41
Суздальцев решил не откладывать дело в долгий ящик и сразу же направился к каюте Ромова. И пока он шел, то раздумывал, какую выгоду он может получить от смены приоритета. Он будет дураком, если передаст Ромову дословно то, что говорил ему Шаповалов. Вернее, все это он ему и скажет, но тут важна интерпретация. Немного сместить акценты, поменять причину и следствие – и ситуация, как алмаз, заигрывает другими гранями. А он не может себе позволить действовать без выгоды для себя, он все меньше и меньше доверяет Шаповалову. Он становится каким-то не то странным, не то не понятным. Зачем-то притащил сюда своего отпрыска, с которым почти не общается. А этот парень, ему, Суздальцеву, решительно не нравится. Прямая противоположность отцу; если тот пример классического дьявола, то Филипп – ангела. Но вот что лучше – это еще большой вопрос. А теперь у него вдруг проснулся интерес к Шаронову. И еще неизвестно, чем он завершится.
Суздальцев задумался. Неужели у Шаповалова действительно неважно обстоят дела? С этим чертовым экономическим кризисом все идет кувырком. Почти весь кинобизнес остановился, никто денег ни на что не дает, даже на самые проходные проекты. Вот он и ухватился за этого самовлюбленного осла, который решил, что настолько велик, что про его мерзости можно изготовить великий фильм. И почему такие идиоты становятся такими богатыми. До чего же все-таки несправедливо устроен мир. Если рассудить, зачем этому Шаповалову деньги. Тратит их немеренно на разврат. А ведь столько можно сделать полезного. Он, Суздальцев, давно мечтает создать свою хорошую киностудию, делать свои, а не продюсировать чужие фильмы. Как ему надоело работать на других дядей, угождать всяким придуркам и сволочим. Каждый мнит себя гением, единственным и неповторимым. А если присмотреться – даже просто обычного нормального человека редко встретишь, повсюду одно дерьмо, которое, как известно, плавает на поверхности.
Вот и человек, к которому он идет, если разобраться тоже дерьмо. Хорошего сценария ему никогда не написать; не тот калибр. И что ему, Суздальцеву, делать, когда придет время выкладывать перед покупателем товар на прилавок? Один способ спасения – любой ценой внушить Шаповалову, что это стоящая вещь, именно то, чего он хотел получить. Если постараться, это вполне может выйти. В конце концов, этот осел ничего не смыслит ни в сценариях, ни в кино. А если найти хорошего режиссера, то он их любого дерьма сделает конфетку. И даже если не конфетку, то вполне сносное пирожное. У него есть на примете парочка таких не признанных гениев. Они за небольшую плату согласятся на все. И на этом тоже можно кое-что поиметь.
Суздальцев вдруг почувствовал прилив радости. Оказывается, если все по-умному сделать, то вполне реально выгодно обтяпать это дельце. А он уж почти впал в отчаяние. Вот что значит все хорошо продумать. Теперь можно приступать и к разговору с Ромовым.
Суздальцев много повидал на своем веку киношной братии, а потому сразу определил, что Ромов пребывает в депрессии. Взгляд то ли пустой, то ли отрешенный – разницу понять сложно, волосы всколочены, как после сна, а на столе наполовину опорожненная бутылка виски, зато дыхание так и разит перегаром. Продюсер поморщился. Он и сам бывал в таком и даже хуже состоянии, но не любил когда кто-то оказывался в нем. С таким человеком ни о чем путным не договориться.
Суздальцев даже подумал, не перенести ли общение с Ромовым на другое, более благоприятное с точки зрения состояния сценариста время. Но хозяин каюты неожиданно обрадовался появлению продюсера и вцепился в него, как клещ.
– Дима, здорово, что заглянули ко мне. Выпьете со мной?
Пить Суздальцеву не хотелось, но он быстро смекнул, что для успеха разговора это совсем даже не помешает.
– Конечно, выпью, Женя, тем более есть и хороший повод.
Ромов недоверчиво посмотрел на него.
– Какой еще может тут повод?
– Не спеши, скоро узнаешь, – загадочно улыбнулся Суздальцев. – А у тебя что-то настроение не на высоте.
– Какая к черту высота. Мне вообще не понятно, зачем я тут нахожусь и что делаю. Сижу как на помойке, слушаю излияния этого олигарха. А он даже на меня внимания не обращает. Я тут как статист при гениальном сценаристе. В общем, тоска.
– Ты прав, положение твое незавидное, – согласился Суздальцев. – Более того, признаю, что частично виноват в этом я. Я же тебя втравил в этот проект.
Ромов с изумлением взглянул на продюсера.
– Что это с вами такое приключилось? Вам всегда было наплевать на всех, кроме самого себя.
– Ты не прав, ты не достаточно хорошо меня знаешь.
– Так сделайте милость, просветите, – насмешливо проговорил Ромов. Он налил виски в бокал и выпил одним глотком.
– Я всегда с сочувствием относился к тебе, да и не только тебе.
– Как-то это было не очень заметно.
– Ты прав, – кивнул Суздальцев головой. – Но не мне говорить, какой жестокий мир, в котором мы с тобой вращаемся. Чаще всего у меня не было поля для маневра, я был вынужден поступать так, как поступал.
Ромов искоса взглянул на Суздальцева, пытаясь понять, насколько можно верить словам своего собеседника.
– У вас репутация одного из самых жестких продюсеров.
– Для меня это не новость, но это вовсе не черта моего характера. По-другому не добиться успеха. Но мне всегда хотелось как-то компенсировать это мое качество. Вот только случай пока не выпадал.
– И что он выпал?
– Выпал, – изобразил радостную улыбку Суздальцев.
– И в чем же это выражается?
– Я только что общался с Шаповаловым. У нас с ним получился не простой разговор. Он выразил некоторое сомнение в возможностях Шаронова справиться с поставленной задачей.
Ромов напрягся.
– Вроде бы он был уверен в нем.
– Уверен, но тот сам испортил о себе впечатление. Стал слишком много говорить на свои излюбленные темы. И это-то вызвало недоверие Шаповалова. И тогда я понял, что это мой шанс. Вернее, твой.
– И что дальше? – все еще недоверчиво спросил Ромов.
– Я и сказал ему, что коль Шаронов вызывает недоверие, то почему бы не увеличить в проекте твою роль. Сценарист он, то есть ты, способный, просто до сих пор не было возможности по-настоящему проявить себя. Я правильно сказал? – пристально посмотрел Суздальцев на Ромова.
– Именно так оно и есть, – подтвердил Ромов. – И что Шаповалов?
– Сначала он встретил мои слова недоверчиво, но я его сумел убедить дать тебе шанс.
– И в чем же он будет выражаться?
– Мы договорились, что ты будешь делать вид, что работаешь с Шароновым в прежнем режиме, а сам одновременно в тайне от него будешь писать собственный вариант сценария. А чтобы тебя не смущала двойная нагрузка, он по моему предложению согласился увеличить твой гонорар на пятьдесят процентов.
– Это правда? – Ромов от радости даже привстал.
– Сомневаешься в моих словах?
– Нет. Спасибо вам. Никогда не забуду того, что вы сделали.
Суздальцев снова взглянул на сценариста и обнаружил, что тот явно растроган. Произошло ли это под влиянием алкоголя или по другой причине, сейчас для продюсера значения не имело.
– За спасибо, конечно, спасибо, но сыт им не будешь.
– Что же вы хотите? – удивился Ромов.
– В общем немного. Понимаешь, Женечка, я в трудном положении, в долгах, как в шелках. Вот если бы в знак благодарности ты мне немного помог. Впрочем, я не настаиваю, это дело сугубо добровольное.
– Да я готов помочь. Но в чем конкретно?
Суздальцев сделал паузу и набрал в рот воздуха, как перед прыжком в воду.
– Их тех пятидесяти процентов половину отдал бы мне. По-моему, это совсем немного за то, что я для тебя сделал.
– Да, конечно, – упавшим голосом согласился Ромов.
– Вот и хорошо, что договорились, – сделал вид, что не замечает огорчения Ромова Суздальцев. – Смотри, не подведи меня. Ты должен накатать суперсценарий. Справишься?
Ромов не очень уверенно кивнул головой.
– Мы с тобой еще такие дела сотворим, – пообещал продюсер. – Давай выпьем за успех нашего безнадежного дела, как любят выражаться у нас в кино. – Суздальцев сам разлил остатки виски по бокалам. Они выпили. – Ну, все, я пошел. – Суздальцев потрепал Ромова по плечу. – Все будет хорошо.
Продюсер вышел из каюты. Несколько мгновений Ромов пьяным взглядом смотрел ему вслед.
– Сволочь! – вдруг пробормотал он