– У меня такое же впечатление. Хотя разговаривал с ней всего один раз. Если вы подружитесь, я буду только рад.
– Это так важно? – вдруг спросил Филипп.
Эта манера сына огорошивать неожиданными вопросами ему решительно не нравилась. Но придется с ней смириться. Или попытаться как-то ее изменить? Попробовать поговорить с Мариной, пусть она постарается воздействовать на него.
– Мне кажется, ты слишком замкнут. И это тебя самого тяготит.
Филипп молчал и при этом смотрел куда-то в сторону.
– Да, иногда, – вдруг признался он.
– Вот видишь! – сам не зная чему, обрадовался Шаповалов. – Если ты не станешь замыкаться в себе, ты проведешь прекрасные каникулы. Все зависит только от тебя.
– Я подумаю над твоими словами, – пообещал Филипп.
– Куда бы ты хотел, чтобы мы направились?
– Мне все равно. – Юноша чуть-чуть помолчал. – Ты же говоришь, что тут много прекрасных мест.
– Ты в этом убедишься. Только никому не говори. Это будет для всех сюрприз. Мы тихо тронемся ночью, когда все спят. А когда проснутся, то обнаружат, что уже в открытом море. Как тебе моя задумка?
– Мне бы она не понравилась.
Шаповалов помрачнел. Но даже из-за сына он не намерен менять своих решений.
– Ты увидишь, как это будет здорово. Обещаешь никому не говорить?
– Да, – после короткой паузы ответил Филипп.
25
Ромов всегда считал себя, если уж не наглым, то, по крайней мере, человеком далеко не стеснительным. Да и профессия и тот мир, в котором он вращался, не позволяла быть мягким и не решительным. Иначе, сомнут, как бумажный кулек, выбросят, как ненужную тряпку. С некоторыми излишне щепетильными его знакомыми все так и происходило. А ведь многие из них были не без способностей. Но не умели работать локтями, а когда нужно – и кулаками. Ромов считал, что он в этом искусстве тоже отнюдь не виртуоз, иначе бы давно был на высоте. Но все же кое-чего из этого арсенала у него получалось, благодаря чему кое-чего и добился, чем по праву гордился.
Но сейчас, стоя перед дверью в каюту Шаронова, он испытывал непонятное смущение. Этот человек вызывал в нем странные, не совсем понятные чувства. Когда-то он считал его своим кумиром. Но это было довольно давно, хотя теперь он понимает, что их остатки сохранились в нем, как реликтовое излучение во Вселенной. И все же дело заключалось не только в этом, было что-то еще, что вызывало у него какое-то особое почтение к нему. Хотя ясно сформулировать, что именно он не мог. Да особенно и не пытался. Но вот что точно он хотел, это признание значимости своей особы со стороны Шаронова. Но пока он даже по-настоящему его не замечает, хотя по первоначальному замыслу, который пока никем не отменен, сценарий должен стать их совместным детищем. Но при этом Шаронов не пытается установить с ним каких-то контактов, не то что творческих, но и даже человеческих. И это вызывало у Ромова острую обиду.
Но раз Шаронов не желает идти к горе, то он сам к ней пойдет. Хотя хотелось, чтобы это движение было бы обоюдным.
Ромов, наконец, осторожно и тихо постучал. Дверь отворила его жена.
– Евгений Вадимович, проходите, – без всякого удивления сказала она, словно ждала его визита.
Ромов прошел в каюту и сразу же нашел взглядом Шаронова. Тот сидел за компьютером и что-то изучал. Он быстро взглянул на вошедшего, но на его лице не появилось никакого выражения. И Ромов вновь ощутил прилив обиды.
– Садитесь, – приветливо произнесла Ольга Анатольевна. – Вы правильно сделали, что зашли. Нам надо получше узнать друг друга.
При этих словах Шаронов снова оторвал взгляд от компьютера, но посмотрел не на Ромова, а на жену.
– Я тоже так считаю. Поэтому и решил зайти, – произнес Ромов.
– И правильно поступили, – вдруг произнес Шаронов. Он встал из-за стола и пересел поближе к Ромову.
– Я хочу вам сказать, что восхищаюсь вашими сценариями, – произнес Ромов.
– Я их давно не пишу, – быстро ответил Шаронов.
– Я знаю. И очень сожалею.
– С какого-то момента это занятие перестало меня интересовать.
– Я кое-что слышал о вашей новой деятельности. Но все равно это потеря для нашего кинематографа.
– Вы так думаете?
– Убежден!
– А в убежден в обратном. Может, когда-то кино приносило пользу общества, но те времена остались в далеком прошлом. Сейчас же кино, как губка, вобрала в себя все недостатки, все пороки, всю убогость современного мира. И если оно чему-то способствует, то только одному – делает его еще хуже. И такому кино я не желаю служить. Поэтому и ушел. Такова моя позиция.
Ромов какое-то время молчал. Кроме глухого раздражения никаких иных эмоций слова Шаронова у него не вызвали. Легко ему говорить, в свое время он на этом деле заработал кучу денег, стал известным. А когда нет ни того, ни другого, что делать?
– Я понимаю вас, хотя не совсем разделяю ваше убеждение, – осторожно произнес Ромов. Что бы он не чувствовал Шаронову, но портить с ним отношения для него – это пока непозволительная роскошь – Мне кажется, у кино есть еще большой потенциал.
– Весь его потенциал давно израсходован. Хотя в каком-то смысле вы правы, у него есть потенциал стать еще хуже, – усмехнулся Шаронов.
– Боюсь, наш спор ни к чему не приведет.
– А я не собираюсь с вами спорить. Для меня это непреложная истина.
– Пусть так, – вздохнул Ромов. – Но нам выпала судьба работать над одним проектом. И надо как-то договориться об общих принципах.
– Вот тут я с вами согласен. И что вы предлагаете?
– Я полагал, что вы что-то предложите. У вас гораздо больше опыта.
– Боюсь, опыт тут ни при чем.
– Что же тогда?
– Мы должны выработать общий подход к сюжету. Иначе будет трудно совместно работать.
– Так я для этого и пришел.
– Прекрасно. У вас уже есть какие-то мысли?
Ромов почувствовал нерешительность. Мысли у него уже были, но он сильно сомневался, что они войдут в созвучие с мыслями Шаронова. Самое плохое, что может случиться, если между ними возникнет острый конфликт. Ему, Ромову, плевать на то, какой в конечном итоге появится сценарий. Главное, чтобы заплатили. Но и ложиться под Шаронова тоже не хочется. В конце концов, он не мальчик, и у него тоже есть кое-какие достижения, по его сценариям снято несколько фильмов. Да, они не имели успеха, но…
– Если у меня не возникало бы мыслей, меня бы не пригласили.
– Резонно, – согласился Шаронов, как-то странно смотря на своего собрата по профессии. – Поделитесь?
Ромов не сомневался: то, что он сейчас скажет, Шаронову не понравится. А что делать, не молчать же все это время.
– Это должен быть сценарий о человеке, который благодаря своему упорству, смелости, дерзости побеждает судьбу.
Шаронов внимательно посмотрел на Ромова.
– А вы уверенны, что побеждает?
– Но в этом нет сомнений, то, что мы находимся здесь, на этом корабле, разве не яркое тому доказательство?
– Для меня – нет.
Ромов уже не в первый раз за время разговора почувствовал смесь удивления и раздражения.
– Что же тогда, по-вашему, является мерилом успеха?
– А у успеха нет мерила.
Ромов едва не подскочил на стуле.
– Это как понимать?
– Это надо так понимать, что и успеха тоже нет. Любой успех – это на самом деле отложенное поражение.
"А в своем ли он уме?"– вдруг мелькнула у Ромова мысль. – Разве может нормальный человек на гребне успеха уйти в неизвестность, в нищету. Говорят, что он живет крайне убого".
– Что же в таком случае есть?
– По большому счету ничего нет.
– Ничего? И нас тоже?
Шаронов посмотрел на Ромова и отвел взгляд.
– Но это крайняя точка зрения. Давайте не будем ее обсуждать.
– Тогда какую точку зрения мы можем обсудить?
– Сложно сказать.
– И все же?
– Поиск гармонии с высшим разумом.
– Понятно, – произнес Ромов. Что-то подобное он и ожидал услышать. В свое время он даже интересовался такими вещами, но быстро остыл.
– Это, конечно, очень важно, но у нас тут сугубо земные задачи. Нам надо написать такой сценарий, чтобы угодить заказчику. Я не уверен, что в этом деле нам поможет высший разум. У него свои заботы.
– Поверьте, высший разум помогает в любом деле, даже в самом ничтожном. А уж в нашем и подавно.
– Пусть так, – решил не спорить Ромов. – Я совсем не против его помощи. Если она на благо. Но определить концепцию сценария придется все же нам. Я вам сказал, как я ее вижу.
– Я принял к сведению.
– Что, значит, приняли к сведению. – Ромов вдруг ясно осознал: еще минут десять подобного разговора, и он потеряет контроль над собой. – Нам нужно в самое ближайшее время начинать работать над текстом. И без взаимного согласия ничего путного не выйдет. – Он замолчал, чтобы перевести дыхание и тем самым немного успокоиться, затем продолжил: – Нас пригласили писать сценарий совместно. И я намерен принимать в этом деле равное участие. Если вы надеетесь оставить меня на задворках, то вы ошибаетесь.
– Вас беспокоит, что вы не получите гонорар в полном размере? – спокойно спросил Шаронов. – Не волнуйтесь, я не претендую на вашу долю.
Ромов почувствовал, как невольно краснеет.
– Дело не только в гонораре, – пробормотал он.
– В чем-то еще? – впервые с некоторым даже интересом посмотрел Шаронов на собрата по профессии.
– Мне интересна сама задача. Я рассказал о своей концепции, а вы о своей – нет.
– У меня она окончательно еще не оформилась, много разных нюансов.
– Но хоть что-то я могу услышать.