* * *
Вот это и не отпускало Дину из пасмурного поздне-весеннего настоящего в солнечное летнее будущее. Записка, приглашающая на свидание с самым красивым на свете и с самым неверным - так ей подсказывало не слишком искушенное в подобных вещах сердце - с самым неверным мужчиной. И столь неприкрытый интерес этого мужчины к ее внешности… точнее, к той части внешности, которая называлась ногами.
Все это будоражило Дину и заставляло то обмирать от сладостных предчувствий, то холодеть от смутных опасений. И еще сожалеть о том, что до следующего учебного года так далеко…
Но зачем, зачем она ему нужна?! Что, в кино ему не с кем сходить? Мало, что ли, в их институте… во всем этом большом городе красавиц?!..
"Не думай об этом! - вдруг услышала она. Это был ее Друг. - Ты хочешь пойти на свидание?"
"Да… Хочу".
"Вот и иди. А другие "красавицы" пусть тебя пока не волнуют".
О красоте
Дина не считала себя даже симпатичной. И вовсе не из-за комплекса неполноценности, так часто присущего юным барышням, которым не повезло стать стяжательницами всеобщего мужского внимания. Вовсе не из-за этого. Просто Динины представления о красоте сформировались на таких недостижимых идеалах, что даже красивые и симпатичные, по мнению всех окружающих, девушки не выдерживали ее личной аттестации на это звание. Пожалуй, только Римму Яковлеву, второкурсницу, с которой Дина жила в одной комнате, она могла бы назвать симпатичной… А посему - что толку расстраиваться, если ты не родилась Анной Маньяни! Довольствуйся тем, что имеешь. Именно Анна Маньяни, а вовсе не Брижит Бардо и не Софи Лорен, на которых помешаны ее сверстницы, была эталоном женской красоты для Дины.
- Да она же страхолюдина, баба-яга! - смеялись сначала одноклассницы в школе, а потом и однокашницы в институте, глядя на портрет почти никому не известной актрисы.
- Вы просто ничего не понимаете в красоте! - отвечала Дина с тихим достоинством и неколебимой уверенностью в своем праве иметь мнение, отличное от мнения большинства.
Она не обижалась на них. Да и за что обижаться?! За то, что им не хватает душевной утонченности, чтобы прочувствовать - именно прочувствовать, а не увидеть - истинную красоту?.. Так за это не обижаться надо на них, а пожалеть.
Вот только эталона мужской красоты у Дины пока не было. Тем не менее признанный всеми слащавый голубоглазый красавчик Ален Делон вызывал в ней неприязнь, граничащую с отвращением. Зато Муслим Магомаев, которого она видела конечно же только на фотографиях в журналах, но очень хорошо знала и любила его голос, будоражил Динины чувства. И еще Жан Маре… Правда, Дина не могла бы с полной определенностью ответить на вопрос: любит ли она д’Артаньяна, доблестного мушкетера, или артиста, исполняющего его роль? Как бы то ни было, в них обоих - и в д’Артаньяне, и в Жане Маре - Дина ощущала то самое главное, что неосознанно ждет от мужчины любая женщина: благородство и силу, способные защитить от любых напастей. Обязательно ли благородство и сила сочетаются с внешней красотой, Дина тоже пока не знала.
Дина была стройной девушкой, чуть выше среднего роста, с правильной осанкой и неторопливой походкой уверенной в каждом своем шаге особы. Следить за осанкой и походкой ее научила с самого детства мама. Как, впрочем, и всему остальному, что составляло Динину незаурядную индивидуальность: хорошим манерам, постоянному уходу за собой, тщательному подбору гардероба, а позже и макияжа.
- Пусть ты и не красавица, - говорила мама, - но лицо, волосы и ногти должны быть всегда ухоженными. Пусть у тебя будет немного вещей, - продолжала она, - но эти вещи должны быть добротными. И никогда, никогда не гонись за модой, лучше найди свой стиль и будь ему верна, а уважение к моде можно прекрасно продемонстрировать аксессуарами.
Откуда провинциальная, с восемью классами образования женщина взяла эти совершенно несоветские понятия, Дина представления не имела. И почему при всем этом ее мама не соответствовала собственным принципам - тоже было загадкой.
Одевалась Дина с маминой помощью. Та шила из своих вещей все, что было, по ее мнению, необходимо столичной студентке, - строгий костюм, несколько блузок, несколько юбок и непременное вечернее платье. Только верхняя одежда и обувь покупались в магазине. Ну и еще белье, конечно. На эти покупки мама самоотверженно собирала деньги из своей скромной зарплаты, часто отказывая себе самой в какой-нибудь приятной мелочи.
- Доченька, - говорила мама, когда Дина пыталась отговорить ее от какой-то новой покупки, - Диночка, я уже себя зарекомендовала, а тебе нужно утверждаться: встречают-то все же по одежке! - И смеялась чистым детским смехом.
Но при столь невысокой оценке своих внешних данных Дина не считала себя хуже других. "Я просто не такая, как все", - успокаивала она сама себя, пока не свыклась с этой формулой самоидентификации, которая, словно фильтр, отлавливала и отметала ненужные размышления и переживания по поводу неудавшейся внешности, отвлекающие от… от самой жизни - прекрасной и удивительной во всех ее проявлениях. "И не на таких вон женятся", - говорила она порой себе, заметив на пальце какой-нибудь совсем уж невзрачной тетеньки обручальное кольцо, пока однажды Внутренний Голос не сказал ей на это:
"Женятся-то на всяких… Но то ли тебе нужно?"
"О чем ты?"
"Тебе нужно, чтобы на твой палец надели кольцо? И это - предел твоих мечтаний?"
Подумав, Дина ответила:
"Нет. Думаю, что не это".
"А что же?"
Дина снова задумалась.
"Я хочу любить и быть любимой".
"То-то, - сказал Внутренний Голос. - Только иногда "выйти замуж" вовсе не означает "любить и быть любимой". И наоборот: взаимная любовь не всегда предполагает замужество".
"Правда?.." - удивилась Дина.
О семье и о любви
Как и любая девушка, Дина, конечно, задумывалась о любви и счастье, о семье, которая когда-нибудь у нее тоже будет. Она примеряла себе в мужья некоторых парней - только тех, разумеется, к кому она испытывала симпатию.
Вот Сережа, сын тети Альбины, маминой подруги. Он старше Дины на четыре года, и знакомы они с самого детства…
* * *
Лет в пять Дина поняла, что любит Сережу. Поняла по невыразимой радости, которая переполняла ее, стоило лишь услышать от мамы имя тети Альбины. Обсуждение планов, связанных с тетей Альбиной, означало, что Дина увидится с Сережей. А радость и означала, что это - любовь. Какая же любовь без радости?!
Сережа был с ней добр и мил, покровительствовал ей с высоты своего возраста и жизненного опыта - ведь он был уже школьником и так много знал. Сережа водил Дину в кино, держа за руку. В буфете кинотеатра он покупал ей газировку с ярко-желтым густым сиропом, слоеный - обязательно самый румяный - язычок, посыпанный крупными сахаринками, а потом вытирал носовым платочком ее губы и отряхивал крошки с воротничка платья. Иногда Сережа читал Дине свои любимые книжки - и это были самые сладостные часы их общения. Дина неотрывно следила за губами Сережи, зачастую даже не понимая, о чем говорилось в книжке, но это было и не важно: не ради же чьих-то - пусть и увлекательных - приключений сидит она здесь, рядом с любимым Сережей!
Но однажды тетя Альбина вышла замуж и уехала далеко, на Камчатку, забрав с собой Сережу. Дина долго горевала и писала ему печатными буквами длинные письма. Одно из них несколько лет тому назад прислала маме тетя Альбина - на память.
Дина читала его и смеялась сквозь слезы:
"здраствуй сирежа. сиводня я хадила в кено. на читыри чиса. кено была очинь харошае. мне панравелась очинь. как ты жевеш? какое кено ты сматрел? я па тибе очинь скучаю, цылую тибя. твая дина".
Каждое слово было написано карандашом другого цвета, и письмо рябило неровными буквами и радужным разноцветьем.
Потом они встретились на море, в Анапе, и Дина поняла, что Сережа - это на всю жизнь.
Но в четвертом классе совершенно неожиданно для себя Дина полюбила мальчика по имени Вова Гладштейн, который появился в их классе посреди учебного года, а потом точно так же, посреди следующего года, исчез. "Отца перевели" - такова была причина подобных приездов и отъездов школьников в Динином классе, в Дининой школе, в Динином городе. Вова уехал, и в душе образовалась гулкая пустота. Тогда Дина вспомнила Сережу, и сердце ее снова вернулось к нему. Но ненадолго…
В восьмом она снова влюбилась. Во второгодника Валерку Ревякина, который слыл грозой школы и слезами учителей. Почему он отнесся к Дине как когда-то Сережа?.. Он опекал и охранял ее, хотя особой нужды в этом не было, и Дине нравилась его трогательная забота. С ним было интересно: он рассказывал Дине разные истории из своей жизни, от которых кровь стыла в жилах и половина которых, как потом решила Дина, были или выдумкой, или вовсе не Валеркиными историями. Потом и он куда-то уехал, окончив девятый класс. Дина помнит их прощание: свои слезы, которых не смогла сдержать, его поцелуй в губы, который она так долго потом помнила. "Мы уезжаем очень далеко, в другую страну, - сказал Валера Дине, взяв с нее клятву похоронить в себе эту тайну, - я не смогу писать тебе".
И Дина стала снова писать Сереже. Потом переписка с Сережей как-то сама собой угасла и возобновилась, только когда Дина, уже учась в институте, получила от него приглашение на свадьбу. Она, конечно, не поехала - слишком далеко и дорого. Да и некогда: сессия, экзамены. Но написала большое теплое письмо, и потом они изредка обменивались новостями и фотокарточками.