Рассвет наступил незаметно. Оказывается, я все-таки уснула. Меня разбудило кудахтанье кур и женские голоса во дворе. Я накинула платок и выглянула: во дворе толпились почти одинаково одетые женщины разного возраста, они громко и экспрессивно обсуждали обязанности по хозяйству. Наверное, это жительницы деревни пришли помогать готовиться к свадьбе. Они увидели меня и замолчали.
Фатима взяла меня за руку и вытащила на середину двора.
- Это Лейла.
Женщины тихонько загалдели, рассматривая меня с нескрываемым любопытством.
- Идем, я дам тебе завтрак. - Фатима усадила меня и поставила кружку с молоком и лепешку. - Финики будешь?
- Нет, спасибо. Я хотела тебя попросить…
- О чем? - настороженно спросила женщина.
- Выпусти, пожалуйста, Киру и дай ей какую-нибудь одежду.
Фатима стояла в нерешительности.
- Но Махмуд вчера обещал. Правда.
- Ладно, идем, - Фатима направилась к хлеву и открыла дверь.
- Кира, выходи! - позвала я, входя в темное душное помещение, пропитанное запахами животных.
Кира спала на соломе. Она подняла голову, в ее волосах запутались травинки.
- Как ты могла меня здесь бросить? Я боялась всю ночь, что козлы забодают меня… Глаз не сомкнула, - сонным недовольным голосом пробормотала она.
- Вставай, выходи скорее, пока женщина не передумала, - поторопила я Киру.
Кира, пошатываясь, побрела к свету.
Фатима дала ей выцветшую, но чистую одежду.
- Я должна это надеть? - недовольно спросила Кира.
- Да не спорь, ты не можешь здесь разгуливать в таком виде.
- А что здесь происходит? - Кира имела в виду оживление, царившее в доме.
- Свадьба, - коротко ответила я.
- Чья? - не поняла Кира.
- Моя! - зарычала я.
- Ну, у тебя и шуточки, - недоверчиво засмеялась Кира. Но что-то в моем голосе ее напугало.
- Какие здесь шуточки… Он вбил себе в голову, что хочет взять меня второй женой, и решил не тянуть со свадьбой. Он же правоверный мусульманин, не может просто так привести меня к себе в дом, - злобно высказалась я.
- Ужас! - сказала Кира, делая круглые глаза. - А ты?
- А что я? Что я могу сделать? - заплакала я. Только теперь я осознала, что мне предстоит, и отчаяние и безнадежность овладели мной. - До ближайшего города два дня пути на верблюдах. И не убежишь… Он просто пристрелит нас.
- Не плачь, мы обязательно что-нибудь придумаем. И ребята где-то рядом, я чувствую, - Кира демонстрировала удивительное присутствие духа. Что ж, по сравнению с моими неприятностями ночевка в козлятнике казалась забавным приключением.
- Что она умеет делать? - спросила меня Фатима, указывая на Киру.
- Боюсь, что ничего, - честно призналась я.
- Ладно, - Фатима поманила Киру за собой и посадила перед ручным жерновом, - давай, работай.
- Что с этим делать? - Кира подняла на меня свои прекрасные глаза.
- Крути, и крупа будет перемалываться в муку.
Кира попыталась. Жернова были тяжелые, и Кира натужно вздыхала, а через час у нее на ладонях появились кровавые мозоли. Она оттопырила нижнюю губу, как ребенок, готовый заплакать, и с несчастным видом продемонстрировала мне свои несчастные маленькие ручки.
- О Аллах, и это работница! - посетовала Фатима и смазала Кирины ладошки какой-то резко пахнущей мазью. - Раз уж ничего делать не можешь, иди хотя бы покорми детей.
Все женщины были заняты приготовлением огромного количества разнообразных сладостей на основе фиников, меда и орехов. Четверо чумазых ребятишек от двух до восьми лет носились по двору, путаясь у всех под ногами.
- Она хочет, чтобы ты занялась детьми, - перевела я Кире.
- Кошмар! - ужаснулась Кира. - А что мне с ними делать?
- Там на кухне молоко, лепешки и финики. Накорми их.
- Попробую. Только сначала надо отмыть их. Нельзя же садиться за стол такими грязными! - деловито сказала Кира и пошла ловить ребятишек.
Это дело оказалось сложным и неблагодарным. Как только она ловила одного, разбегались остальные, при попытке их поймать не оставалось никого.
- Возьми малышей и идите завтракать, - обратилась я к старшей девочке.
К моему удивлению, она послушалась, строго выговорила младшим, и они чинно отправились на кухню. Я видела, что Кире пришлось выдержать еще одну маленькую войну, когда она, намочив грубую домотканую тряпку, попыталась оттереть от грязи их ручонки и мордочки. Дети сопротивлялись, но в конце концов сдались, морщась и повизгивая. Хотя, с моей точки зрения, детишки от этого чище не стали. Окончательно они вывели Киру из терпения, когда принялись швыряться финиками. Кира разразилась пламенной речью о том, что скудные пески Сахары посылают им свои дары не для того, чтобы швырять ими в братишек, что эти дары надо ценить и благодарить бога за то, что они не умирают от голода.
Детишки ничего не поняли, но экспрессия Кириной речи впечатлила их, и они безропотно выпили по кружке козьего молока.
Зашла Фатима, оторвавшаяся от предсвадебных хлопот, и удовлетворенно покивала головой.
- Пойдем, нужно подготовить тебя к церемонии, - позвала она меня за собой.
Мы вошли в большую и довольно светлую для этого дома комнату. Там уже находились пять пожилых женщин.
Видя, что я в нерешительности остановилась, они зашумели:
- Проходи, проходи. - Они усадили меня на ковер в центре комнаты.
На большом подносе стоял кувшин с водой, флакончики с ароматическими маслами, мисочка с хной, лежали деревянные палочки и губка, настоящая средиземноморская губка, неизвестно как оказавшаяся здесь, в центре пустыни.
- Раздевайся, хабиби, - сладенько сказали женщины. - Приготовим тебя для мужа, чтобы ты стала нежной, мягкой, благоуханной, как цветок.
Ловкими движениями они стащили с меня платье.
- Хорошее, красивое тело, - комментировали они. - Жаль, худовата. Но ничего, нагуляет, Махмуд - хороший хозяин.
Они обсуждали меня, как животное. Какое-то безразличие лишило меня воли, и я покорно подчинялась мозолистым, но легким рукам, которые щупали, гладили меня. Их голоса раздавались как будто издалека, я почти не понимала смысл их разговоров.
Женщины приготовили горячие тягучие лепешки из расплавленного сахара и с их помощью удалили все волосы на моем теле. Было очень больно, кожа горела, как будто меня искупали в кипятке. Но ненадолго, губка, смоченная в настое из каких-то трав с легким запахом мяты и лимона, охладила меня. Чьи-то умелые руки принялись втирать масло, если я не ошиблась - белую амбру. Одуряющий тяжелый аромат поплыл по комнате, и мне кажется, я даже забылась. В памяти всплыл сон у водопада. Все сбылось: тело облагораживают благовониями, входит огромный черный мужчина…
Спутанные волосы больно раздирал гребень с длинными костяными зубьями. По виду ему было лет сто. Женские пальцы втирали масло в волосы, пока они не стали мягкими и гладкими. Моими руками и ногами занимались остальные, рисуя деревянными палочками, смоченными в хне, замысловатый свадебный узор. Так прошло часа четыре.
После очень короткой церемонии, которую провел местный мулла - сморщенный старичок с дребезжащим голосом, - мы вернулись домой. По всему двору были расстелены ковры и расставлены низкие столы. На вертеле жарили козленка, отчего мой рот наполнился слюной. Я вспомнила, что ничего не ела сегодня, не считая выпитой кружки молока. Мужчины расселись отдельно, а женщины отдельно. Кира испуганно смотрела на меня, покрытую татуировками, и прижимала к себе кого-то из детей. Видимо, она уже свыклась с ролью няньки.
Столы ломились от обильной, но простой еды, которую подавали пожилые тетушки. Похоже, на праздник к Махмуду пожаловала вся деревня. Тут же возились ребятишки, не докучая взрослым. От шума, гама, нервного напряжения у меня кружилась голова. Махмуд выглядел довольным и вполголоса переговаривался с мужчинами, иногда прерывая разговор взрывами хохота. Женщины разглядывали меня и шушукались. Черная в Москве, здесь, среди темных лиц, я казалась Белоснежкой. Фатима часто куда-то выходила. Вид у нее был невеселый.
Затем мужчины принесли барабаны. Завораживающий магрибский ритм лишал меня желания двигаться, думать, я сидела, безвольно сложив руки на коленях и покачиваясь в такт ударам. Женщины пели свадебные песни, перемежая их резкими и пронзительными гортанными выкриками. Иногда мне казалось, что я нахожусь на фольклорном вечере, через час за нами приедет автобус и отвезет в комфортабельный отель с кондиционером и ванной, в цивилизацию и безопасность…
Незаметно все разошлись, тетушки убрали столы и скатали ковры. Дети, привязавшиеся за день к Кире, потребовали укладывать их спать. Я слышала, что она даже спела им первый куплет колыбельной "Спят усталые игрушки". Для меня же самое страшное было впереди.
Мы остались вдвоем посреди внутреннего дворика, где только что шумел праздник. Я заметила, что широкая кровать застелена, и удивилась:
- Разве мы будем спать здесь?
- Да, - коротко ответил Махмуд. В темноте сверкали только белки его глаз.
Я присела на краешек кровати, чувствуя себя глупо, как в нелепом сне.
- Что же ты, раздевайся, - приказал Махмуд. - Ты теперь моя жена.
Он стянул с головы белую плоскую шапочку, как бы подавая мне пример. Я развязала огромный праздничный платок, внезапно почувствовав себя голой под взглядом блестящих черных глаз.