Вокруг послышался одобрительный ропот. Здесь, очевидно, хорошо знали Нелли, здесь, в Друри-лэйн, было ее царство.
– Оставь в покое Нелли, если хочешь, чтобы твои кости были целы! – продолжал кричать носильщик.
Финеас не был трусом, и возражения только еще больше воодушевляли его. Я хотел остановить его, а теперь приходилось спасать его голову. Не сдобровать было этому чудаку перед дюжим носильщиком. В свою очередь я протолкался сквозь толпу как раз в то время, когда громадный кулак был занесен над слишком усердным, тщедушным проповедником морали. Я схватил за руку обозленного молодца, а он свирепо обернулся ко мне, прорычав:
– Что, он – тебе приятель, что ли?
– Вовсе нет, – ответил я, – но ты убьешь его.
– Пусть этот болван берет назад свои слова и прикусит себе язык! Убью его и отлично сделаю.
Дело принимало скверный оборот, и я один, конечно, не мог помешать насилию. Одна девушка из толпы напомнила мне о моей беспомощности, слегка тронув меня за раненую руку.
– Мало вам было драки? – сказала она.
– Ведь это – помешанный! – громко произнес я. – Кто будет обращать внимание на его слова?
Однако Финеас не пожелал принять мою защиту.
– Помешанный? Я! – завопил он, ударяя кулаком по Библии. – Узнаешь ты, кто помешанный, когда будешь корчиться в аду, а с тобою вместе эта… – и отвратительная брань снова посыпалась по адресу бедной Нелли.
Великан-носильщик не мог больше выдержать. Он отбросил меня в сторону прямо в объятья какой-то краснощекой цветочницы, со смехом обхватившей меня своими грубыми, красными руками. Выступив вперед, носильщик схватил тщедушного Финеаса за шиворот, поднял его в воздух и стал трясти, как собака – крысу. Не знаю, до чего дошло бы бешенство молодца, если бы из окна таверны "Петух и сорока" не послышался голос, от которого я вздрогнул всем телом.
– Эй, добрые люди! Послушайте, добрые люди! – сказал этот голос. – Пусть его ругается и проповедует. Не надо беспорядков в Лэйне. Идите-ка на работу, а если нет работы – идите пить, а вот это – на выпивку!
Пригоршни мелких монет полетели на головы толпы, и там тотчас же началась суматоха. Моя цветочница отпустила меня, чтобы не прозевать своей доли. Носильщик остановился, не выпуская из рук несчастного, истрепанного Финеаса, а я поднял взор к окну таверны.
Взглянув наверх, я увидел Сидарию – Нелл. Ее сияющие золотистые волосы были распущены по плечам; она протирала руками заспанные глаза, а белая батистовая кофточка была едва застегнута у ворота – Нелли была, очевидно, еще не одета. С тихим смехом она высунулась из окна, одной рукой защищая глаза от ярких солнечных лучей, а другой шаловливо погрозила необузданному проповеднику.
– Фи-фи! – кротко сказала она. – Зачем так нападать на бедную девушку, которая честно зарабатывает хлеб, часто подает нищим и к тому же хорошая протестантка? – Потом она обратилась к носильщику: – Отпусти его, если он еще жив. Пусть идет!
– Вы слышали, что он говорил о вас? – горячо начал носильщик.
– Ну да, я всегда слышу, что говорят про меня, – беззаботно ответила Нелли. – Пусти же его!
Носильщик неохотно выпустил свою добычу, и Финеас стал отряхиваться и переводить дух. Еще горсть монет посыпалась на носильщика, и тот двинулся с места, погрозив еще раз кулаком проповеднику.
Только тогда Нелли взглянула на меня, не сводившего с нее глаз, весело улыбнулась, и ее глаза радостно блеснули.
– С добрым утром! – крикнула она. – Да ведь это – Саймон, мой маленький Саймон из деревни! Пойди ко мне, Саймон! Нет, нет, погоди, я сама сойду к тебе. Иди вниз, в гостиную! Слышишь? Скорее!.. Я сойду к тебе мигом.
Видение исчезло, но я все еще стоял неподвижно, пока не услышал скрипучего голоса Финеаса Тэта.
– Кто эта женщина? – спросил он.
– Да это – сама Нелл Гвинт, – запинаясь, ответил я.
– Она – сама? – Он торжественно выпрямился, обнажил голову и сказал: – Благодарю Всевышнего, что Его святая воля привела эту заблудшую овцу на мой путь, дабы я мог обратить ее на путь истины! Благодарю Всевышнего!..
Прежде чем я мог ему помешать, Тэт перешел дорогу и быстро вошел в таверну. Мне не оставалось ничего иного, как только последовать за ним. Я сам не мог понять свои чувства. Только что накануне я твердо решил никогда больше не видеться и не говорить с Сидарией: я не мог забыть смешное и позорное положение, в которое меня поставило ее воспоминание обо мне. А теперь все мои твердые намерения рухнули от одного присутствия Нелл. Я последовал за Финеасом Тэтом под предлогом защитить ее от его грубостей, но в сущности потому, что не мог поступить иначе: каждый фибр моего существа, моя душа и сердце устремлялись навстречу Нелли при первом ее зове.
Когда я вошел, Финеас стоял посреди гостиной, перевертывая листы своей Библии, как бы отыскивая какой-то текст. Я прошел мимо него и прислонился к стене у окна.
Нелли вошла нарядно, хотя довольно небрежно, одетая. Ее лицо сияло улыбкой, и она смотрела на меня так непринужденно, как будто наша встреча была в порядке вещей. Увидав фигуру Финеаса, неподвижно стоявшего посреди комнаты, она невольно вскрикнула:
– Я ведь хотела быть наедине с Саймоном, с моим милым Саймоном!
– Наедине с ним? – подхватил Финеас. – А подумали ли вы о том времени, когда вы останетесь наедине с Господом Богом?
– Разве вы еще не кончили? – нетерпеливо спросила Нелли, подходя и садясь у стола. – Право, я думала, что вы уже все сказали на улице. Ну, я испорчена до мозга костей – и дело с концом.
Тэт подошел к столу и вытянул руку над ее головой. Положив подбородок на руки, она, насмешливо улыбаясь, смотрела на него.
– О, ты, которая живешь в открытом грехе, – начал он, но я сейчас же перебил его:
– Замолчите! Какое вам до этого дело?
– Пусть он говорит, – сказала Нелли.
И Тэт говорил и говорил – боюсь, что говорил правду.
Нелли слушала терпеливо, изредка встряхивая головой, как бы отгоняя надоедливое насекомое. Потом он упал на колени и стал горячо молиться. Кончив молитву, он устремил на молодую женщину пристальный взгляд. Она встретила его без всякого замешательства, дружелюбно. Тогда Тэт воскликнул:
– Дочь моя, ты все-таки не понимаешь? О, как зачерствело твое сердце! Молю Вседержителя, чтобы Он отверз твои очи и смягчил твое сердце. Да спасет Он твою грешную душу!
Нелли внимательно рассматривала свои розовые ногти.
– Не думаю, чтобы я была грешнее других, – сказала она. – Ступайте ко двору и проповедуйте там!
Лицо Финеаса приняло суровое выражение.
– Слово Божие будет услышано. Чаша переполнена, грех переступил всякие границы! Кто доживет – увидит.
– Очень возможно, – зевнула Нелли и лукаво взглянула на меня. – А что будет с Саймоном? – спросила она.
– С этим молодым человеком? У него честное лицо; если он будет хорошо выбирать друзей, то для него все будет благополучно.
– Я принадлежу к его друзьям, – промолвила Нелли.
Желал бы я видеть того, кто мог бы отказаться от такого признания.
– Твоего сердца не смягчит Господь! – сказал Финеас.
– Многие находят, что оно и так слишком мягко, – заметила Нелли.
– Мы еще увидимся, – сказал ей Финеас и, еще раз пристально взглянув на меня, вышел из комнаты, оставив нас одних.
Нелли облегченно вздохнула, вскочила с места и, подбежав ко мне, схватила меня за руки, после чего спросила:
– Ну, как дела в нашей деревне?
– Сударыня, – сказал я, освобождая свои руки и отодвигаясь, – здесь не деревня и вы – не та, которую я знал там…
– Да, но вы-то – тот самый, которого я знала там, и притом так хорошо!
– Зато вы не похожи на ту, которую знал я.
– Ну, не так непохожа, как вы думаете. Разве вы тоже собираетесь читать мне проповедь?
– Миледи, – холодно сказал я, – благодарю вас за воспоминание обо мне и за оказанную мне услугу; поверьте, я умею ценить ее, хотя и не могу ее принять.
– Не можете принять? – воскликнула Нелли. – Что такое? Вы не можете принять назначение?
– Нет, – сказал я, низко кланяясь.
Лицо красавицы выразило капризное разочарование.
– А что с вашей рукой? Как вы получили рану? Разве вы уже успели поссориться с кем-нибудь? – спросила она.
– Уже!
– Но с кем и почему?
– С лордом Кэрфордом, причиной же этой ссоры я не смею утруждать вас.
– Но если я желаю знать ее?
– Повинуюсь. Лорд Кэрфорд сказал, что мое назначение состоялось благодаря мисс Гвинт.
– Но ведь это – правда.
– Без сомнения, и все-таки я с ним дрался.
– За что же, если это – правда?
Я не ответил Нелли.
Она отошла и снова села у стола, глядя на меня смущенным взглядом, а затем застенчиво сказала:
– Я думала, это порадует вас, Саймон.
– Никогда в своей жизни я не был так горд и счастлив, как в тот день, когда получил это назначение… разве, может быть, лишь тогда, когда гулял с вами в Кинтонском парке. Но я не могу принять его и завтра пойду во дворец с отказом.
– Вы действительно намерены сделать это? – гневно крикнула Нелли. – И только потому, что оно идет от меня?
Опять я лишь мог поклониться в ответ, хотя в душе далеко не был доволен своей ролью в этой сцене.
– Лучше бы я не вспоминала о вас! – сердито сказала красавица.
– Я тоже предпочел бы забыть, – ответил я.
– Вы и забыли, иначе никогда не обходились бы так со мной.
– Это именно потому, что я не могу забыть.
– Не можете? – спросила Нелли, снова подходя ко мне. – Да, я верю, что забыть вы не могли. Да, Саймон, вы не забыли и не забудете никогда.