Джордж проводил время то на мельнице, то в "Баране". Бабушка приняла их ворча, но на самом деле с радостью. Мег была восстановлена в своих правах, и Джордж ночевал теперь в "Баране". Он весь сиял, был весел. Дело в том, что его новая жизнь была ему невероятно интересна и очень нравилась. Он часто рассказывал мне про Мег, какая она наивненькая, как она удивляется ему и как она довольна им. Он получил место, собственный дом и красивую жену, которая обожает его. Кроме того, пивная при гостинице была полна всего неизведанного, нового, притягательного. И часа не было, чтобы ему пришлось скучать. Если нужна компания, он шел в прокуренную пивную, если требовались покой и тишина, он мог посидеть с Мег, такой нежной и теплой, такой восхищавшейся им. Он всегда смеялся над ее странными, но привлекательными воззрениями, чудаковатой речью, неотесанностью. Она разговаривала с ним ласково, сидела у него на колене и крутила ему усы. Он был, по его словам, очень счастлив. В действительности он не мог даже в это поверить. Мег была, ах! Она была воплощением радости и удовольствия. И он хохотал громко и раскатисто. Легкая тень могла при этом омрачать его взгляд, но он начинал смеяться снова и пересказывал мне еще одно забавное суждение своей жены. Она недостаточно образованна, и это очень забавно, утверждал он. Я смотрел на него. И вспомнил его грубые манеры, которые так сердили Эмили. Теперь в нем появилось этакое ограниченное, тупое самодовольство. Мне не нравилось также его отношение к жене.
В день молотьбы, в тот последний год, когда я работал на ферме, я заметил в нем новые наклонности. Сакстоны всегда поддерживали определенные традиции, которыми гордились. В прошлые годы в день молотьбы вся семья перебиралась в гостиную, а нанятая по этому случаю женщина прислуживала мужчинам, которые работали с техникой. На этот раз Джордж предложил:
- Давай пообедаем с мужиками на кухне, Сирил. Это настоящая банда. Странные личности. Интересно посидеть с ними. Они знают жизнь, многое повидали. Я люблю послушать их рассказы. В них много поучительного.
Фермер сидел во главе стола. Семеро мужчин вошли тихо, как овечки, и заняли свои места. Поначалу они много не разговаривали. Народ собрался очень разный: одни низкорослые, молоденькие, зыркавшие по сторонам украдкой; другие уже в возрасте, некрасивые, с сиплыми голосами и дряблыми веками. Был там один мужчина, которого прозвали Попугаем потому, что у него нос крючком, и еще потому, что он выдвигал голову вперед, когда говорил. Очень крупный мужчина, но уже седой и сутулый. Лицо у него бледное и мясистое, и казалось, что он плохо видит.
Джордж вел себя покровительственно с работниками, и те не возражали. Подшучивал над ними, демонстративно велел подать им больше пива. Предложил отказаться от тарелок, крикнув женщине, чтобы она принесла побольше хлеба. В общем, играл роль доброго трактирщика на празднике для нищих. Попугай ел очень медленно.
- Давай-давай, папаша, - подбадривал Джордж, - ты что-то не поспеваешь. Небось, зубьев не хватает?
- Да, растерял я их на моем жизненном пути. Могу теперь жевать только деснами, как младенец.
- Второе детство, да? Ну, что ж, мы все к этому придем, - похохатывал Джордж.
Старик поднял голову, посмотрел на него и неспешно произнес:
- Если не загнешься раньше и не получишь сполна за все.
Джордж засмеялся, нисколько не задетый. Очевидно, он привык к едким замечаниям в своей пивной.
- Полагаю, ты сам скоро тоже получишь все, - сказал он.
Старик поднял голову, его глаза оживились. Он медленно прожевал, потом сказал:
- Я был женат и заплатил за это. Я сломал констеблю челюсть и заплатит за это. Я дезертировал из армии и заплатил за это. Плюс к этому я получил пулю в щеку в Индии, между прочим, в твоем возрасте.
- О! - сказал Джордж с интересом, - ты повидал жизнь, верно?
Они вынудили старика рассказать им несколько жестоких историй. Тот говорил в своей медленной лаконичной манере. Они смеялись и подшучивали над ним.
Казалось, Джордж испытывал жажду к жестоким сказкам, к этому грубому, крепкому напитку жизни. Он пил его взахлеб, наслаждаясь новыми впечатлениями. Обед кончился. Пора было снова приступать к работе.
- Сколько лет тебе, папаша? - спросил Джордж.
Попугай снова посмотрел на него тяжелым, усталым, ироническим взглядом и ответил:
- Если ты станешь лучше от этого, то знай, что уже шестьдесят четыре.
- Трудновато тебе, наверно, работать с молотилкой и спать на открытом воздухе в таком возрасте. Небось хочется пожить в довольстве, в комфорте…
- Что ты понимаешь под словом "трудновато"? - медленно спросил Попугай.
- Думаю, ты и сам знаешь, что я имею в виду, - спокойно ответил Джордж.
- Это ты не знаешь, что я понимаю под этим, - ответил медленно старый Попугай.
- Ну ведь ты же ничего хорошего не получил от жизни, верно?
- Что ты понимаешь под словом "хорошего"? У меня была моя жизнь, и я доволен ею. Я сыт ею и умру удовлетворенный.
- О, ты поднакопил деньжонок?
- Нет, - сказал старик, - наоборот, я потратил все, что у меня было. Зато я получил все, чего добивался. Мне жаль ангелов, перед которыми Господь поставит меня в качестве книги для чтения. С этого момента Небеса больше не будут небесами.
- А ты философ, - засмеялся Джордж.
- А ты, - ответил старик, - ковыляешь по заднему дворику и считаешь себя мудрым. Но вся твоя мудрость уйдет вместе с твоими зубами. Ты научишься ничего не высказывать.
Старик вышел и приступил к работе, таская мешки с зерном от молотилки в хранилище.
- Много есть в старом Попугае такого, - сказал Джордж, - чего он никогда не расскажет.
Я засмеялся.
- Он заставляет тебя почувствовать, будто ты открываешь в жизни что-то новое, - продолжал он, задумчиво глядя на молотилку.
* * *
Когда закончилась уборка, отец начал освобождать ферму. Часть скота отвели на ферму при гостинице "Баран". Джордж хотел продолжить молочный бизнес своего отца. Хотел использовать землю, прилегавшую к гостинице, как пастбище, чтобы обеспечить корм своим девяти-десяти коровам. До весны, однако, мистер Сакстон продолжал собственное молочное дело и подготавливал пашню для будущих владельцев. Джордж же с тремя коровами снабжал молоком окрестности гостиницы, готовил землю к лету и помогал в пивной.
Эмили первой окончательно покинула ферму и мельницу. Она пошла работать в школу в Ноттингеме, вскоре после этого Молли, ее младшая сестра, переехала жить к ней. В октябре я отправился в Лондон. Летти и Лесли поселились в своем доме в Брентвуде, в Йоркшире. Мы все остро переживали наше изгнание из Неттермера. Однако связи между нами не были еще окончательно разорваны. На Рождество мы все возвращались и спешили приветствовать друг друга. В каждом произошли небольшие перемены. Летти стала ярче, более властной и очень веселой; Эмили - тихой, сдержанной и выглядела более счастливой; Лесли стал весельчаком, забавником и в то же время более покорным и искренним; Джордж казался здоровым и счастливым и был очень доволен собой; моя мама своей радостью по случаю нашего приезда вызвала у нас слезы.
В один из вечеров мы обедали в Хайклоузе с Темпестами. Было скучно, как обычно, и мы ушли еще до десяти. Летти переобулась и накинула великолепный зеленовато-синий шарфик. Мы брели по замерзшей дороге. Лед на Неттермере загадочно блестел в лунном свете и странно потрескивал. Луна стояла очень высоко, маленькая и яркая, как сосуд, полный чистого, белого, жидкого серебра. Ни звука в ночи, лишь потрескивание льда да чистый смех Летти.
По дороге, ведущей в лес, мы увидели, как кто-то шел нам навстречу. Прошлогодняя трава была серой. Колючие деревья опустили свои черные бороды. Сосны стояли прямо, словно чернокожие солдаты. Темный силуэт прохожего приближался, у ног бежала его тень. По шапке и поднятому воротнику я узнал Джорджа. Летти с мужем шла впереди меня. Когда Джордж поравнялся с ними, она сказала чистым громким голосом:
- С Новым годом!
Он остановился, повернулся к ним и рассмеялся.
- Думал, вы меня не признаете, - сказал он.
- Так это ты, Джордж? - воскликнула Летти с большим удивлением. - Вот так штука! Ну как твои дела? - И она протянула ему свою белую руку.
Он пожал ее и ответил:
- Хорошо… а как твои? - Как бы ни были бессмысленны эти слова, его голос звучал очень дружелюбно.
- Как видишь, - ответила она и засмеялась. - Куда направляешься?
- Домой, - ответил он тоном, который подразумевал: "Разве ты забыла, что я тоже женат?"
- Да, конечно, - воскликнула Летти. - Ты же теперь трактирщик в "Баране". Ты должен рассказать мне об этом. Можно я приглашу его домой к нам на часок, мама?.. Сейчас, правда, канун Нового года, как ты понимаешь…
- Ты уже пригласила его, - засмеялась мама.
- Может ли миссис Сакстон обходиться без тебя долго? - спросила Летти у Джорджа.
- Мег? О, она не приказывает мне, когда приходить и когда уходить.
- Да? - засмеялась Летти. - Она поступает недальновидно. "Учи мужа, каким путем ходить, и после жизни…" Никогда не могла запомнить цитату от начала до конца. Всегда помнила только начало… Лесли, у меня шнурок на ботинке развязался, или мне подождать, когда мы подойдем к забору и я смогу завязать его сама?