Больше он не глядел вверх. Его руки, одна за другой, отпустили край колодца и затем по очереди обхватывали костыли. Один из них зашатался, покачнулся и вылез из своего многовекового гнезда. Он остался в руке, и Аллейн его выпустил. Казалось, он бесконечно долго летит до воды. Теперь Аллейн держался на одной руке и ногах, подстрахованный веревкой. Он продолжил нисхождение. Лицо его почти касалось образованного стенами угла, и надо было двигаться очень осторожно, чтобы не разбить шахтерскую лампу. Она отбрасывала круг света, делавший ясным и четким изъязвленную поверхность камня. Оттенки цвета, неровности и полоски лишайника уходили вверх по мере того, как он сам с предосторожностями опускался.
Место над колодцем казалось уже отдаленным, а голоса доминиканцев бесплотными. Его мир теперь был наполнен шумом бегущей воды. Он бы чувствовал ее запах, подумал он, если бы не другой запах, усиливающийся и смертоносный. Как глубоко он спустился? Почему он не спросил брата Доминика, сколько футов в колодце? Тридцать? Больше? Не будут ли железные костыли совсем изъедены ржавчиной в более влажном воздухе?
Костыль под левой ногой сорвался. Он прокричал предупреждение, и голос его отразился эхом и смешался с ответом брата Доминика. Правая нога соскользнула вниз. Он удержался на руках и на веревке.
- Спускайте! - крикнул он, выпустил костыли, повис и стал небольшими рывками двигаться вниз, отталкиваясь ладонями от обеих стен. Все вокруг него заполнял шум потока.
Неожиданностью был внезапный холод в ступнях. Их повело в сторону. В тот же миг он увидел и схватил руками два костыля на уровне плеч.
- Держите так! Держите так! Я на месте.
Он опустился еще на дюйм прежде, чем веревка вновь приподняла его. Он отбивался ногами от утягивавшего их потока. Пятки ударились обо что-то твердое и основательное. Он поводил ногами, поднял их из воды и через миг с удивлением убедился, что стоит на врезающихся в стопы перекладинах.
Решетка.
Обломки решетки, как сказали монахи.
Поверхность потока, вероятно, была почти вровень с основанием колодца и примерно на дюйм ниже выходившей из стены решетки. Не покидая угла, Аллейн ухитрился повернуться к нему спиной. Его лампа теперь освещала две противоположные стены. Он прислонился к углу, собрался с силами и крикнул:
- Отпустите немного.
- Отпустили, - ответил бесплотный голос.
Он подался вперед, насколько позволяла веревка, прокричал "Держите!" и нагнул голову так, что лампа теперь осветила быстро текущую черную воду, остатки решетки, на которой он стоял, и его насквозь промокшие ноги, упирающиеся в обломки редких каменных перекладин.
А между его ногами - третья нога, застрявшая в разрушенной решетке, нога в черном кожаном башмаке.
2
Обратный путь на поверхность показался ему настоящим кошмаром. Суперинтенданты уголовного розыска, хотя они и много выше среднего по физическому развитию и обладают всесторонней и тщательной подготовкой, не имеют обыкновения полукарабкаться-полуболтаться на веревке в колодце. Ладони Аллейна горели, руки и ноги поразбивались о камень стен, а однажды он получил такой удар по затылку, что его немедленно замутило и из глаз посыпались искры. Иногда он цеплялся за уцелевшие железные костыли. Иногда он шел по стене, пока монахи тянули веревку. "В детективных фильмах такие вещи проделывают красивее", - думал он.
Когда он наконец добрался до верха, все трое, тяжело дыша, уселись на пол - страннее группы людей не придумаешь, пришло ему в голову.
- Вы были великолепны, - сказал он. - Большое спасибо.
- А, пустяки, - выдохнул отец Денис. - Мы что, не привыкли к таким делам при раскопках? Это вы достойны похвалы.
Их объединяло то чувство братства и удовлетворения, которое возникает в результате тяжелых физических усилий.
- Что ж, - сказал Аллейн. - Боюсь, отец, вам все же придется звонить в квестуру. Разыскиваемый человек там, внизу, и он мертв.
- Этот Мейлер? - перекрестившись, спросил отец Денис. - Господи, помилуй его душу.
- Аминь, - откликнулся отец Доминик.
- А как это могло получиться, мистер Аллейн?
- Насколько могу себе представить, он, вероятно, упал головой вниз и прямо в поток, не задев сломанную решетку, которая, кстати, отходит от стены всего на несколько дюймов. Течение загнало его под решетку, но одна нога застряла в торчащих обломках. И вот он там под водой.
- Почему вы уверены, что это он?
- Узнал по ботинку и брючине и еще по тому… - Аллейн заколебался.
- Скажите нам.
- Можно было видеть его лицо.
- Какой ужас! Значит, он утонул?
- Это, несомненно, выяснится в свое время, - ответил Аллейн.
- Вы хотите сказать… значит, вы нам хотите сказать… двойное убийство?
- В зависимости от того, что вы имеете в виду, отец.
- Я хочу сказать, что кто-то взял грех на душу, убив Себастиана Мейлера и Виолетту - обоих?
- Или не убил ли Мейлер Виолетту и был сам убит?
- Так и так - какой ужас! - повторил отец Денис. - Господи, помилуй нас всех. Страшное, страшное дело.
- И я полагаю, что мы сейчас же обязаны позвонить вице-квестору.
- Бергарми? Да, да, да. Идемте.
На обратном пути, теперь хорошо знакомом, они прошли мимо колодца на среднем уровне. Аллейн остановился и осмотрел перила. Как и в базилике, они были сделаны из более гладкого дерева, чем в античном доме. Четыре основательных доски, хорошо полированных, на расстоянии дюймов десяти друг от друга.
- Когда-нибудь в прошлом у вас случались неприятности? Несчастные случаи? - спросил Аллейн.
Они сказали, что никогда. Детей здесь никуда не пускают без сопровождения взрослых, и вообще люди выполняют требование не влезать на перила.
- Одну минуточку, отец. - Аллейн подошел к колодцу. - Кто-то не выполнил вашего требования, - проговорил он и указал на две узорчатые полосы поперек нижней доски. - Кто-то, кто мажет коричневым кремом подошвы своих ботинок. Будьте добры, отец, подождите минуточку.
Страдая от боли в мышцах, он присел у ограждения и включил фонарик. Следы коричневого крема были размазаны в обе стороны, словно кто-то пытался стереть их ластиком.
- С вашего позволения, мне пришла в голову фантазия сфотографировать это. - И он достал свой особенный фотоаппаратик.
- И вы будете это рассматривать сейчас? - воскликнул отец Денис.
- Скорее всего, это гроша ломаного не стоит. Пойдемте?
Вернувшись в прихожую, он позвонил в квестуру и попросил Бергарми. Действовать надо было осмотрительно. Как он и ожидал, вице-квестор тут же заявил, что доминиканцы должны были доложить о заключении ему. Аллейн распространился насчет того, что отцу Денису не хотелось тревожить полицию по поводу того, что могло оказаться всего-навсего парочкой дохлых крыс. Бергарми ответил на это язвительным "Topi, topi", которое он произнес как непристойный сленговый эквивалент слова "крысы". Аллейн подумал, что это, пожалуй, несправедливо, но продолжил свое сообщение:
- Вам будет нелегко извлечь оттуда труп, - сказал он, - но, конечно же, у вас для этого все средства и возможности.
- Суперинтендант Аллейн, вы доложили о происшедшем квестору Вальдарно?
- Нет. Я подумал, что лучше сразу же доложить вам.
Это было воспринято куда благосклоннее.
- В данном случае вы действовали надлежащим образом, - согласился Бергарми. - Мы немедленно примем меры. Меняется самый характер дела. Я сам проинформирую квестора. А пока я бы хотел поговорить с падре.
Пока отец Денис оживленно разговаривал с Бергарми, Аллейн ополоснул руки и обнаружил, что они разбиты куда больше, чем он предполагал. Он надел свой костюм и попытался оценить положение.
Действительно, характер дела изменился. Он уныло размышлял, каково положение английского следователя в Риме, когда британский подданный с уголовными наклонностями, по всей вероятности, убит, возможно, другим англичанином, не исключено, что голландцем, не вполне невозможно, что итальянцем или итальянкой, убит в здании, находящемся под присмотром ирландских доминиканцев.
"Тут требуется сплошная импровизация, - размышлял он, - и как хорошо бы от всего этого отвертеться".
На затылке у него была здоровенная шишка, все тело в синяках и болело, ноги чуть не подкашивались - он на себя рассердился. "Вот бы сейчас черного кофе", - подумал он.
Вернувшийся отец Денис увидел руки Аллейна и тотчас же достал аптечку и настоял, чтобы ободранные места были перебинтованы.
- Вам бы сейчас капельку чего-нибудь, - сказал он, - а нам нечем вас угостить. Через дорогу есть кафе. Идите туда и хлебните малость. Полиция приедет не сразу, ведь этот парень Бергарми не пошевелится, пока все не сообщит квестору. Как вы себя чувствуете?
- Прекрасно. Вы подали мне отличную идею.
- Вот и ступайте.
Кафе было совсем поблизости, скромное, с небольшим числом будничных завсегдатаев, которые поглядели на него с любопытством. Он выпил кофе и коньяка и заставил себя съесть пару больших булочек, которые оказались великолепными.