* * *
Но Дине и Косте предстояло пережить еще несколько трудных месяцев.
Элла, так звали Костино затмение, почувствовав, что теряет мужчину, вернувшего ей вкус жизни, решила отказаться от жизни без него. Она сделала это тихо, отправив дочку на ночь к подружке. Но то ли она не рассчитала дозу, то ли напротив - слишком удачно рассчитала ее, только, вернувшись на следующий день, дочь обнаружила маму полумертвой на полу в спальне и вызвала "скорую". Маму спасли, а дочка пришла в институт к маминому другу и все ему рассказала.
Костя примчался к Дине:
- Что делать? Как мне себя вести?.. - Он был растерян и подавлен.
- Во-первых, не вешай на себя вину. Сходи к ней в больницу. Только не обещай ничего и ничего не требуй от нее.
- Но как?.. Она же наверняка будет умолять меня вернуться к ней…
- Она может и не умолять… Вернее, умолять, но только не вернуться, а, наоборот, оставить ее. И счастья тебе пожелает. И прощения просить будет…
- И что? Что ей на это отвечать?
- Принимай все буквально. Абсолютно буквально.
- Объясни.
- Если она скажет, что не хочет жить без тебя, а хочет умереть, ты должен ей очень мягко дать понять, что ее личное право выбирать: жить или не жить. Точно так же, как твое право в том, чтобы выбирать, с кем тебе оставаться.
- И все?..
- Ну, я не буду учить тебя, что ты должен сказать о времени, проведенном с ней, о твоей благодарности за то счастье… и тэ пэ. Ты же сумеешь сам найти нужные слова?
- Попробую.
- Постарайся. - Дина провела ладонью по Костиной ввалившейся щеке и поцеловала его в губы. - Кстати, она может повести себя по-другому: говорить тебе, как она благодарна и тому подобное, что она тебя отпускает и прочее. Но она будет ждать, что ты начнешь вымогать у нее клятвы больше не делать этого. Так вот: ничего ей не обещай и ни о чем ее не проси. Поддерживай любую ее генеральную линию. Пока она под наблюдением врачей, она не причинит себе вреда, но успеет подсознательно усвоить… или осознанно свыкнуться с мыслью о том, что шантаж не удался.
- Моя девочка…
- И не забывай о любви. Ты должен прийти к ней с любовью и уйти с любовью. И оставить ей любовь.
- Моя замечательная, моя драгоценная девочка…
* * *
Элла выжила. И не просто выжила, а по большому счету выжила. То, что она сделала, испугало ее именно в той мере, в какой это требовалось для прозрения.
Когда Костя навестил ее, она тихо плакала и говорила, что не хочет жить без него, но повторить этот шаг больше не сможет. Она ничего напрямую от Кости не требовала, кроме того, чтобы он навещал ее, пока она будет в больнице. Помня Динин наказ, он сказал, что даже если не сможет делать этого часто, то мысленно будет поддерживать ее.
- Ты меня больше не любишь? - спросила она.
- Я люблю тебя. Но не так, как этого хотела бы ты.
- По-христиански? - усмехнулась она.
- Да, пожалуй, это можно назвать так.
- Ты и не любил меня по-другому… как женщину. - Элла снова заплакала. - Я же говорила тебе, что ты не сможешь никого полюбить после своей жены… Зачем… зачем ты меня сломал?..
- Прости меня, ради бога, прости. Мы оба совершили огромную глупость. Нам, и тебе, и мне, следовало слушать тебя…
Он навестил ее еще несколько раз. Она была тиха, избрав тактику немого укора.
Так или иначе, Элла поняла, что Костю не вернуть, и тогда она его возненавидела. Она его прокляла. В последнюю встречу, когда Костя твердо сказал ей, что он искренне осознал свою чудовищную ошибку, но не намерен всю оставшуюся жизнь ползать перед ней на коленях и каяться, это не нужно ни ей, ни ему, они должны справиться с прошлым, благословить его и отпустить.
- Ты понимаешь, что ты сделал со мной? - укоряла его Элла тихим голосом.
- Я ничего с тобой не делал. Я увлекся тобой. И то, что мы сделали, сделали мы оба. Ты должна понимать это. Я ведь не применял силу. - Он улыбнулся и коснулся ее руки. - Это было одно из тех самых благих намерений, которыми вымощена дорога в ад. Ты или прощаешь меня, или не прощаешь.
- Только ад этот мой, а не твой. - Элла отдернула руку. - Но и тебе он аукнется. Я никогда не прощу тебя.
- Это твое право, - сказал Костя. - Будет нужна помощь, звони. Я тебя люблю.
- А я тебя проклинаю! - крикнула она в уже затворившуюся за ним дверь.
В больницу он больше не ходил. Но для них с Диной начался маленький ад. Элла звонила и домой, и на работу - причем обоим. Кто бы ни подошел к телефону, она начинала рассказывать историю соблазнения ее "вашим сотрудником", или "вашим мужем", или "мужем вашей сотрудницы". А Косте она всегда задавала один вопрос:
- Ну как ты, счастлив?
- Счастлив, - отвечал он. - И тебе искренне желаю счастья.
- Ну-ну… - говорила она и вешала трубку. Скоро и на кафедре у Кости, и у Дины в лаборатории научились отвечать на ее звонки:
- Мы вам искренне сочувствуем.
И это сработало - она перестала звонить.
Но первое время Костя не находил себе места. Дина успокаивала его и напоминала, что за любой поступок приходится отвечать, нужно пережить эту напасть, и, если он сейчас начнет изматывать себя чувством вины, это плохо кончится для всех.
- Молись, это все, что мы можем.
- Я не умею молиться.
- Значит, просто говори: "Элла, я желаю тебе исцеления, радости, любви…" или чего-то, что ты можешь ей пожелать. Потом мысленно пошли ей это послание и верь, что, так или иначе, она его получит.
* * *
Иногда Дине казалось, что после этой истории с Костиной шальной влюбленностью и ее отчаянным экспериментом их любовь, их доверие, их понимание только возросли и окрепли.
Прошел почти год после того, как Дина обнаружила злосчастное пятно розовой помады на рубашке Кости.
Была суббота, ленивый день - это название мгновенно укоренилось в семье с подачи Гоши. За окнами стояла поздняя весна, и даже в пасмурные дни в этом невозможно было усомниться: непрекращающийся с утра до ночи птичий гомон в раззеленевшихся кронах старых деревьев, заполнивший двор-колодец, не позволил бы этого ни на миг. Но сегодня было ясно, и плотные шторы, надежно оберегавшие сон обитателей спальни, едва сдерживали напор солнечных лучей.
Дина потянулась сладко, до боли в суставах, и обнаружила, что она одна в постели. Наверное, Костя отправляет Гошу в школу, решила она и улеглась поудобней, чтобы понежиться еще немного в остатках сна. Дина знала, что Костя придет разбудить ее или поваляться вместе с ней до полного пробуждения. Скрипнула дверь.
- Гошка в школе? - спросила она вошедшего Костю.
- В школе.
Она сбросила с себя одеяло и подалась к нему, стоящему в изножье с загадочной улыбкой и с руками за спиной, распахнула халат и приникла лицом к его обнаженному телу.
- Стоп-стоп-стоп! - принялся уворачиваться Костя от Дининых ласк. - Погоди. Рано еще.
Он раскинул руки в стороны, и Дина увидела в одной букет белых роз, а в другой бутылку шампанского. Она удивленно замерла и ждала объяснений.
Костя смущенно протянул ей розы:
- Пятнадцать лет, как-никак.
Дина с визгом упала на постель и заболтала в воздухе ногами. Костя скинул халат и присоединился к ней. Потом он открыл свою тумбочку, достал оттуда два старинных бабушкиных хрустальных бокала и маленькую бархатную коробочку. Дина наблюдала за Костей с восторгом, которого не могла скрыть.
В коробочке лежали две маленькие сережки с бриллиантами в форме капли. Когда они были пристроены на подобающем месте, Костя тронул кончиком пальца искрящуюся капельку на мочке Дининого уха и поцеловал Дину.
- Видишь, я больше не спрашиваю, можно ли тебя целовать.