- О, бедняга… он был ранен… и сидел, ждал смерти… в то время как другой чувствовал себя победителем. Тебе не кажется, что жизнь очень жестока, Джордж… а любовь - самая жестокая шутка?
Он горько засмеялся, ощутив боль от ее грудного, грустного голоса.
- Давай похороним птичку, погибшую во имя любви. Сделаем миленькую могилку.
Она выкопала ямку в черной земле и, набрав горсть колокольчиков, бросила их на мертвую птицу. Потом она забросала ямку землей и утрамбовала своими белыми руками темный глиняный холмик.
- Вот, - сказала она, потирая руками, чтобы стряхнуть землю, - мы сделали для него все, что могли. Пошли.
Он пошел следом за ней, не говоря ни слова, переполненный чувствами.
На поляне безмятежно колыхался папоротник-щитовник. Стайками росли колокольчики. На свободных местах цвели незабудки, дикие фиалки, первоцветы. Сладко пахло травой. На влажном берегу собрались золотые камнеломки, влажно блестевшие и слегка приглаженные своим пастырем - улиткой.
Джордж и Летти, шли, наступая на щавель, ломая шелковый мох. Какое им дело до того, что они ломали или давили походя?
Там, где кончалась роща, начинался подъем на холм, поросший колючими старыми деревьями и дурманом. Маленькие серые лишайники держали на себе рубиновые шарики, на которые мы не обращали внимания. Какое нам до них дело, если большие красные яблоки мы отрясаем с дерева, оставляя их гнить на земле.
- Если бы я была мужчиной, - сказала Летти, - я бы отправилась на Запад и стала бы свободной. Люблю свободу.
Она сняла шарф и позволила ему развеваться на ветру. Ее лицо раскраснелось от подъема. Локонами тоже играл ветер.
- Но ведь ты не мужчина, - сказал он, глядя на нее. В его словах чувствовалась горечь.
- Нет, - она рассмеялась. - А жаль, будь я мужчиной, таких дел натворила бы… о нет, лучше мне идти моим собственным путем!
- А разве ты не идешь своим собственным путем?
- О… мне мало того, что имею. Да, я иду своим путем, но я хочу, чтобы кто-то заставил меня свернуть с него.
Она откинула голову назад и посмотрела на него искоса, не поворачивая головы, смеясь. Они двинулись в Кеннелз. Она присела на край большого камня у водопада, опустила руки в воду, и теперь шевелила ими, как цветами в чистом пруду.
- Люблю смотреть в воду, - сказала она. - В воду, а не на воду, как Нарцисс. Ах, вот бы отправиться на Запад, иметь там собственное озерцо, плавать в нем и чувствовать себя свободной.
- Ты хорошо плаваешь? - спросил он.
- Неплохо.
- Я догоню тебя в твоем собственном озерце.
Она засмеялась, вытащила руки из воды и смотрела, как с них стекают чистые капли. Потом подняла голову, прислушиваясь к каким-то мыслям. Она взглянула через долину и увидела красные крыши фермы и мельницы.
- "…Ilion, Ilion Fatalis incestusque judex Et muluer peregrina vertit In pulverem…".
- Что это? - спросил он.
- Ничего.
- Здесь частное владение, - раздался вдруг тонкий голос, высокий, как крик чибиса-пигалицы. Мы с удивлением увидели высокого чернобородого мужчину, который нервно поглядывал в нашу сторону, находясь от нас в десяти ярдах.
- Правда? - спросила Летти, глядя на свои мокрые руки, которые она принялась вытирать носовым платком.
- Вы не должны были вторгаться сюда, - сказал мужчина все тем же голоском.
Он отвернулся, и его бледно-серые глаза зыркнули туда-сюда. Чуть осмелев, он снова посмотрел на нас. Потом двинулся прочь быстрыми шагами, склонив голову, поглядывая в сторону долины, так он одолел дюжину ярдов в другом направлении. Опять постоял и огляделся. Затем ушел в дом.
- Притворяется, будто кого-то высматривает, - сказала Летти, - а на самом деле боится, как бы не поняли, что он вышел посмотреть на нас. - Они с Джорджем рассмеялись.
Вдруг в дверях показалась женщина. У нее были такие же бледно-серые глаза, как у мужчины.
- Вы заработаете себе нефрит, сидя на мокром камне, - сказала она, обращаясь к Летти, которая с виноватым видом тут же встала.
- Уж я-то знаю, - продолжала женщина, - моя мама умерла от него.
- В самом деле? - тихо осведомилась Летти. - Мне очень жаль.
- Да, - продолжала женщина. - Поэтому вам надо быть осторожней. А вы с фермы Стрели-Милл, у вас ведь еще и мельница, да? - спросила она вдруг у Джорджа.
Он подтвердил, что, мол, да.
- И собираетесь покинуть это место?
Он и это подтвердил.
- А ведь мы могли быть соседями. Собачья жизнь - прозябать в одиночестве. Полагаю, вы знали тех, кто жил тут до нас?
Он снова утвердительно кивнул.
- Какой же грязнулей была предыдущая хозяйка. Вы, наверное, бывали у нее в гостях?
- Да, - сказала Летти, - я заходила к ней.
- Ужас! А теперь зайдите, полюбопытствуйте, увидите разницу.
Они заглянули из вежливости. Кухня действительно совершенно изменилась. Было очень чисто.
Красные покрывала на диване, на креслах как бы излучали тепло. К сожалению, впечатление портили зеленые и желтые салфеточки, а также бумажные и войлочные цветы. В трех вазах стояли войлочные цветы. А со стены свешивались бумажные зеленые и желтые цветы. Желтые розы, гвоздики, арумы, аронники, лилии и тюльпаны. Прикрепленные к стенам конверты были полны бумажных цветов. И это в то время, когда в роще было полно настоящих.
- Да, - сказала Летти, - разница есть.
Женщина была довольна. Она осмотрелась. Чернобородый мужчина глянул поверх газеты "Крисчен геральд" и уткнулся в нее снова. Женщина взяла трубку, которую он положил на каминную полку, и выдула из нее воображаемый пепел. Потом она принялась смахивать якобы появившуюся пыль на камине.
- Ну вот! - воскликнула она. - Я так и знала. Нельзя оставить его ни на секунду одного! Дерево вон еще не догорело, нужно было потыкать кочергой.
- Я только что положил полено между решеток, - оправдывался тонким голосом мужчина из-за газеты.
- Положил полено! - повторила она, схватив кочергу и стукнув ею по газете. - Рассказываешь тут сказки при людях.
Они потихоньку вышли из дома и поспешили прочь. Обернувшись, Летти увидела, что женщина глянула в дверь и смотрит им вслед. Летти рассмеялась. Он вытащил часы из кармана брюк. Была половина четвертого.
- Почему ты смотришь на часы? - спросила она.
- Мег должна прийти к нам на чай, - ответил он.
Она ничего не сказала, и они двинулись дальше. Когда они пришли к подножию холма и увидели мельницу, а рядом мельничный пруд, она сказала:
- Я не пойду с тобой… Мне нужно домой.
- Не пойдешь пить чай?! - воскликнул он, полный изумления. - Почему? Что скажут мои!
- Нет, не пойду… позволь мне сказать "прощай"… jamque Vale! Помнишь, как Эвридика провалилась обратно в ад?
- Но… - он запнулся, - тебе бы следовало прийти к нам на чай… что я им скажу? Почему ты не хочешь?
Она ответила ему по-латыни двумя строками из Вергилия. Она смотрела на него, и ей стало неловко за его беспомощность. И тогда она проговорила мягко и нежно:
- Это было бы некрасиво по отношению к Мег.
Он стоял и смотрел на нее. Его лицо было покрыто светло-коричневым загаром. Глаза казались темнее, чем обычно. Они смотрели на нее отчаянно и беспомощно. Она же ощущала сожаление. Ей хотелось плакать.
- Зайдем в лесок на несколько минут? - сказала она тихо.
Лес взметнулся ввысь. В нем было тепло. Повсюду росли незабудки, словно это Млечный путь простирался в ночи. Они свернули с тропинки туда, где росли колокольчики. Брели, топча цветы и папоротник-щитовник, пока не подошли к поваленному дубу посреди орешника.
Пурпурные гиацинты то клонились долу под собственной тяжестью, то стояли прямо, словно нескошенные колосья. Тяжелые пчелы летали среди пурпурных цветов. Они были пьяны от этого изобилия красок. Их жужжание отчетливо слышалось здесь, внизу, а наверху шумел ветер. Снование золотистых насекомых приносило удовлетворение душе. Розовый цветок лихниса поймал солнце и сиял от удовольствия. Вяз осыпал их градом свежих семян.
- Если бы здесь были еще фавны и дриады! - сказала она лукаво, повернувшись к нему, чтобы утешить. Она сняла кепку с его головы и взъерошила волосы, приговаривая: - Если бы ты был фавном, я бы надела на тебя гирлянду из роз, чтобы придать тебе вакхический вид. - Она положила руку ему на колено и посмотрела в небо. Его голубизна казалась бледно-зеленой на фоне пурпурной растительности на дереве. Облака вверху напоминали башни. Они легко и красиво неслись, подгоняемые ветром. Облака проплыли мимо, и небесное озеро очистилось.
- Смотри, - сказала она. - Сейчас мы опутаны сетью из зеленых бутонов. Ах, если бы мы были свободны, как ветер! Но я рада, что это не так. - Она вдруг повернулась и протянула ему руку, которую он тут же схватил в свои ладони. - Я рада, что мы в сетях. Если бы мы были свободны, как ветер… ах!
Она странно засмеялась коротким смешком, затаив дыхание.