имела этого в виду. Но она так сердилась.
Неожиданность его ответов заинтересовала и позабавила ее. Она понимала, что он не имеет этого в виду, что это фантазия. Она знала кое-что о фантазиях, она сама раньше играла в фантастические игры, и будет - уже играет - с Роном: холодная принцесса приказывает рабу лечь на нее, рабыне приказывают лечь на принца, социальные игры. Ничего плохого в фантазиях нет. Плохо, когда и впрямь стараешься им потворствовать, реализуешь их, осуществляешь их в жизни. Но когда они спускались по лестнице, он действовал, как будто думал, что она этого не понимает. Бедняжечка неожиданно рассердился из-за того, что устыдился им же сказанного. Именно тогда она взяла его за руку. И неожиданно перестала сердиться.
Но все это кончилось, едва начавшись, из-за этого проклятого человека из "Тайм", стоявшего у подножия лестницы. Пройдя вперед, она слышала громкий голос Рона. Он рассказал ей об этом за ужином. Так что, когда через три дня позвонила Кэрол Эбернати, она не удивилась. И она, как и Грант, увидев Дуга, довольно ясно, по крайней мере - отчасти, представляла цели его приезда. Но не с Бонхэмом же.
Сам звонок был каким-то странным, патетическим. Позвонили прямо в их номер, и она была при разговоре. Эта бедная женщина, вытесненная из его жизни, и после того ужасного припадка, над которым все они так смеялись у Бонхэма, она звонит и просит о помощи. Рон был неопределенен.
- Да, парень из "Тайм"? Местный? - Он слушал. - Ну, нечего волноваться… Нет, я его не знаю. Но знаю парня, который все это затеял. Да. Бредфорд Хит. Нет, ты не знаешь. Я встречал его в Нью-Йорке… Не уверен, сумеем ли мы приехать. И не думаю, что это нужно. Что?.. Да, я знаю, что Эвелин нас приглашает. Ты должна понять, что сейчас я прежде всего отвечаю за свою жену, Кэрол. И что хорошо для нее… Ладно, вот так вот. Ты что? - Он отнял трубку от уха и взглянул на Лаки. - Она хочет поговорить с тобой.
- Хорошо, - хладнокровно сказала она. - Поговорим. - Но про себя отметила, когда брала трубку, что желудок затрепетал. - Алло?
Нежный, предельно очаровательный голос с отчетливой среднезападной гнусавостью убеждал ее вернуться в Га-Бей и нанести им визит.
- А почему бы и нет? - сказала она. - Конечно, все зависит от Рона. Я сделаю, как он скажет.
- Ну, вы с ним поговорите, - очаровательно произнесла Кэрол Эбернати. В ее голосе слышалась улыбка, как будто они-то, женщины, понимают, как это сделать. - Он временами специфичен… Нет, ему мне больше нечего сказать. До свидания, дорогая.
Лаки положила трубку. Несколько секунд она постояла молча.
- Не понимаю, почему бы и в самом деле нам не съездить? - наконец сказала она.
- Не знаю, - ответил Рон, глядя в пространство. - Просто не знаю. Я подумаю. Может, мы и сумеем. Но она псих, ты же знаешь.
- Голос у нее очаровательный.
- Ну, конечно. Она смогла бы и пень очаровать.
- Что плохого она нам может сделать?
- Ничего, - взорвался он. - Ничего! - Он обнял ее. Так они и застыли.
Лаки встала.
- Пожалуйста, извините меня, - сказала она писательнице, ее мужу и молодому аналитику с женой-художницей. - Вы, конечно, знаете Дуга Исмайлеха? Или слышали о нем? Я вас познакомлю. Тот другой, большой, - это первый учитель Рона по подводному плаванию, и Рон питает к нему особые чувства, которых, на мой взгляд, он абсолютно не заслуживает. - Господи, подумала она. Она начинает действовать, как настоящая жена и хозяйка. Даже говорит грамматически правильно.
За столом, когда все перезнакомились и расселись, вскоре выяснилось, почему Бонхэм прилетел в Кингстон, но Дуг уклонился от объяснений, показывая, что не хочет говорить при других - и это абсолютно правильно, подумала Лаки. Он просто захотел приехать и провести с ними несколько дней, повидаться с ними, сказал он, до возвращения в Корал Гейблз.
Но и позднее, когда все, включая Бонхэма, ушли, Дуг все равно продолжал ходить вокруг да около, пока Рон с нажимом не сказал, что она, Лаки, его жена, все знает о проклятом звонке. Ее это озадачило.
Но тем временем, пока они еще сидели за столом, первенство захватил Бонхэм, сделал он это довольно умело и умело его удерживал остроумием и обходительностью, которых Лаки раньше у него не замечала, очаровывая знаменитую писательницу с мужем и аналитика с женой. Когда он подошел к ним, то взглянул на нее своими странными грозными глазами, понимающе ухмыльнулся и пылко сказал:
- Ну, миссис Грант! Пожалуйста, примите мои самые сердечные поздравления. - Ошибиться нельзя было. Но за этими словами, как показалось Лаки, пряталась другая мысль: "Ну, малышка, ты все-таки добилась своего, а? А я так хотел, чтобы тебя здесь не было". Но Рон, конечно, не заметил.
Главное, что должен был сказать Бонхэм, и он, кажется, полагал, что четверо новых знакомых будут так же этим заинтересованы, как Рон, Лаки и Дуг, это то, что он находится в Кингстоне уже два дня, завершая покупку шхуны, что это он встречал Дуга в аэропорту и зашел навестить их, когда узнал от Дуга еще в Га-Бей, что они поженились, а Дуг собирается приехать к ним, и что он хотел бы, чтобы все они приехали в док и посмотрели на корабль. Он ухитрился снизить цену на тысячу, когда еще раз взглянул на нее (он очень осторожно не говорил "объевреил их", поскольку ясно было, что все четверо новых знакомых были евреями). Удалось это потому, что гниль в борту была больше, чем он полагал.
- Так что, похоже, вместо двух тысяч или пятнадцати сотен, - сказал он с хитрой улыбкой, - счет из дока дойдет до пяти, а то и шести тысяч. Как бы там ни было, мне бы хотелось, чтобы вы ее посмотрели в колыбельке, если захотите. Вы, ребята, тоже, - вежливо добавил он в адрес четырех нью-йоркцев.
Лаки нечего там было смотреть. Но Рон загорелся желанием поехать в гавань и осмотреть эту лодку, и ему было плевать, поедет ли еще кто-нибудь или нет.
- Ну, я бы очень хотела, - улыбнулась она. - Очень хочется взглянуть на нее. - Дуг и Рон, конечно, были в восторге. Четверо остальных тоже захотели поехать, но потом выяснилось, что они уже договорились сегодня поехать в горы на обед в отель "Голубая гора", прекрасное убежище в стороне от туристических троп, где она с Роном как-то обедала. Решено было ехать завтра, завтра утром, но Лаки показалось, что Бонхэму это не очень понравилось. Она была счастлива.
- А что вы сегодня делаете? - спросил он у Рона.
- Ну, мы, наверное, снова пойдем в море со стариком Джимом Гройнтоном, - ответил Рон. - Мы выходили каждый день, кроме дня свадьбы. Отчего бы и тебе не пойти с нами?
Бонхэм по-волчьи оскалился:
- Не уверен, что так надо делать. Мы ведь своего рода конкуренты.
- В Кингстоне вы не конкуренты. Какого черта. Я плачу за проклятую лодку и могу пригласить любого гостя.
- О'кей, я иду. Если с Гройнтоном улажено. Слушай, мне кое-что нужно сделать в доке по ту сторону косы, Съезжу туда и вернусь к вам, когда?
- Ну, в двенадцать тридцать?
- Прекрасно.
И потом они - она, Дуг и Рон - остались втроем Дуг все равно колесил вокруг да около, что ее удивляло.
Пятнадцать минут он болтал просто так, пока Рон не настоял, чтобы тот поговорил о деле.
- Слушай, мы знаем, кто тебя послал. Давай.
- Ну, я… - он замолчал и глянул на Рона.