– Я знала, что не причиню тебе вреда, – настойчиво повторила я. – Это самые обычные растения и вода.
– И заклинание, – добавил Кэл. Я кивнула.
– Когда ты это сделала? – спросил Кэл.
– В полночь, в воскресенье. Я была очень расстроена, что не попала в субботу на круг, ну и… – Я замолчала.
– Что-нибудь произошло, когда ты делала заклинание? – с интересом спросил Кэл.
Я почувствовала, что Бри рассердилась. Я пожала плечами.
– Была гроза.
Мне не хотелось говорить о погасших свечах, о поразительно громких и страшных раскатах грома.
– Значит, теперь ты и погодой управляешь? – спросила Бри с болью в голосе.
Я вздрогнула.
– Я не сказала этого.
– Очевидно, это какое-то странное совпадение, – проговорила она. – Но, слава Богу, ты, без сомнения, помогла Робби. Кэл, скажи ей. Никто из нас не способен на такое. Даже ты и то не смог бы сделать ничего подобного.
– Нет, я бы смог, – мягко возразил Кэл. – Многие смогли бы это сделать, надо только иметь опыт. Даже если это не кровные ведьмы.
– Но ведь у Морган нет никакого опыта, – звенящим от напряжения голосом проговорила Бри. – Разве не так? – повернулась она ко мне.
– Конечно, так, – спокойно подтвердила я.
– В данном случае мы имеем дело с необыкновенно одаренным любителем, – задумчиво произнес Кэл. – Я действительно рад, что все это открылось, потому что нам надо поговорить. – Он положил руку мне на плечо. – Ты не должна творить заклинания, не поставив в известность того, для кого ты их делаешь, – сказал он. – Это плохо и небезопасно. И к тому же – нечестно.
Он выглядел необычно серьезным и даже мрачным, и я в растерянности кивнула.
– Мне очень жаль, Робби. Правда, – сказала я. – Даже не знаю, как теперь вернуть все обратно. Это было глупо.
– Господи, да не хочу я возвращаться к обратному! – встревожено проговорил Робби. – Просто я хотел, чтобы ты мне вначале сказала. А то как-то страшновато.
– Морган, я правда считаю, что тебе надо еще многому научиться, прежде чем делать заклинания, – сказал Кэл. – Будет лучше, если ты увидишь всю картину целиком, а не отдельные ее части. В мире и природе все взаимосвязано и, что бы ты ни сделала, твои действия задевают многих. Поэтому ты должна точно знать, что делаешь.
Я снова кивнула, чувствуя себя ужасно. То, что мое заклинание сработало, потрясло меня. А о возможных, далеко идущих последствиях я в самом деле просто не думала.
– Я не высший жрец, – сказал Кэл, – но могу научить тебя тому, что знаю, а потом ты будешь учиться у кого-то другого. Если захочешь.
– Да, конечно, захочу, – торопливо ответила я.
Потом взглянула на Бри, и мне захотелось взять обратно свои поспешные и столь самонадеянные слова.
– Самхейн, Хэллоуин, уже восемь дней, как прошел, – сказал Кэл, убирая свою руку. – Попытайся снова посещать наш круг, если сможешь. Думай об этом, по крайней мере.
– Здорово у тебя получилось, Роулендс, – покачал головой Робби. – Ты у нас прямо магистр магии Викка.
Я не смогла удержаться от улыбки. А у Бри лицо было напряженное.
Мама постучала в окно в знак того, что обед готов, я кивнула и махнула ей рукой.
– Извини меня, Робби, я больше не буду так делать.
– Я не возражаю, только ты сначала спроси меня, – беззлобно сказал он.
Мы прошли через двор, потом я провела друзей через дом и выпустила их в парадную дверь.
– Увидимся! – крикнула я и снова встретилась взглядом с Кэлом.
Хэллоуин прошел восемь дней назад.
19. Сон
Ведьмы могут летать на своих волшебных метлах, годных не только для подметания.
Жан-Люк Бельфлер. "Ведьмы и демоны", 1817 г.
Все признаки на лицо. Она, должно быть чистокровная ведьма. У нее тонкая кожа, и, кажется, что сквозь нее струится белый свет. Она прекрасна и страшна в своей мощи. Я клянусь на этой "Книге теней", что отыскал ее. Я был прав. Будь благословенна.
В тот вечер неожиданно явилась к обеду тетя Эйлин. Она прошла вместе со мной на кухню и стала помогать мне мыть посуду.
Устанавливая посуду в посудомоечную машину, я неожиданно для самой себя спросила:
– Как ты узнала о том, что ты лесбиянка?
Она с недоумением посмотрела на меня.
– Извини, – сказала я. – Забудь, это не мое дело.
– Да нет, все в порядке, – ответила она, чуть подумав. – Это законный вопрос. – Она еще немного помедлила. – Видишь ли, когда я росла, то чувствовала себя какой-то особенной. Ни мальчиком, ни девочкой, вообще никем. Я понимала, что я девочка, и мне это нравилось. Но мальчиков для меня словно не существовало.
Она наморщила нос, и я засмеялась.
– Я не знала, что родилась лесбиянкой, до восьмого класса, пока не влюбилась.
Я посмотрела на нее.
– В девочку?
– Да. Конечно, она не чувствовала ничего такого по отношению ко мне, и я ничего ей не говорила и ничего не делала. Меня тогда это очень смутило. Сначала я подумала, что это просто мой каприз. Потом я поняла, что со мной происходит что-то странное и мне нужен совет или помощь. Даже медицинская.
– Это ужасно, – сказала я.
– И только в колледже я осознала сама и призналась другим, что я – лесбиянка. Пошла на прием к терапевту, и он помог мне убедиться, что ничего страшного со мной не происходит.
Тетя Эйлин насмешливо улыбнулась.
– Это было нелегко. Мои родители пришли в ужас. Но что они могли поделать? Знаешь, очень неприятно, когда ты разочаровываешь своих собственных родителей или заставляешь их волноваться.
Я ничего не сказала, но уловила некоторое сходство со своими собственными ощущениями и переживаниями.
– Так или иначе, но они очень сильно осложнили мою жизнь. Не потому, что не любили меня, а просто потому, что не знали, как себя вести. Сейчас стало немного легче, но я по-прежнему не такая, какой они хотели бы меня видеть, и они до сих пор не могут с этим примириться. Никогда, например, не говорят со мной о моих склонностях или моих подругах. Полнейшее отрицание. – Она пожала плечами. – Я ничего не могу с этим поделать. Но я поняла: мне нужно принять существующее положение вещей и принять себя такой, какая я есть. Тогда у меня будет меньше трений, меньше стрессов, и я не буду чувствовать себя несчастной.
Я в восхищении смотрела на нее.
– Ты прошла длинный путь, крошка, – сказала я.
Она рассмеялась и крепко обняла меня за плечи.
– Благодарю Бога за твою маму, папу, тебя и Мэри-Кей, – с чувством произнесла она. – Просто не знаю, что бы я без вас делала, дорогие мои.
Весь остаток вечера я сидела на ковре в своей комнате и думала. Я не лесбиянка, но хорошо понимала тетю. Я тоже чувствовала, что я не такая, как мои родители, и даже не такая, как мои друзья. Слишком сильно меня влекло то, что они не смогли бы принять.
Что-то мне говорило: стань я ведьмой, и я буду более спокойной, естественной, сильной и уверенной в себе. Но, с другой стороны, я понимала: поступи я так, это больно ранит тех, кого я люблю больше всего на свете.
В эту ночь мне приснился ужасный сон.
Ночь. Озаренные лунным светом облака казались красновато-лиловыми, сизыми и сине-фиолетовыми. Я летела над нашим городком Видоуз-Вэйли, прохладный ветер овевал мое лицо и обнаженные руки. Здесь, наверху, было красиво, тихо и спокойно. Ветер свистел у меня в ушах, длинные волосы почти горизонтально метели у меня за спиной, платье билось о ноги и облегало мое тело.
Потом я услышала голос, страшный голос, окликающий меня. Я летала кругами над городком, снижалась, словно ястреб, ныряла и кружилась в плотных потоках воздуха. И всюду голос следовал за мной. В лесу с северной стороны городка голос звучал сильнее. Я спустилась ниже, так, что верхушки деревьев чуть ли не царапали мою кожу, и грациозно, на одной ноге, приземлилась на лужайке посреди леса.
Это был голос Бри. Я вошла в лес и, подчиняясь зову этого голоса, шла до тех пор, пока не добралась до болотистой низины, где из-под земли били родники, не столь сильные, чтобы образовать ручей, но все же не дающие земле просохнуть. Самое подходящее место для комаров, поганых грибов и плесени, сверкающей в лунном свете изумрудным блеском.
Бри застряла в трясине, ее лодыжки опутали сгнившие корни. И постепенно, дюйм за дюймом, болото засасывало ее. К тому времени, когда взойдет солнце, она погибнет.
Я протянула ей руку. Моя рука была сильной, крепкой и мускулистой, покрытой серебристой, блестевшей под луной кожей. Я схватила ее протянутую руку и услышала, как вонючая трясина захлюпала вокруг ее лодыжек.
Бри задыхалась от боли, потому что корни никак не хотели отпускать ее.
― Не могу! – закричала она. – Мне больно!
Я размахивала свободной рукой и сосредоточенно думала, что же мне делать. Я тяжело дышала и истекала потом, хотя ясно ощущала пронзительный холод ночного воздуха. Я почувствовала боль в груди – признак того, что вступает в силу магия. Бри рыдала и умоляла меня отпустить ее.
Я махнула рукой в сторону болота и пожелала, чтобы корни отцепились от ног Бри, развязались, расступились и освободили ее. И в то же время продолжала изо всех сил тянуть Бри за руку, словно я была повивальной бабкой, а она рождалась из этого болота.