– Ага, – ответил он. – Сейчас. Только пирожков напеку в дорогу, чтоб ты не проголодалась. Сложу в корзинку и выпущу сразу.
– Это юмор у тебя такой, да? – Она презрительно скривилась, наморщила нос, как будто нечаянно в кучу дерьма наступила.
Этим самым дерьмом, надо понимать, и был он, Тихон Андреевич Вандышев, собственной персоной.
– Я ведь и ударить могу, между прочим, – напомнил он вполне серьезно.
Реакция на его последнюю фразу оказалась бурной и непредсказуемой:
– Можешь не напоминать! Знаю прекрасно, что ты можешь ударить! Сволочь! И как только таких, как ты, земля носит?!
– Сам удивляюсь, – меланхолично пробормотал в ответ Тихон, разглядывая свою пленницу с любопытством ботаника, обнаружившего редчайший экземпляр насекомого. Вот интересно, за что это она его так возненавидела? Ну ударил, понятное дело, в лужу толкнул, прическу испортил, одежду испачкал. Так ведь не просто же так ударил! За дело! За такое дело, между прочим, на его месте кто-нибудь другой и посильнее ударить мог бы, и не один раз! Избить до полусмерти, все ребра переломать, все зубы выбить! Она ведь ему спасибо должна сказать, что он добрый такой оказался, а не обзывать сволочью и не спрашивать, "как только таких земля носит".
"Как надо, так и носит, – подумал Тихон. – И очень даже хорошо носит, и не возмущается. В отличие от некоторых…"
– Подонок, – процедила она сквозь зубы.
Тихон устало вздохнул:
– Знаешь что, хватит. Я сейчас уйду и закрою дверь с той стороны. А ты тут обзывайся сколько тебе влезет. Хоть до утра. А утром я приду и мы снова поговорим.
– О чем? О чем мне с тобой говорить-то?!
– А вот ты и придумай тему для разговора, – снова разозлившись, предложил Тихон. – Времени у тебя навалом. Я никуда не тороплюсь, так что можешь думать хоть до завтрашнего вечера. Или до следующего года, это уж как тебе будет удобнее…
– Выпусти меня отсюда! Ты не имеешь права… не имеешь права меня здесь держать! Я в милицию позвоню! Я…
– Звони, – резко оборвал ее Тихон. – Если найдешь здесь телефон, можешь звонить куда только пожелаешь…
– Ну постойте!
Тихон, обозлившийся на нее за весь этот нелепый концерт, развернулся уже к двери и замер на пороге. Ну актриса! Теперь в ее голосе вместо ненависти звучали жалобные нотки. Чертенок за считанные доли секунды превратился в ангелочка…
– Чего тебе? – спросил он грубо, повернувшись вполоборота.
– Постойте! – Она робко шагнула ему навстречу, сделала еще один неуверенный шаг и остановилась посреди комнаты, видимо, решив для себя, что дальнейшее сокращение дистанции может оказаться небезопасным.
"И правильно решила, – злобно подумал Тихон. – К таким выродкам рода человеческого, как я, вообще нельзя подходить на расстояние ближе пяти метров".
– Я… я вас очень прошу. Пожалуйста, отпустите меня. Поймите, ведь вы же человек… Не животное!
Она сделала короткую паузу, оглядела его с ног до головы придирчиво, словно и в самом деле пытаясь найти в нем человеческие признаки. Нашла, наверное, потому что снова попросила жалобно:
– Отпустите! Мне очень нужно! Мне именно сегодня очень, очень нужно…
– Именно сегодня? – Тихон скривил губы в усмешке. – Ну надо же, какое совпадение – именно сегодня!
– Я… я правду говорю!
– Не сомневаюсь.
– Но что вам от меня нужно? Ребенок у вас… Вы ведь из-за ребенка! Я-то вам зачем?!
При одном только упоминании о ребенке Тихон озверел окончательно.
– Знаешь что, дорогая? Ты прекрати мне здесь концерты устраивать! И ты только посмей еще раз… еще раз при мне произнести слово "ребенок"! Ты только попробуй! Я тебя… я тебя, честное слово, убью!
Она закусила нижнюю губу, захлопала глазами и устало опустилась на раскладушку – ту самую, на которой спал Тихон почти полтора месяца, проклиная бывшую свою жену Наталью, а вместе с ней весь мир. Раскладушка легонько скрипнула, принимая тяжесть.
– Вы маньяк, да? – грустно спросила она, поднимая глаза.
– Да, – так же грустно ответил Тихон. – К сожалению, таким меня создала природа.
– Лечиться не пробовали?
– Пробовал. Не помогает.
– Что вы собираетесь со мной делать?
– Я еще не решил. Но могу обещать, что поиздеваюсь над вами от всей души. Мало не покажется, не переживайте.
– Я не переживаю. То есть я не по этому поводу переживаю…
Как-то незаметно они вдруг перешли на вы.
"С чего бы это?" – лениво подумал Тихон.
– Может быть, вы хотя бы разрешите мне… зайти в ванную?
– Извольте, – секунду подумав, разрешил он. – Если вам будет угодно.
– Вы издеваетесь надо мной, да? – серьезно спросила она.
– Да, – ответил Тихон так же серьезно, – издеваюсь. Я же маньяк, забыли уже?
– Нет, – вздохнула она, – не забыла.
– Вы можете пойти в ванную и даже в туалет, если вам очень хочется. Но предупреждаю – не вздумайте попытаться удрать. У вас все равно ничего не получится, так что лучше меня не нервировать.
– Хорошо, – ответила она голосом послушницы из монастыря. – И все-таки, может быть, вы мне скажете, с какой целью меня здесь держите и до каких пор собираетесь…
Из спальни послышался тихий плач. Тихон сорвался с места и умчался к Юльке, не сказав ни слова в ответ.
– Идиотка! Ты вообще понимаешь… Ты хотя бы понимаешь, что ты наделала?! Что ты натворила, тупая курица?!
Светлана сидела на краешке табуретки, втянув голову в узкие плечи.
– Я…
Он не слышал.
Не пытался даже услышать ее.
Сергей…
Нет, это был уже не Сергей. Это был уже другой, совершенно другой человек – с диким взглядом, перекошенным от злобы лицом. Этот другой человек ходил по квартире широкими размашистыми шагами, курил сигарету за сигаретой и не замечал ничего вокруг.
Этот человек только что ударил ее по лицу.
Звук пощечины до сих пор витал в воздухе. Светлане казалось – она видит искры и слышит треск разрывающейся кожи. Ей было больно… Больно и обидно. Ведь она была не виновата в том, что все случилось именно так…
– Я не виновата, – в сотый раз повторила она. – Пойми, я не знаю, что случилось. Куда она делась, куда делся ребенок…
– А кто?! – снова закричал на нее Сергей, близко склонив искаженное яростью лицо. – Кто же, по-твоему, виноват?! Да ты хоть понимаешь, что это значит?! Миллион долларов! Миллион! Он мог бы быть нашим! Слышишь, нашим! А ты все испортила! Ты…
Светлана почувствовала вдруг, как горячая тонкая струйка потекла по щеке, побежала вниз быстро-быстро, а за ней еще одна и еще…
Она сумела сдержать слезы в тот момент, когда он ударил ее. Когда выплеснул на нее множество обидных и горьких слов. Когда увидела ненависть, полыхающую в его глазах.
И вот теперь, услышав одно-единственное слово, она разрыдалась…
"Нашим". Он сказал – "нашим".
И это значило…
Это значило, что до сих пор, несмотря ни на что, он не отделяет себя от нее.
Он считает их двоих единым целым…
По-прежнему единым целым!
Господи, да только ради этого стоило проглотить обиду! Стерпеть… Стерпеть все, что угодно, и жить дальше, оставаясь рядом… рядом с ним, с любимым…
– Сережа… – пролепетала она, слизывая с губ соленые слезы. – Сережа…
И не сразу поняла, почему вдруг лицо снова обожгло кипятком. Почему голова резко дернулась назад, откуда этот тупой звук удара и резкая боль в затылке…
– Перестань, – тихо прошептала она. – Прошу тебя, перестань меня бить. Ты ведь…
Перед глазами шли темно-фиолетовые круги, голова кружилась. Светлана закрыла лицо руками, больно, в кровь, прикусила губу. На смену эмоциям пришло тупое и холодное равнодушие. Она закрыла глаза, откинулась назад, ощутив затылком прохладную поверхность кафеля. И стала вспоминать…
Они познакомились два года назад на вечеринке у общих знакомых.
Светлана в тот вечер была не в лучшем расположении духа – на работе поругалась с начальством, к тому же по дороге в толкучке метро кто-то порезал ей сумку и вытащил оттуда новенький дорогой мобильный телефон. Она сидела за столом и целенаправленно напивалась – опрокидывала коньяк рюмку за рюмкой, почти не принимая участия в разговорах за столом.
Сергея она сразу и не приметила…
Приступ дурноты накатил как-то внезапно – еще секунду назад казалось, что все в порядке, и вдруг потолок и стены замелькали перед глазами, желудок скрутило… Стало так плохо, что захотелось умереть. Лучше умереть, чем терпеть все это…
На ватных ногах она еле-еле добрела до ванной, открыла кран с холодной водой и…
Что было дальше – Светлана помнила плохо. Чьи-то теплые и заботливые руки умывали ее лицо, плескали прохладной водой на шею и обнаженную грудь, настойчиво приставляли к губам стакан с какой-то прозрачной, сладковатой на вкус жидкостью. А потом было утро.
Она проснулась… и обнаружила себя в чьей-то чужой постели, совершенно обнаженной. Рядом лежал мужчина… Лицо было знакомым, но лишь отдаленно. Темные, слегка взъерошенные волнистые волосы, глубоко посаженные серые глаза и густые брови, почти сросшиеся над переносицей.
– Кто вы? – в испуге спросила Светлана.
Вчерашний вечер отпечатался в памяти какими-то мутными обрывками без всякой хронологической последовательности. О ночи же Светлана не помнила вообще ничего.
Мужчина в ответ засмеялся, погладил ее по голове и… поцеловал в губы.
Этот поцелуй решил все. Он перевернул все в ее жизни, он дал этой жизни новый заголовок и новый, единственный смысл.
Сергей…