- Да, войдет. Мой дедушка, бывало, говорил: "Мое слово - моя облигация". И Сэм такой же. Но он войдет только как кредитор. Он не возьмет никакой доли. Не знаю, почему. Но "дареному коню в зубы не смотрят".
- Сколько он тебе дает?
- Десять тысяч.
Грант свистнул и поднял брови.
Бонхэм кивнул в подтверждение.
- Это настоящий прорыв, конечно, все ныряние и поездки бесплатно. Навечно. Как они говорят.
- Во столько же ему обошлись бы отпуска с нырянием за пять лет, - сказал Грант. Бонхэм кивнул. - Ты правда не идешь спать? - спросил Грант.
- Нет, еду в город, - решительно сказал Бонхэм. - Может, возьму какую-нибудь черножопую красотку. Извини за выражение, Джон.
- Ага, миста Бонхэм, - ухмыльнулся Джон.
- Это день, который я не хочу забывать. А я ведь не думал, ЧТО он войдет. Хочешь со мной?
Грант допивал и обдумывал.
- Твой дружок Орлоффски ни хрена тебе не помог?
- Нет, - ответил Бонхэм. - А, ладно, - сказал он и вздохнул. - Я же тебе говорил, что он олух.
Для Гранта это слово странно прозвучало в устах Бонхэма. Ехать в город или не ехать? То ли из-за принятой за день выпивки, то ли еще почему-то, но внутри у него все клокотало, грозя взорваться. Было еще и бешеное отвращение к себе из-за того, как он реагировал на Кэти Файнер. И он не хотел видеть Кэрол Эбернати, которая, должно быть, не спит. Так ехать в город или нет?
- Ладно. Еду. Но мы должны встать и до восьми подготовиться к плаванию.
Бонхэм ухмыльнулся грозными глазами.
- Черт с ними. Мы просто проведем там всю ночь.
- Ладно. Хорошо, - так же твердо сказал Грант.
Случилось же так, что они не остались в городе на всю ночь. В пять тридцать они вернулись. Но в свете того, что случилось позднее, наверное, лучше было бы, если б они остались.
- Но как мы доберемся? - спросил Грант, когда они покинули убирающего бар Джона.
- О, это самая простая часть, - пообещал Бонхэм. Выяснилось, что у отеля было три машины, и самый старый, самый разбитый маленький английский пикап всегда оставляли Бонхэму, когда он здесь бывал. Ключи были в машине. Иногда он возил в ней клиентов на другой конец острова нырять.
- А не украдут ее, а? - спросил Грант, залезая в нее.
- Что бы они с ней делали? - сказал Бонхэм. - Увезти нельзя, спрятать негде. И сбыть тоже. На этой скале живет всего около четырехсот человек. - Он предусмотрительно прихватил из бара бутылку виски и через милю, на полпути к городу, они отхлебнули из нее.
В бледном свете зарождающегося месяца у города - который подобно множеству других крошечных Карибских городков на крошечных островах просто именовался Джорджтауном - был мрачноватый вид. Он состоял примерно из шестидесяти ветхих домишек из коралловых камней и дерева, с жестяными крышами, из них двенадцать были складами, а шесть - барами. Ни одна стена не была вертикальной во всем городе, а все это вместе взятое делало деревню Ганадо-Бей похожей на прилизанный большой современный город. Как и во всех портовых городах в два ночи, такие респектабельные здания, как склады и жилые дома, были темными и наглухо закрытыми, зато все шесть забегаловок у пристани распахнуты настежь, и дым в них стоял коромыслом. И пока текут деньги, они и будут открыты.
Одна из причин того, почему они не остались на всю ночь, заключалась в том, что еще в машине, по дороге в город, Грант пояснил, что ему не нужна никакая … "Не? - сказал Бонхэм, этого слова он вновь не употребил и ухмыльнулся. - По твоему виду под полотенцем в отеле, когда я тебя будил, было похоже, что ты готов к чему-то". Так Грант впервые признался ему, что в Нью-Йорке у него новая девушка, на которой он, может, женится, и что он, уф… - нелепая фраза - бережет себя. Лицо большого человека медленно изменялось, стало уважительным, и он тяжеловесно кивнул с таким же нелепым пониманием; по это как-то расхолодило и его, он тоже решил с джентльменской задумчивостью, что и ему не нужно укладываться. Так они и ходили от одного кабака к другому, все пили и пили виски и ели бутерброды, рассматривая разные группки доступных девушек и разговаривая о ширянии и мужестве. Бонхэма не волновала проблема мужества Гранта; он видел его в двух настоящих испытаниях: проход через щель в большую пещеру и выстрел в ската, хотя по-настоящему они не были опасны, но действовал он великолепно. Он видел и его прыжки с трамплина, именно после них он повел обучение быстрее, это во-вторых. Бонхэм будет полностью доверять ему, как только он поднаберется опыта. Но даже такая беседа не могла вечно поддерживать двух пьяных мужчин в состоянии бодрствования.
Пребывание с Бонхэмом в знакомом ему портовом городе - тоже приобретение опыта. Два пьяных моряка с грузового судна, которые появились и тут же исчезли, были единственными встреченными ими белыми людьми. Бонхэм знал, пожалуй, половину встреченных ими людей, некоторые подходили, пожимали руку и предлагали выпить. Он был на Гранд-Бэнк всего четыре раза со своими клиентами, но, очевидно, все, кто его видел, не забыли его. С ним было и удобно. Со времен своей военно-морской юности, когда он шлялся с четырьмя-пятью дружками, Грант не чувствовал себя в такой безопасности среди сутенеров и шлюх, воров и забулдыг, задир и пьяниц портового города - цветных или белых. Некоторые грузчики из местных доков были неплохо сложены, выглядели внушительно, и все они были пьяны, но Бонхэма никто не задевал. Никто и не собирался. Он сидел крепкой маленькой горой за любым столиком, ел бутерброды, пил виски, и его грозные глаза становились все ярче и жестче. Он был исключительно вежлив со всеми, и все были исключительно вежливы с ним. Но даже все это не смогло удержать голову Гранта на достаточном расстоянии от стола. В двух предыдущих случаях этого же дня он не был так пьян. Да и вообще, давно он так не напивался. Нос его почти касался залитого пивом стола, когда Бонхэм потащил его откуда-то и сказал: "Пшли. Двай ухдить тсюда".
- Жизнь ушла. Нету огня. Говно, не стоит тово, - сказал он, когда они вышли на невероятно свежий воздух. - Фу! Нажрались!
В момент, когда он забирался в маленькую машину, Грант, хотя и пьяный, ощутил резкий запах секса внутри. Ага! Бонхэм все же не стерпел. Но потом он усомнился. Вполне могло быть, что какая-нибудь парочка забрела в первую попавшуюся машину перепихнуться. Он ничего не сказал.
Бонхэм, хоть и качался на ногах, но машину вел осторожно, очень медленно и точно. И конечно же, на всей длинной прямой дороге от Джорджтауна до отеля не было ни единой машины. Чудесный воздух отрезвил и немного встряхнул их обоих.
- Чего мы так пьем? - неожиданно квакнул Грант, тупо глядя на прибрежный отель, показавшийся в свете фар в конце прямой ровной дороги.
Бонхэм секунду молчал.
- О, поддержать себя; и других людей, - спокойно сказал он и аккуратно повернул машину на травяную стоянку. К пяти тридцати они уже спали.
Последнее, что услышал Грант перед тем, как отключился, были слова Бонхэма с соседней койки: "Черт с ними. Запру дверь. Пусть сами утром выходят. А мы пойдем днем". И впадая в мирный пьяный сон, Грант полностью с ним согласился.
Но случилось совсем иное. Без десяти восемь их разбудил дикий грохот в дверь. Это была Кэрол Эбернати, она ругалась и проклинала их во весь голос, чтоб они поднимались к такой-то матери.
Почти автоматически Грант встал и побрел в трусах со слипшимися глазами к двери (голова гудела, как пустая бочка), чтоб хоть как-то прекратить этот сумасшедший возмутительный вопль.
С покрытой простыней массы Бонхэма послышалось приглушенное:
- Какого черта? - Он тоже встал. Ради бога, открой! - заявил он, соглашаясь с действиями Гранта. - Открой дверь, пусть она войдет и скажи ей, чтобы она шла…
Он так и не закончил, потому что Грант уже щелкнул замком и распахнул дверь. Там была Кэрол в купальном костюме и махровом халате, а в правой руке она довольно неуклюже держала восьмидюймовый, острый, как бритва, подводный нож Гранта, купленный у Бонхэма в Ганадо-Бей, и размахивала им. Как раз рукояткой этого ножа она и колотила с невероятной силой по двери. Она двинулась вперед, дилетантски размахивая ножом перед собой и во все стороны, и Грант отошел. Взгляд на стол, где он оставил его прошлым вечером, выделил оставшиеся там пластмассовые ножны. Вечером, пока их не было, она прокралась внутрь и взяла нож. Бонхэм с постели вылупил на нее глаза от удивления.
- Вы, ленивые паршивые сучьи дети! - визжала Кэрол Эбернати, размахивая ножом. Лицо у нее было цвета помидора. - Пьяные жопы! Блядуны! Вы будете нырять, как хотели, или нет! Надеюсь, подохнете! Ты думаешь, я дам ему это сделать с тобой? - визжала она Гранту. - Вывезти тебя, напоить и трахать черномазых девок! И тем самым он не дает тебе нырять! Откуда ты знаешь, что можешь подхватить! Ты оплачиваешь эту дерьмовую поездку, и я присмотрю, чтоб деньги шли на дело! Ты! - взвизгнула она на Бонхэма, - выметайся из этой вонючей постели! Давай! - она двинулась к нему, размахивая ножом Гранта.
Теперь Бонхэм начал просыпаться.
- Ну, ну, сейчас, - сказал он, привалившись спиной к голове кровати и не зная, смеяться ему или нет. Кэрол Эбернати двинулась ближе.
- Ты думаешь, я не применю его! Разрежу на куски!
Бонхэм глазел. Потом он неожиданно отбросил простыню и с невероятной для такой массы легкостью вылетел из кровати в другую сторону от Кэрол. Где-то внутри у него возник странный звук, который удивленный Грант мог классифицировать только как смешок, басовый смешок.