* * *
Денис сидел в плетеном кресле на просторной террасе своего номера, положив ноги на кофейный столик, и в сотый раз набирал номер Лоры, тот, по которому он звонил первый раз. Сердитому мужику, которому, по-видимому, везде жилось несладко - и в ненавистной России, и в вожделенной земле обетованной, - Денис тоже еще пару раз позвонил, но, слыша все тот же голос, яростно оравший "шалом!", оставил попытки здесь найти Лору. Первый же номер или не отвечал - были длинные гудки, или же телефон был отключен, и Денис вновь и вновь слушал вежливо-равнодушное "Абонент временно заблокирован".
- Да что за бред такой… - Он отбросил телефон на соседнее кресло.
Глотнув мгновенно теплеющего на балконе пива, Денис опять взял телефон, набрал оба номера Алены, и городской, и мобильный, и здесь тоже послушал длинные гудки. Чуть поколебавшись, он ткнул в записной книжке телефона номер Киры.
Кира только-только начала занятие. Студенты с громким смехом обсуждали новую работу неисчерпаемого Федосеева, умудрявшегося за семестр попробовать себя в разных стилях и жанрах, с необыкновенной фантазией исполняя обычные "академические" задания. Сейчас он внимательно слушал, грызя большую кисточку, которую в задумчивости взял со стола возле себя. Его разноцветные волосы в этот раз были аккуратно причесаны и стянуты в короткий хвостик.
- Козлизм! Это просто козлизм! И что это такое - жилище киборгов? - Долговязый студент, чуть склонившись, обходил кругом большую легкую конструкцию, в которой вид предметов, составлявших композицию, менялся от ракурса, с которого на них смотреть.
- Ты идиот, что ли? - не выдержал молчавший до сих пор Федосеев. - Мультиков насмотрелся? Какие киборги?! Это аллегория! - Он с недоумением посмотрел на кисточку, деревянная ручка которой только что хрустнула под его зубами, и отложил ее на подоконник. Симпатичная студентка с выбритыми височками и пушистой розовой челкой засмеялась:
- Аллегория чего? Как это называется у тебя? "Композиция номер пять"?
- Почему? Ну, допустим… "Весеннее настроение… гм… одного студента"…
- А-а… ну, тогда ясно… - улыбнулась девушка.
- Ну а вот это, в центре, что висит? - никак не успокаивался долговязый. - Ерунда какая-то, с веревочками?
Федосеев вздохнул и терпеливо ответил:
- Это пузырек со спермой… мифический… в переносном смысле…
- А почему пузырек-то, а не ведро, к примеру? - спросила та же студентка под общий смех.
- Так это за один раз, а не за всю жизнь…
Федосеев махнул рукой, потому что в хохоте уже ничего нельзя было разобрать. Кира только качала головой, тем не менее внимательно рассматривая "пузырек". Она не сразу услышала телефонный звонок.
- Кира Анатольна, нас атакуют! - Федосеев протянул ей трубку радиотелефона, вопросительно глядя на нее, потому что иногда она отключала телефон на время семинаров со студентами. Сейчас она кивнула и взяла трубку.
- Цыц! - строго посмотрела она на хохочущих студентов и энергично ответила звонившему: - Да! Да, слушаю вас… Секунду, извините, ничего не слышу. - Она велела студентам: - Не орите так! - и пошла в дальний угол большой студии, укоризненно заметив Федосееву на ходу: - Пузырек… мифический… Ты долго думал-то?..
- Долго! - обиженно сказал Федосеев. - Сами говорили, что художнику нельзя отрезать крылья, а то вдруг они больше не отрастут…
- Отрастут, у тебя отрастут, - успокоила его Кира и отвернулась с трубкой. - Да, слушаю!
- Кира Анатольевна…
- Я… - Она выпрямилась, услышав голос Дениса, который узнала бы из сотни.
- Это Денис… Добрый день…
Кира набрала побольше воздуха и ответила, стараясь сдерживаться:
- День очень добрый, Денис. Послушайте меня. Если бы был жив Аленин отец, мой муж, он бы вам башку открутил и к другому месту ее приделал. Сказать, к какому?
- Я понял.
- Девочку беременную обижать - большого ума не надо. А не хотели ребенка - значит, раньше надо было думать. А так - паскудство получается, вам не кажется?
- М-м-м… - Денис мучительно выдохнул. - Спасибо, Кира Анатольевна.
- Приходите еще! Да, и имейте в виду! Мне Аленка ни слова единого про вас не сказала. Я сама все вижу - что она одна, что вас нет, а девчонка моя все время плачет. И еще вас защищает.
- До свидания. - Денис первым нажал отбой и подул на вспотевшую ладонь. - Ага. Ну, значит, все в порядке. Девочка плачет, мамаша ушат помоев мне на голову выливает… а тетя Лора… очевидно… ведет пока осадную войну - отрабатывает аванс… И за каким-то непонятным хреном выключила телефон. Так. Хорошо. Ну что, Денис Игоревич, поехали и мы… потихонечку? - И он запел по слогам невесть откуда привязавшуюся к нему песенку: - Ил-ла-ри-он, Илларион, поехал в Сион…
* * *
В небольшом зале дорогого ресторана, оформленного в стиле французской гостиной - с красными шторами, белой мебелью и изящными букетами на столиках, - почти никого не было. Один мужчина сидел с газетой и ждал ужина. Другой, помоложе, пришедший чуть позже, сидел, отвернувшись от всех и сосредоточенно ел, запивая еду большими глотками минеральной воды, которую все время подливал ему в высокий стакан официант.
На столе, за которым сидели Алена с Эммануилом, горела красная свеча и стояла большая ваза с виноградом разных сортов. Композитор пил маленькими глотками кофе, сваренный по особому рецепту, Алена несколько раз глотнула чай из тонкой прозрачной чашки.
Эммануил пригубил брусничный ликер из крохотной рюмочки.
- За ваше здоровье, милая девочка. Вам действительно понравился мой концерт?
Алена улыбнулась:
- Да, конечно.
- А вам все-таки хочется петь на сцене?
Эммануил оторвал несколько темно-красных тугих виноградин от большой грозди и протянул их на ладони девушке. Та взяла одну ягоду, подержала ее в руках и аккуратно положила на прозрачное блюдце. Эммануил, похоже, не заметил этого.
- Не знаю, - пожала плечами Алена. - Я же попала в музыкальный театр после института… Мне там не понравилось.
- Почему?
Старый композитор поправил красную, розу на лацкане идеально сшитого по его небольшой фигуре светлого парадного пиджака.
- Суета, склоки, вранье… Такое все… фальшивое. Мне там было душно. И скучно. И было страшно смотреть на стареющих актрис. Всем женщинам, наверно, страшно стареть. Но актрисы… Как они цепляются за молодость! У многих нет детей… Или дети заброшены… А они сидят часами на репетициях, чтобы спеть "Прилягте, барыня, уставший вид у вас…" - Алена негромко пропела строчку и сама засмеялась. - И все постоянно надеются: вот в этом сезоне спою, вот будет распределение ролей на новый спектакль… опять не дали роли, ну, в другом спектакле или в следующем году… И ждут, ждут годами, ненавидя друг друга… А примы - еще хуже. Держатся за свои роли до последнего, любой ценой. Петь мне нравилось, мне дали сразу две большие партии, но я была не готова попасть в такой террариум… Может, просто так неудачно сложилось… Еще такая история была, после которой мне вообще не хотелось ходить на спектакли и репетиции, видеть этих людей… Рассказать?
- Конечно, милая моя!
- Просто история такая некрасивая… Я, разумеется, не из-за этого ушла, но… В общем, мне надо было петь с партнером, который каждый раз перед спектаклем говорил мне гадости - громко, открыто. Потому что я, как он считал, отобрала партию у его жены. Фамилию жены в программке по-прежнему печатали, но она за сезон так ни разу на сцену и не вышла, а это была ее единственная роль. В одной сцене он должен был стоять сзади меня и придерживать за талию, по рисунку роли, пока я пела… И вот однажды он меня так обнял на спектакле, что я какое-то время не то что петь, а дышать не могла… Две актрисы все это видели сбоку, из-за кулис, они прямо рядом с нами стояли… Но они тоже были "обиженными", на подпевках… И потом только смеялись, когда дирижер просил меня объяснить, почему уже музыка пошла, а я ртом воздух хватаю и ничего не пою… Одна даже сказала, что я с ней советовалась перед спектаклем насчет этой сцепы - не сымпровизировать ли там горячую страсть… Вот все и решили, что это я так заигралась, что пропустила начало своей партии… Мне было очень стыдно… Не могла же я ходить по кабинетам - к директору, к главному режиссеру - и объяснять, что это муж актрисы из второго состава… нарочно… мешал мне петь…
Композитор всплеснул руками, и в свете свечи его руки, поросшие рыжеватыми волосами, показались Алене совсем мохнатыми, как у лесного тролля.
- Девочка бедная моя!.. Какая ужасная история!..
- Сейчас мне кажется это даже смешным, а тогда я так переживала. Я ведь столько мечтала о театре. Просто я не была готова.
- А что вам говорила ваша матушка?