- Оно и понятно. Когда набирают на работу за границей, никто никогда не скажет, что требуются проститутки. Тут у всех одна специализация, узкопрофильная. Приезжают все с разными специальностями, а затем работают по одной, потому что тут у всех нас только одно предназначение. А где остальные?
- Не знаю.
- Как это не знаешь?
- Сначала мы все были вместе. А затем их куда-то перевезли. Больше я их не видела.
- А тебя почему здесь оставили?
- Я кинулась на Экрама с кулаками. Он подложил меня под какого-то садиста, который чуть не убил. Не знаю, как осталась жива. После того как ударила Экрама, он меня сюда притащил и надругался вместе со своими дружками.
- А ты здесь давно?
- Я не знаю. Может, давно, а может, и нет. Мне кажется, что давно. Меня постоянно бьют. Не кормят, только дают воды, а иногда и вообще не заходят. Забывают, наверно.
В тот момент, когда Ленка принялась освобождать ноги девушки, несчастная застонала и скорчилась от боли.
- Что у тебя с ногами? - не на шутку перепугалась Ленка и сморщилась от ужасного запаха, который говорил, что пленницу ни разу не выводили в туалет.
- Не знаю. Сначала я их не чувствовала, а теперь, когда вы до них дотронулись, мне стало очень больно. Никакой мочи нет.
- Потерпи.
- Девочки, родные, вы сами-то откуда?
- Мы из Москвы, - не слишком уверенно ответила я. От невыносимой вони к горлу подступила тошнота.
- Послушайте, я вас очень прошу, мне уже не жить. Вы лучше убегайте побыстрее отсюда, пока с вами не сделали то же, что и со мной. Я вас умоляю, помогите мне, пожалуйста. Помогите…
- Мы и так тебе помогаем.
- Нет, не так.
- А как?
- Убейте меня, пожалуйста. Родненькие мои, убейте!
- Ты что такое несешь? Ты еще молодая. Тебе жить да жить. Тебе еще детей рожать и воспитывать…
- Никого мне уже не рожать и не воспитывать. Мне уже никто не поможет. Убейте меня, пожалуйста. Я вас умоляю. Меня зовут Ника. Вернее, это меня мама так всегда называла, а вообще мое полное имя Вероника. Вероника Темнова. Я из Воронежа. Мой адрес легко запомнить. Я в самом центре живу: улица Ленинского комсомола, дом пятнадцать, квартира семь. Там живут мои мама и папа. Я у них одна-единственная. Они меня очень любят и очень сильно переживают. Просто мы очень бедно живем, вот я и хотела им хоть как-то помочь. Денег привезти, чтобы они гордились, какую дочь вырастили. Вы когда до родины доберетесь, вы, пожалуйста, как будет свободное время, наведайтесь в Воронеж, обнимите моих родителей и скажите, что я их очень люблю. Они у меня очень хорошие. Мама в библиотеке работает, а папа на стоянке машины сторожит. Они дружно живут и по мне скучают. А рядом со мной на лестничной площадке, в восьмой квартире, мой парень живет, Гришка. Он очень хороший. Из армии недавно пришел, а я честно его дождалась. Каждый день ему письма писала. Он не хотел, чтобы я сюда ехала, но я его сама уговорила. Сказала, как только по контракту отработаю и вернусь, мы сразу поженимся. Гришка обещал сюда приехать, меня навестить. Девочки, скажите ему, что я его очень люблю, что мне никто, кроме него, не нужен, что те два года, когда он был в армии, я ни на одного парня даже не посмотрела. Он у меня один-единственный и неповторимый. Скажите ему, что я даже на том свете любить его буду. Потому что люди умирают, а настоящая любовь жива всегда.
- Господи, не говори ничего. Ты будешь жить.
Взяв девушку за руки и за ноги, мы поволокли ее вверх по ступенькам. Конечно же, в глубине души мы понимали, что, даже вытащив ее на улицу и напоив водой, вряд ли сможем ей чем-то помочь, потому что сейчас сами нуждались в помощи. Девушка стонала и постоянно повторяла одну и ту же фразу.
- Девочки, родненькие, ну прекратите вы меня мучить. Убейте меня, умоляю. Очень вас прошу…
- Ну что ж ты такое говоришь! - смахнула слезу Ленка. - Как же мы можем своих-то добивать? Мы же соотечественницы… Обязаны друг другу помогать.
Положив девушку у входа в дом, я устало посмотрела на Ленку и еле слышно произнесла:
- Лен, а куда мы с ней?
- Не знаю, - пожала плечами та. - Если мы возьмем ее в горы, то загнемся в горах вместе с ней. Нет гарантий, что мы сами выживем.
Я склонилась над девушкой:
- Ника, ты на свободе. Мы вытащили тебя из подвала. Уже начинает светать. Надо что-то делать. В любой момент сюда могут приехать друзья Экрама. Скажи, что ты сейчас хочешь?
- Я хочу, чтобы вы меня убили, - глухо ответила девушка.
- Ты пить хочешь?
- Очень.
- А может, чего-нибудь покрепче? Может, водки? Она очень хорошо идет как болеутоляющее.
- Я хочу, чтобы вы меня убили.
Я посмотрела на подругу.
- Ленка, принеси воды и водки. И собери, пожалуйста, нам что-нибудь поесть. Там, на кухне, стоит корзина. Главное, не умереть с голода.
Я попыталась приподнять голову девушки, но та громко застонала.
- Тебе больно?
- Да. Голова болит.
- Может, тебе там еще что-нибудь, кроме носа, сломали?
- Не знаю.
- Господи, на тебе есть хоть одно живое место?
- Не знаю, - словно в бреду повторила девушка.
Положив голову Ники себе на колени, я стала гладить ее по грязным, мокрым, слипшимся волосам и медленно заговорила:
- Ника, понимаешь, я совершенно не знаю, что делать. Если бы мы сейчас были в России, то я бы вызвала "скорую помощь" и тебя бы увезли в реанимацию. Но мы находимся в чужой стране, да еще нелегально, на правах проституток. А ты сама знаешь, что у проституток вообще нет никаких прав. Тебе нужна срочная медицинская помощь, и я не знаю, где ее взять. Идти ты тоже не можешь. Да и далеко мы тебя не унесем. Машины у нас тоже нет. Если бы у нас была машина и мы бы знали, где находится российское консульство, мы бы положили тебя прямо возле него. Российский консул бы выглянул в окно, спустился, услышал, что ты говоришь по-русски, понял, что ты русская, и обязательно бы оказал тебе помощь. Не сам, конечно, а отправил бы тебя в больницу. Но у нас нет ни адреса консульства, ни машины, чтобы тебя до него довезти. У нас вообще ничего нет. Я чувствую себя виноватой в том, что мы ничем не можем тебе помочь. Это страшно, когда рядом с тобой находится еще живой человек, который может умереть в любую минуту, а ты ничего не в силах для него сделать. Я ненавижу себя за свою беспомощность. Ненавижу. Мы не можем взять тебя с собой в горы и не можем оставить тебя здесь умирать, потому что в любой момент сюда могут вернуться турки. Они наверняка начнут издеваться над уже почти бездыханным телом. Ты так настрадалась, что мне даже страшно подумать о том, что у тебя могут быть новые страдания.
- Вы должны меня убить, - простонала девушка и закрыла глаза. - Пожалуйста….
Появилась Ленка, держа в руках бутылку турецкой водки и несколько бутербродов.
- А где корзина с провизией?
- Я не могу все за один раз унести.
Ленка была заметно напугана и даже не пыталась этого скрыть.
- Лен, ты что, покойников боишься? У тебя такое лицо…
- Посмотрела бы я, какое у тебя лицо было…
Ленка открыла бутылку и принялась пить прямо из горлышка. При этом она ужасно морщилась и было видно, что вливает в себя заморское зелье с отвращением, "через не могу".
- Эй, ты поосторожней…
- Светка, скажи, когда мы уходили, Экрам лицом вверх лежал?
- Да. Мы же у него по карманам шарили и нашли двести долларов. Мы ж его сами перевернули.
- Это я помню.
- А зачем ты тогда спрашиваешь, если ты все помнишь? - почувствовала неладное я.
- А руки у него как лежали?
- Как? Обыкновенно… - По моей спине пробежали мурашки. - А что?
- Он руки на груди скрестил.
- Как это "скрестил"? Он же мертвый, а это значит, двигаться не может.
- Я тебе говорю, он руки скрестил. Ну, так, как настоящий покойник. Как будто молится.
- Лен, ты чего несешь-то? Ты, наверное, водки перебрала?
- Водка тут ни при чем. Так он еще и пледом накрылся.
- Как накрылся? - Я похолодела.
- Зашла на кухню, а Экрам лежит, накрытый пледом. Я плед приподняла и увидела, что у него руки на груди скрещены, как у покойника.
- Лен, но ведь он мертвый!
- Я понимаю, что не живой…
- У тебя галлюцинации.
- Да нет у меня никаких галлюцинаций.
Увидев, что подруга опять глотнула турецкой сивухи, я попыталась выхватить у нее бутылку, но Ленка стала сопротивляться:
- Не трогай. У меня, может, единственная радость в жизни осталась. У меня матери не стало. Я имею полное право.
- О какой радости ты говоришь? Нам надо скоро отсюда ноги уносить, а твои ноги от этой дряни могут нас подвести. Ты бы лучше Нику напоила. Человек адские боли терпит.
- Сейчас напою. А ты пойди на Экрама полюбуйся. Может, у тебя тоже галлюцинации.
- Уж если у кого из нас и есть галлюцинации, так это у тебя. Пить меньше надо, а то дорвалась до водки и про собственную безопасность забыла. Как я побегу с тобой в горы, если ты под любым кустом заснуть можешь?
- А куда нам с тобой торопиться… У нас что, обратные билеты есть и мы на самолет опаздываем?
- Да иди ты…
Я аккуратно спустила с колен Никину голову и пошла в дом.
- Допилась. Экрам у нее ожил… Непонятно, что дальше будет, - недовольно бурчала я себе под нос.
Чувство страха охватило меня и завладело каждой клеточкой тела. Картина, которая предстала предо мной, едва не свалила меня с копыт. Экрам был накрыт ярким турецким пледом, из-под которого торчали только ноги в обшарпанных, видавших виды тапочках.
- Бог мой! - в сердцах прошептала я и слегка попятилась.