– Она ниже вашего высочества по положению. Вашей супругой могла быть… – Кэрфорд рассмеялся и добавил: – кого Бог даст.
– Хотя бы Анна Гайд! – воскликнул герцог. – Но я забыл: ведь эту вы наметили для себя.
– О, я всегда к услугам вашего высочества, – лукаво отозвался Кэрфорд.
Монмут рассмеялся. Должно быть, Кэрфорд получал немало, если спокойно выслушал этот смех, говоривший о нем то, что так любезно предложил Людовик мне.
– А мой отец очень рад, – продолжал герцог: – Кинтон уехала, но Керуайль осталась, а он так увлечен ею, что просил Нелли вернуться в Лондон сегодня же или завтра утром.
Оба рассмеялись: Монмут – над своим отцом, Кэрфорд – над своим королем.
– Что это такое? – вдруг насторожился герцог.
Его внимание было привлечено неосторожным восклицанием, вырвавшимся у меня при его словах; оно, хотя и слабо, но донеслось до их слуха. Я слышал, как звякнули их шпаги и шпоры, когда они вскочили. Я поспешил спрятаться за дом. К моему счастью, в эту минуту послышались другие шаги. Когда герцог и Кэрфорд подбежали к двери, в нее входил, должно быть, хозяин этой лачужки.
– Ах, это – рыбак! – сказал Кэрфорд. – Пойдемте, пусть он укажет нам ближний путь. Вы накормили лошадей?
– Да, милорд. Лошади накормлены и готовы, – ответил вошедший.
К своему большому облегчению, я услышал звук удалявшихся шагов. Я осторожно выглянул из-за дома и следил за ушедшими, пока они не скрылись из вида. Тело Джона Велла продолжало лежать на том же месте, и я не поцеремонился обыскать его, думая найти денег. Однако его кошелек оказался более пустым, чем мой собственный. Тогда я вошел в дом, чтобы поискать уже не денег, но пищи. Здесь счастье более благоприятствовало мне: я нашел полусъеденный пирог и кружку эля. Около них лежало, очевидно, оставленная герцогом золотая монета. Искушение было дьявольски сильно. Я ведь мог возвратить ее потом хозяину лачужки, а две гинеи было уже не то, что одна. Однако я оставил соблазнительную монету на месте и унес только пирог и эль, считая, что герцогская монета с избытком покроет нанесенный мною убыток.
Я быстро направился к месту, где оставил Барбару. Обойдя скалу, служившую ей прикрытием, я остановился в недоумении: ее убежище было пусто. Но вслед затем я увидел ее внизу, на берегу моря. Поставив на камень пирог и эль, я всмотрелся и понял, в чем дело: белые ножки мелькали среди набегавших на прибрежный песок волн. Чтобы не смутить своей спутницы, я отвернулся и хотел заняться приготовлением завтрака, но она окликнула меня, говоря, как приятна прохладная вода. Она была спокойна и весела: шляпа снята, и волосы свободно развевались по ветру. Я радовался ее хорошему настроению, но сам не мог разделить его, так как был измучен треволнениями этой ночи. В ожидании ее, я сел на камень и, положив голову на руки, задумался.
– Отчего вы так мрачны? – спросила девушка, подойдя ко мне.
– Как же иначе, мисс Барбара? – спросил я. – Наше положение не безопасно, и притом у нас нет ни одного пенса.
– Но от главной опасности мы избавились, – напомнила она.
– Да, в данную минуту.
– Ведь вас – то есть нас – не обвенчают сегодня! – рассмеялась она, но потом покраснела и отвернулась, вертя какой-то камешек в руках.
– С Божьей помощью от этого мы избавились.
– Если вам удастся достать денег, будем мы в Лондоне через два дня? – помолчав, спросила она.
– К сожалению, этот путь возьмет, по крайней мере, три дня, если мы не поедем, как король или герцог Монмут, – ответил я.
– Вам нет надобности, быть со мною все время. Проводите меня на дорогу и отправляйтесь, куда вам надо.
– За что мне такое наказание, – улыбнулся я.
– Вы были очень добры ко мне, Саймон. Вы рисковали своей жизнью и свободой, чтобы спасти меня.
– Кто же поступил бы иначе? К тому же я обещал вашему отцу охранять вас.
Девушка ничего не ответила на это, а я, желая предупредить ее о положении дел, рассказал ей все, что произошло в рыбачьей лачужке, умолчав только об угрозах Монмута по моему адресу. Я повторил ей слова герцога: "Чем так потерять ее, я бы лучше на ней женился", – и заявление Кэрфорда, что он "всегда к услугам его высочества" и в этом, как во всяком другом деле.
– Я думаю, что герцог говорил искренне, – закончил я, – он действительно по уши влюблен в вас.
– А вы хорошо знаете, что значит быть влюбленным, не правда ли?
– Без сомнения, – спокойно ответил я, хотя нашел лишним этот намек. – Итак, легко может случиться, что я со временем поцелую руку герцогине Монмут.
– Вы думаете, что я этого желаю? – спросила Барбара.
– Какая же женщина отказалась бы от такой чести?
– Я этого не желаю, – горячо крикнула она, топнув ножкой по песку. – Слышите, Саймон, я не хочу этого, его женой я не буду… Почему вы улыбаетесь? Вы не верите мне?
– Нельзя отказываться от того, что еще не предложено, – заметил я, хлебнув глоток эля из кружки.
Лицо Барбары вспыхнуло, а глаза сердито блеснули.
– Лучше бы вы не спасали меня! – гневно крикнула она.
– И нас обвенчали бы в Кале? – лукаво спросил я.
– Вы дерзки, Саймон! А все-таки женой герцога я не буду.
– И прекрасно! – сказал я, встав с места. – Нам нельзя идти в Дувр до наступления темноты. Что будем мы делать?
– Неужели придется провести здесь весь день? Так… вдвоем с вами?
– День провести придется, но можно провести его и не со мною. Я сойду вниз на берег и буду близко в случае надобности, а вы пока можете отдохнуть здесь на свободе, и притом совсем одна.
– Благодарю вас, Саймон! – неожиданно кротко поблагодарила она.
Я сошел на берег и растянулся там на теплом песке. Я очень утомился и не спал в течение полутора суток; поэтому я скоро закрыл глаза, положив около себя заряженный пистолет, и заснул спокойным сном…
Солнце стояло уже высоко, когда я проснулся, зевнул и распрямил свои отдохнувшие члены. Мне послышался какой-то шорох, и я схватился было за пистолет, но, оглянувшись, увидел только сидевшую недалеко от меня Барбару, которая задумчиво смотрела на море. Почувствовав мой взгляд, она оглянулась.
– Мне стало страшно там одной, – застенчиво сказала она.
– Увы, я, должно быть, храпел вместо того, чтобы быть на часах, – с сокрушенным видом воскликнул я.
– Нет, вы не храпели, – отозвалась она, – то есть в эти последние минуты, по крайней мере. Я только что подошла сюда. Я боюсь, что говорила не довольно дружелюбно с вами.
– Я об этом и не думал, – успокоил я ее.
– Вам это было безразлично?
Я встал и ответил ей церемонным поклоном: сон и отдых привели меня в хорошее расположение духа.
– Нет, – торжественно заявил я, – вы знаете, что я – ваш покорнейший слуга и принадлежу вам душой и телом. Все, чем я владею, ваше. Клянусь, я говорю истину. Смотрите! – Я вынул из кошелька драгоценную гинею и, преклонив колено, торжественно подал ее Барбаре на ладони руки. – Вот это – все, что я имею, и все это принадлежит вам.
– Мне? – переспросила она, глядя на блестящую монету.
– Безраздельно и от всей души.
Девушка осторожно взяла монету своими тонкими пальчиками и, прежде чем я понял, что она хочет сделать, высоко подняла ее над головой и бросила далеко от себя в голубые волны моря.
– Боже мой! – вскрикнул я.
– Ведь эта монета была моя? Я сделала с нею, что нашла нужным, – сказала Барбара.
Глава 18. Довольно глупая выходка
– Вот это чисто по-женски, – сказал я: – Как только женщина убедится, что вещь действительно принадлежит ей, она немедленно готова ее бросить.
С этим упреком я отвернулся от своей спутницы, отошел туда, где еще лежали остатки пирога, и стояла пустая кружка, и сел на камень. Барбара смотрела на то место, где скрылась в воде монета, и не обращала на меня никакого внимания.
Может быть, моя шутка была неуместна, а Барбара утомлена и расстроена, но все-таки это не должно было быть причиной к тому, чтобы бросать в воду мою последнюю гинею. Во всяком случае, за все, что я сделал для нее, я, право, не заслуживал такой выходки; она вывела меня из терпения.
День клонился к концу; я лежал теперь на песке, глядя на скалы пред собою, вспоминая прошлое, думая о будущем и время от времени снова досадуя на выходку Барбары. Я был готов служить ей, если это будет нужно, но идти навстречу ее новым капризам не имел никакого желания и решил держаться от нее подальше, и, казалось, она была очень довольна этим. Часа через два можно было уже направиться к Дувру.
– Саймон, мне хочется есть! – донесся до меня тихий, жалобный голос Барбары, такой слабый, что если бы он был действительно таков, как казался, то, конечно, его обладательница не могла бы стоять на ногах около меня, а лежала бы чуть живая на песке.
Сознавая это, я не обратил на него никакого внимания и продолжал лежать, как бревно.
– Саймон, мне очень хочется пить!
Я тихо поднялся и, раскланявшись, сказал:
– Там есть кусок пирога, но кружка пуста.
– Я не могу есть, не напившись, – пролепетала девушка.
– Мне не на что и негде купить питья.
– А воды? Нельзя ли достать воды, Саймон? Но, право, мне жаль затруднять вас.
– Я пойду к дому и постараюсь найти воды.
– Но это опасно.
– Вам ничего не грозит.
– А вам?
– Я сам хочу пить и все равно пошел бы за водой.
Барбара помолчала, а потом заявила:
– Не надо! Моя жажда прошла.
– Хотите пирога?
– Нет, голод тоже прошел.
Я молча опустился снова на песок.
– Я пройдусь немного, – сказала она.
– Пожалуйста, только не ходите далеко, это может быть опасно.