- Посмотри на эти деревья. Ну посмотри! И на озеро. Я всегда занималась музыкой, сидя у этого окна, наслаждаясь видом. Я играла здесь на гитаре целых десять лет, Элли! - Она посмотрела на свою гитару. - В этой комнате отец подарил мне ее.
- Я помню.
- Когда я закончила пятый класс.
- Да.
- Он сам все разузнал - какой должна быть настоящая, классическая испанская гитара. Сказал, обязательно с кедровым верхом и боками из розового дерева, а гриф - из черного. Он радовался вместе со мной.
Элинор подошла к сестре поближе и успокаивающим тоном произнесла:
- Она же поедет с нами, Эм. Никто не отбирает у тебя гитару.
- Фанни… - внезапно перебила ее Марианна и замолчала.
- Фанни? Что Фанни?
Марианна подняла глаза.
- Вчера. Она спросила у меня, сколько моя гитара стоит.
- Не может быть! И что ты ей ответила?
- Сказала, - пробормотала Марианна, - что точно не помню, кажется, около тысячи, а она спросила, кто мне ее купил.
- Вот гадина! - не сдержалась Элинор.
- Понимаешь, она меня застала врасплох! Спрашивает - это твой отец заплатил за нее? - а я растерялась и говорю - это был их общий подарок, от папы и дяди Генри, на окончание пятого класса, - а она говорит, значит, раз дядя Генри участвовал в покупке, гитара должна остаться в Норленде.
Элинор, пошатнувшись, присела на кровать.
- Ты же не позволишь Фанни одержать над собой верх, правда? - спросила она.
Марианна прижалась щекой к боковине гитары из розового дерева.
- Этой ночью я спрятала ее под кроватью. Не хотела ни на минуту выпускать ее из виду.
- И ты все равно хочешь остаться здесь? Даже если это означает жить рядом с Фанни?
Марианна подняла голову, а потом встала, держа гитару за гриф.
- Все дело в этом месте, Элли. В этих деревьях, в солнечном свете - в том, как я чувствую себя тут. Я не верю, что найдется другое место, где я смогу чувствовать себя дома. Я боюсь, что дома у меня больше никогда не будет. Даже рядом с Фанни я все равно ощущаю, что мое место здесь - в Норленде.
Элинор вздохнула. Марианна унаследовала от отца не только астму, но и его склонность к депрессии. Со временем они все научились принимать ее, смирились и с внезапными сменами настроения, и с апатией, и с фатализмом. Элинор отдавала себе отчет в том, каких гигантских усилий потребует переезд в новое, незнакомое место; периодически она, без особой надежды, спрашивала себя, сможет ли вынести уныние Марианны, одновременно борясь с материнской легкомысленностью и страхами Маргарет, не желавшей расставаться с одноклассниками и друзьями, которых знала всю - всю! - свою жизнь.
- Пожалуйста, - повторила Элинор, - не сдавайся заранее, мы ведь даже еще не переехали!
- Я постараюсь, - жалобно ответила Марианна.
- У меня нет сил смотреть, как все вы страдаете…
- Мама не страдает. А ведь все это по ее вине!
- Она просто довольна, что сумела уязвить Фанни. У нее это ненадолго, вот увидишь.
Марианна всмотрелась в лицо сестры.
- Я постараюсь, - сказала она еще раз. - Честно. Я попробую.
- Там будут другие деревья…
- Не надо!
- И долины. И развеселый сэр Джон.
Марианна едва заметно поежилась.
- Что, если мы больше ни с кем там не познакомимся?
- Быть такого не может.
- Хорошо бы, - сказала Марианна, - Эдвард нас навестил.
Не говоря ни слова, Элинор поднялась с кровати и направилась к двери.
- Элли?
- Что?
- Ты общаешься с Эдвардом?
Элинор ответила не сразу.
- Он не звонил, - коротко сказала она.
- А в Фейсбуке?
Стоя на пороге, Элинор обернулась.
- Я не смотрела.
Марианна наклонилась, пряча, словно ребенок, гитару под кровать.
- Ты ему нравишься, Элли.
Последовала новая пауза.
- Да… я знаю.
- Нет, я хотела сказать, - снова заговорила Марианна, - это всерьез. По-настоящему.
- Но он себе не принадлежит.
- Полная глупость: в наши дни беспрекословно подчиняться своей мамочке! Как он!
Элинор, негодуя, воскликнула:
- Всю жизнь она только давила на него! И испортила остальных своих детей! Она к нему несправедлива.
Марианна поднялась с кровати и подошла поближе к сестре.
- Ну надо же, - улыбнулась она, - ты защищаешь Эдварда! Хороший знак.
Элинор посмотрела ей в лицо и сказала с неожиданной прямотой:
- Я не могу сейчас об этом думать.
- Как это?
- Не могу и все, - ответила Элинор. - Я стараюсь думать о книгах, которые надо упаковать, чтобы не вспоминать, что мне придется бросить университет.
Марианна, потрясенная, отступила.
- Ох, Элли, я как-то не подумала…
- Ну да. Никто и не вспомнил обо мне. Мне осталось доучиться всего год, но я должна позвонить своему научному руководителю и сообщить, что не вернусь на следующий семестр. - Секунду она молчала, потом заговорила снова: - В этом году мы должны были заниматься моделированием. Он говорил, что я лучшая на своем курсе по техническому рисунку. А еще он говорил… хотя какая теперь разница, что он там говорил!
Марианна крепко обняла сестру.
- Ох, Элли…
- Со мной все в порядке.
- Нет, неправда! Это нечестно!
- Возможно, - сказала Элинор, стоя неподвижно в ее объятиях, - я попробую продолжить учебу через год.
- В Эксетере? Ты сможешь закончить курс в Эксетере?
- Пока не знаю.
- А ты сказала маме?
- Пыталась. Мне не хочется обременять ее лишними проблемами, тем более сейчас.
- Пожалуйста, поговори с ней толком. Объясни, что хочешь закончить курс в Эксетере.
Элинор опять вздохнула. На мгновение она прижалась к сестре, а потом высвободилась из обвивавших ее рук.
- Попробую. Со временем. А сейчас… Сейчас я не могу думать ни о чем, кроме переезда - как нам поскорей перебраться в Девон, сохранив здравый рассудок и хотя бы остатки денег.
Она сделала паузу, а потом спросила:
- Так что, ты поможешь с книгами?
Сэр Джон отправил в Норленд работника из Бартон-парка на хозяйском "Рендж Ровере", чтобы тот перевез Дэшвудов в Девон. Он же организовал перевозку их книг и картин, стекла и фарфора, оплатив услуги транспортной компании в Эксетере. Белл со злорадным удовлетворением наблюдала за тем, как представители компании упаковывают тарелки из Прованса в ящики с ветошью, размашисто надписанные черным маркером, - Фанни, от начала до конца отслеживающая процесс сборов, никак не могла заметить их исчезновения.
Джон Дэшвуд все это время чувствовал себя весьма неловко. Каждый вечер, возвращаясь с работы, где он номинально управлял коммерческой империей Феррарсов, а на самом деле просто путался под ногами у людей, действительно выполнявших важную работу, которым пришлось смириться с его тягостным, но неизбежным присутствием, Джон усаживался в гостиной или на кухне у Белл и трагическим тоном начинал перечислять расходы, которых требовал Норленд, эта бездонная бочка, поглощающая все его силы и средства, постоянно повторяя, какая удача выпала Белл с дочерьми, готовящимся сменить Норленд на простую, беззаботную и скромную жизнь в Девоне. Однажды Джон настолько вывел ее из себя своими бесконечными жалобами, что она, не сдержавшись, напомнила ему об обещании, данном в палате госпиталя Хейворда, - обещании, которого он так и не сдержал. Джон Дэшвуд был оскорблен в своих лучших чувствах, поскольку, по его мнению, проявил невиданную щедрость и заботу.
- Вы не имеете права так говорить, Белл. Никакого права. После смерти Генри вы с дочерьми совершенно запустили хозяйство: и в доме, и в саду. Полностью! Фанни испытывала массу неудобств от вашего присутствия, ей даже пришлось отложить ремонт в доме, но она вела себя как сущий ангел. Впрочем, как и всегда. Иногда, Белл, я задаюсь вопросом, не слишком ли Генри вас избаловал, да-да! Вы совершенно не замечаете и не цените щедрости, проявляемой по отношению к вам. Если честно, я потрясен. Надеюсь, бедняга Джон Мидлтон представляет, во что ввязывается, пытаясь оказать помощь людям, не знающим, что такое благодарность.
Он глядел на нее в упор, сжимая стакан с виски в руке.
- Простого "спасибо тебе, Джон" было бы вполне достаточно. Но вы, похоже, считаете по-другому. И это после всего, что я для вас сделал! Вы даже не сказали мне спасибо, Белл.
Все они вздохнули с облегчением, наконец-то рассевшись в машине, присланной сэром Джоном. Белл вскарабкалась на переднее сиденье рядом с Томасом, молоденьким работником, который по такому случаю нарядился в свои новые джинсы, а девочки расположились сзади. Маргарет захватила с собой в салон iPod, старый Nintendo DS и планшетник: для нее они представляли собой последнее звено, связывавшее ее с цивилизацией и с единственным известным ей образом жизни. Томас сложил в багажник их чемоданы, а сверху водрузил футляр с гитарой Марианны, который она не выпускала из рук до самого отъезда, даже во время прощания с Джоном и Фанни. Фанни так вцепилась в ручонку Гарри, будто это была ее козырная карта, которую она собиралась открыть в последний момент. В другой, свободной руке Гарри держал огромное круглое американское печенье, которое занимало все его внимание, - ему было мало дела до отъезда кузин. Элинор присела перед малышом на корточки и улыбнулась.
- Пока, Гарри!
Не переставая жевать, он посмотрел на нее. Она наклонилась и поцеловала мальчика в щеку.
- От тебя пахнет сладкими лепешками.
- Нет, печеньем, - возразил он, силясь поглубже затолкать печенье в рот.