- Хорошо, - сказал Бонхэм. - Я распоряжусь. Пойдем переоденемся? - Глаза у него все еще были стеклянными от выпитого джина. Но он мягко и искусно выпихнул из игры миссис Эбернати. Именно это и хотел сделать Грант и именно таким способом.
- Конечно. Иду, - сказал Грант, развернулся и ушел.
Отель состоял как бы из отдельных пристроек вокруг центральной столовой и бара. В комнате он бросился и вытянулся на одной из двух двойных постелей и сообразил, что пьян.
- Что бы я хотел, так это не вставать и выспаться до обалдения.
С другой кровати, где он начал раздеваться, засмеялся Бонхэм.
- Ну, твое дело. Но раз ты все равно платишь, нужно идти. В качестве дополнительного стимула могу тебе по опыту сказать, что наилучший способ протрезветь и избежать вечернего похмелья - это пойти с нами понырять. - Он сам слегка покачнулся, вылезая из трусов.
- Да я и боюсь.
Бонхэм засмеялся:
- Бояться нечего.
- Все равно боюсь.
Комната была прохладной, темной и тихой, от слепящего глаза солнца южных Багам ее заслоняла наружная решетка с виноградом. Бонхэм не ответил.
- По правде, я все время боюсь во время погружений. Ты что, не заметил? - Бонхэм и сейчас промолчал. Ощущение было такое, будто Грант ничего не говорил, и на мгновение он сам в это поверил. Он заставил себя встать. - Ну, тогда я думаю, что я лучше еще выпью. Херово себя чувствую.
Бонхэм заржал:
- Ну, теперь это разумная мысль.
Грант вяло разделся, ощущая опустошенность, лень и разбитость во всем теле, а Бонхэм ждал.
- Ты все еще новичок, знаешь, - сказал Бонхэм, когда они шли под тенью решеток. Наступила очередь Гранта промолчать. Когда солнце обожгло их, это воспринялось как физический удар. Женщины исчезли. А Файнер и Орлоффски бесстрастно ждали их в доке.
- Где твои японские туфли? - мило спросил Бонхэм.
- Няма, - ответил Орлоффски.
У всех у них, кроме него, были японского типа сандалии, сделанные в Америке, с подошвами из резиновой губки и твердой резиновой полоской между пальцами; Бонхэм и Гранту порекомендовал купить такие в Ганадо-Бей. "Славные ботинки", - называли они настоящие туфли из соломы в давние времена Перл-Харбор.
- Его девка их сперла, Эл, - сказал Сэм Файнер неожиданно высоким и тонким для человека с такой грудью голосом, - вот что.
- Ни черта она такого не делала, - ругнулся Орлоффски.
- Он потерял одну утром на катере, - ухмыльнулся Файнер.
Бонхэм столкнул их.
Абсолютная правда, что ныряние и плавание протрезвило их и каким-то таинственным образом предотвратило похмелье. И когда они вернулись, физически Грант чувствовал себя намного лучше. Но это было, наверное, единственное приятное событие всего дня.
Во-первых, стало уже слишком поздно, пока они собрались, чтобы плыть к так называемой "лагуне" или другому хорошему для охоты месту. Так что Бонхэм повел их мимо заякоренного и покинутого самолета и остановился примерно в миле от дока. Вода была не глубже пятнадцати футов, а песчаное дно - почти без кораллов, а следовательно, почти и без рыбы, - простиралось на той же глубине в необозримую даль. Фактически, сказал Бонхэм, им надо бы плыть мили и мили в этом направлении, почти до Инаугуа, чтобы найти дно поглубже. Течения превратили район почти в пустыню, нанося песок и создавая необитаемую мель. Но Бонхэму, как сразу стало понятно, было на это плевать, потому что он собирался заняться Сэмом Файнером и маленькой камерой "Минокс" с боксом, которые он ему привез. Это он и сделал. "Тренируйся, оставайся под водой как можно дольше", - вот и все, что он сказал Гранту и исчез с Файнером. Если Файнеру понравится маленькая камера, сказал он, он ее отдаст.
Сэм Файнер, кажется, был парнем, что надо. Но он, конечно, тоже нырял все утро. И у него уже была камера поиграться. Из всех них только у него было настоящее подводное снаряжение - привезенный за большие деньги "Скотт Гидро-Пак" с тремя заполненными двойными баллонами, поскольку фильтрованного воздуха на Гранд-Бэнк не было. На катере он с помощью Бонхэма и Орлоффски надел его, хотя глубина была всего пятнадцать футов, и прыгнул за борт. Чтобы сберечь воздух, он дышал только через выводную трубку "воздушного экономизатора" на одной стороне маски во все лицо. Бонхэм только с трубкой пошел за ним и дал ему камеру. Орлоффски, который вовсе не был парнем, что надо, взял ружье и, чертыхаясь и проклиная плохое дно, отправился один. Не прошло и пятнадцати секунд, как Грант неожиданно оказался в воде в одиночестве.
Пятнадцать футов - это глубина конца большинства плавательных бассейнов, по дну которых Грант свободно бродил. Не нужно даже продувать уши. Ясно, что не могло быть и речи о свободном нырянии без акваланга. Там хоть можно подобрать шпильки или пару кусочков мрамора. Несколько рыб-игл шныряло то здесь, то там, несколько крошечных яркоокрашенных сержант-майоров рылось в песке или в траве. Вот и все.
Рассерженный поведением Кэрол Эбернати, раздраженный тем, во сколько обойдется ему эта поездка, раздраженный уроками свободного ныряния, которые обещал и не давал Бонхэм, он поплавал вокруг катера, увидел и изучил первого морского зайца, о котором он читал, но никогда не видел, который и был-то похож на жидкое пирожное тесто, свернутое в ватрушку, поглядел со страхом и отвращением на коричневые чернила, выплескивающиеся изнутри, когда раскрывался острый кончик; понырял к песку и траве, удерживая дыхание, а потом, до смерти утомленный, он начал расширять круги и уплыл от катера. Здесь он на крайнем пределе видимости увидел, что Орлоффски преследует рыбу, и поплыл в этом направлении.
Большой поляк нашел крошечный коралловый рифик. Канат для рыбы был пристегнут к бикини и на нем было несколько маленьких рыб-попугаев не длиннее фута. Когда Грант подплыл, он гнался еще за одной. Человек, выглядевший защитником профессионального футбола, мчался за этими маленькими созданиями с той же злобой, какую Грант видел у преследующего рыбу покрупнее Бонхэма, только злоба здесь была еще больше. С грубой, животной, абсолютно эгоистичной прямодушностью он нырнул за другой маленькой рыбой-попугаем, как увидел Грант, и выстрелил в нее, едва она начала двигаться. Теперь у него было шесть штук. Грант помахал ему и уплыл по своему скучному кругу. Душа у него не лежала стрелять в глупых, аденоидного вида маленьких рыб, и он усомнился: не слаб ли он? Когда он нырял и лежал на песке или траве, он большей частью думал о Кэти Файнер и о том, как странно, что когда-то знал ее, потом не видел в Нью-Йорке, а теперь снова встретился на забытом богом острове Гранд-Бэнк на южных Багамах, где ее новый муж, возможно, войдет в дело со шхуной с его новым другом и учителем плавания. Мысль о Кэти вернула к печальным мыслям о Лаки. Он размышлял, знала ли ее Кэти? Когда он услышал бычий рев Бонхэма с катера, он подплыл к Орлоффски, который был еще дальше, и вернулся.
Оказалось, что камера испорчена. Вернее, взводящий механизм, сконструированный и сделанный Уильямом, и так работал плохо, а теперь почти вовсе сломался, так что они совсем не могли перевести пленку. Бонхэм звал их, поскольку они могли возвращаться, а он с Уильямом до завтра поработает с ней. Обычно бесстрастный Бонхэм был теперь на пределе раздражения, и когда Орлоффски подплыл со связкой маленьких рыб-попугаев и собирался закинуть ее на борт, он заревел:
- На кой хрен тебе это нужно?
- Я што-то должон делать, штоб убить чертово время, - как обычно грубо ответил Орлоффски.
- Тогда выбрось их к дьяволу, - сказал Бонхэм. - Что я с ними должен делать?
- Не командовай. Может, черномазые возьмут, - резко сказал тот и бросил рыбу в катер. Вылезая из воды и наблюдая за этой маленькой стычкой, Грант заметил нечто, что видел и раньше, но не придавал значения: он никогда не слышал от Бонхэма слова "е…" во всех его многочисленных формах. Сам он часто его употреблял, как и большинство людей в его более или менее сложном мире, хотя и не с абсолютной вульгарной грубостью Орлоффски, и можно было ожидать этого и от Бонхэма. Отметив, что Сэм Файнер внимательно изучает своими гранитными глазами Орлоффски, Грант вскарабкался на катер.
- Езжайте. Я поплыву назад, - сказал Орлоффски. - Може, смареть и нечиво, но не мешает. Кинь свой шнур. - Бонхэм бросил.
Катер пошел, и Грант смотрел, как голова Орлоффски уменьшается за кормой, пока не исчезла вовсе. Они были почти в миле от берега, и он бы не хотел вот так остаться, даже без компаньона. Хотя глубина всего пятнадцать футов, все равно в любую секунду могла появиться акула. Это, кажется, не беспокоило Орлоффски. Когда он пришел в номер, то принял душ, чтобы смыть высохшую соль, улегся и немедленно шумно заснул.
Именно когда Грант спал, а Бонхэм возвращался из номера Уильяма вымыть запачканные работой руки, Кэрол Эбернати осторожно высунула голову из дверей своего номера и остановила его в темном холле.
- Я хочу с вами поговорить, Эл, если можно.
Бонхэм остановился и глядел сверху вниз на ее возбужденное, темноглазое, а теперь и заговорщицкое лицо. У него сегодня хватало забот из-за неработающей проклятой камеры.
- Хорошо, миссис Эбернати. В чем дело?
- Пойдемте в столовую, - она повернула голову к соседней двери. - Рон спит. - Она уже надела к ужину цветастое платье.
Бонхэм решился не сразу. Он не слишком огорчался ее явным нерасположением, но ясно же, что это не сделало поездку приятнее.
- О'кей.